Выставка — ретроспектива инсталляций Ильи и Эмилии Кабаковых, проходящая в Red October Gallery, представляет собой просто квинтэссенцию современного выставочного пространства — симулякр симулякра симулякра: очевидно, законодательные и легитимирующие функции самого этого пространства настолько выросли, что им уже не требуется организующий их объект — лишь напоминание или какое-либо его обозначение — как в данном случае «плакаты и макеты об…». Как раз об этих самых инсталляциях Ильи Кабакова, которые имели место в 80-е — 90-е годы прошлого века и, если обобщить, в смысловом плане представляли собой попытку сформировать образ закрытого пространства СССР моделированием такового в форме инсталляций. Ведь последнее есть тоже не что иное, как модель, знак, замещающий выражаемое отсутствующее.
Этот вид искусства, предельно закрытый, а скорее, перекрытый, как кажется, личностью художника, воплощающего в нем свой взгляд и переживание мира, свой микрокосм из предметов и символов, которые составляют его и в который он нас погружает посредством текста. И здесь мы сталкиваемся с функцией пояснительного текста, берущего начало от теоретиков абстрактного искусства — Малевича и Кандинского, и являющегося непосредственным элементом выставочного пространства в современности. Причиной этого является сама природа искусства, играющего с привычными значениями и требующего к себе предисловия, вводящего эти новые термины, как фотография к журналу мод по Р.Барту, которое раскрывает свое «означаемое» только в пространстве текста. Поэтому можно сказать, что современное выставочное пространство есть локально оформленная стенгазета, освещающее множество точек искусства, соединяющая их посредством текста воедино: ведь каждый арт-объект претендует выступить микрокосмом с собственным языком, законами организации предметов и т.д. И только текст той культуры, в которой выставляется этот объект является мостом между адресатом и адресантом, и именно это лингвистическое приписывание ставит под вопрос необходимость самого арт-объекта, ведь его ценность как таковая уже мало основывается на художественных характеристиках — скорее на новых концептуальных находках и интерпретациях, а общее направление мысли, на которое должно наводить это произведение может быть сформировано только текстом.
Очевидно, подобной модели придерживались и кураторы данного проекта, создав пространство «псевдо-выставки», ценность которой задается не содержанием, эфемерным в данном случае и захватываемым фотоснимками, муляжами, а пространство художника И. Кабакова, отсылающее к его памяти, истории его произведений. Казалось бы, очевидная коннотация выставки как воплощенного художественного образа СССР, может быть и не настолько однозначной: мы становимся свидетелями скорее империи самого художника, сконструированной из оставшихся материализаций его «мыслей, образов об…». О цивилизации СССР, которой на протяжении всего своего творчества он воздвигал памятник, превратившийся в этой работе в памятник самому художнику, «цивилизация» которого, возможно, с закатом ее объекта подходит к концу, хотя отсутствие объекта — это, как оказалось, не повод «опускать занавес».
Ведь памятник СССР — это не более чем материализация его восприятия в представленных отголосках инсталляций, обозначенных лишь дескрипцией и макетом, неким образом отсылающих нас к некогда осуществленной деятельности художника за границами того, что он изображает, за границами СССР. Поэтому выставка так же находится за границами, но уже собственно самих инсталляций, которые нам позволяют самостоятельно конструировать в уме по имеющимся материалам и какому-то собственному «бэкграунду» наличествующей там эпохи, которая многим знакома в глубинной культурной памяти, но за границами которой мы сейчас находимся. Фотографии, описания, макеты, музыка советских времен, красные псевдофлаги и пустующие залы уже отшумевших времен. Наверное, выставочный зал современности именно таков — с наибольшей нагрузкой на самого зрителя, который сам все вынесет для себя, создав концепт из подручных тому или иному залу средств.
Следуя предшествующим заметкам, можно предположить, что это мероприятие является псевдовыставкой или выставкой нового формата, «симулякр симулякра симулякра», принимая во внимание, что инсталляция уже является симулякром. Он не нуждается ни в точке искусства, ни в реальности описываемого, если принимать саму выставку за текст: выставочное пространство — это место задания этих значимостей и определения предмета искусства, представляющего собой иллюзию. Наверное, особо выступает симулятивность самого объекта, когда таковыми являются ретроспективы перфомансов и инсталляций, протекающих в своей сути здесь-и-сейчас, а в рамках ретроспективы теряющих свою сущность и ценность, завязанную на художнике, отсутствие которого приводит в замешательство по поводу отсутствия, таким образом, ценности произведения, теряющего свою обозримую форму.
Такое же неудомение вызывает и это событие, если воспринимать его как выставку, но если брать во внимание структурное сходство пространства выставки и инсталляции, по крайней мере, в плане И. Кабакова и стиль его работ, который четко можно проследить по имеющимся в зале макетам, то можно предположить, что это стоит воспринимать как очередную тотальную инсталляцию художника, вмещающего в себя уже осуществленные работы в странном формате «стенгазет» — информационного табло СССР. Именно в плоскости этого произведения мы наталкиваемся на хрупкость современного искусства или, наоборот, его всемогущество: в смысле отсутствия четкой грани между искусственным и реальным: будучи внутри выставочного зала, ты воспринимаешь его реальность как «выставочный зал», но, только выйдя за его пределы, ты можешь понять, что это и есть арт-объект, не обозначенный текстом, им не ограниченный, поэтому не принятый за реальность «арт-объекта». Наверное, такова современность не выставочных залов, а самого языка, средства описания которого являются единственной возможностью задать границы реальности какого-либо объекта.
