Сирийские курды прожили более 40 лет под гнетом семьи Асад, и одной революцией это не исправить. Мышление партии «Баас» так глубоко въелось в их сознание, что люди перестали его замечать, продолжая жить по тем принципам, что насаждала им партия Башара Асада.
Так, если раньше в сирийских тюрьмах курдов пытали и убивали арабы, то сейчас с этим справляются и сами курды, причем неплохо. Раньше несогласных с внутренней политикой власти Асада вынуждали покинуть страну, сейчас точно также поступает PYD. Раньше, чтобы получить какую-либо должность, нужно было состоять в партии «Баас», сейчас же нельзя получить работу в любом государственном учреждении (начиная со школ), если человек не состоит в PYD.
Поэтому говорить о демократии в Рожаве еще очень рано. Люди здесь живут согласно своим традициям и обычаям, которые, мягко говоря, не соответствуют никаким понятиям о демократии. Да, мужчины очень много рассуждают о демократии на улице и в гостях, но у себя дома, как правило, устанавливают диктатуру. Курдское правительство пытается что-то с этим сделать, но пока безуспешно. Да, были запрещены многоженство, насилие в семье и браки с несовершеннолетними, но на практике богатые люди берут несколько жен, браки с несовершеннолетними совершаются тайно, а насилие в семье — это просто обычное дело из-за экономической зависимости женщин от мужчин. Я очень много времени провела среди курдянок. Все они признались мне, что могут пожаловаться в полицию когда мужья их избивают, но не делают этого.
«Какой в этом толк? – говорят они. – Ну арестуют его на несколько дней, а кто в это время будет кормить моих детей? А когда муж вернется из тюрьмы, то изобьет меня еще сильнее».
Сейчас СМИ много говорят о том, что женщина в Рожаве имеет те же права, что и мужчина, и приводят интервью женщин из женских отрядов самообороны. Отряды YPJ насчитывают несколько тысяч человек, в то время как сотни тысяч курдянок – это простые женщины, которые вышли замуж или хотят этого, так как для них это единственный способ реализоваться в восточном обществе. Эти сотни тысяч женщин живут по старым адатам в полной зависимости от мужчин, для которых такое положение вещей создает огромное искушение стать тираном. Но вы сами подумайте: неужели женщина должна служить в армии, чтобы иметь хоть какие-то права?
Права детей не защищены никак. В Рожаве, как и во всей Сирии, нет обязательного среднего образования, поэтому эксплуатация детского труда повсеместна. В каждой лавке, пекарне, мастерской есть мальчик в возрасте от 7 до 15 лет, который исполняет обязанности уборщика, подмастерья и официанта одновременно.
Начиная с 12 лет мальчиков и девочек уже вербуют в армию. С приходом к власти PYD ведется активная пропаганда философии демократического социализма. Здесь это называется идеологической подготовкой. Людям, которые никогда не учились в школе и не прочитали ни одной книги, рассказывают о Карле Марксе, общественной собственности и вреде институтов современного капитализма. Единственное, что простые люди запоминают после таких лекций, так это имя Абдуллы Оджалана. На мой взгляд, такие люди вступают в партию только из соображений получить какую-либо выгоду в будущем.
С образованными людьми тоже не все так просто: «При Асаде я была в партии «Баас» и отрицала социализм, – призналась мне директор одной из школ. – Сейчас я в партии PYD и отрицаю бога. Если наш район захватят исламисты, то я одену хиджаб и буду молиться пять раз в день, потому что мой муж пропал без вести два года назад, у меня на руках четверо детей, и я собираюсь выжить на этой войне».
Наиболее же податливыми к принятию новой идеологии оказались подростки. Они уходят служить в войска самообороны, искренне желая посвятить себя борьбе с радикальным исламом и капитализмом. Это же так романтично, не правда ли?
Сначала я как девушка сильно осуждала партию за такую политику. Но, пообщавшись с людьми, поняла, что это вынужденная мера, потому что люди не хотят воевать с ИГИЛ. У них жены, у них дети, у них есть работа – они не хотят умирать. А подростками легко манипулировать. И это очень удобно – подросток как военный через пять лет становится человеком, который ничего, кроме как воевать, делать не умеет, а значит, он навсегда становится зависимым от армии. Да, дети с оружием в руках — это очень страшно, но эта та цена, которую приходится платить курдам, чтобы выжить, сражаясь с ИГИЛ. И об этом ни они, ни Запад говорить не любят.
Во время праздника Курбан-байрам военным дают отпуска, чтобы те смогли навестить своих родных. Я была в гостях у курдской семьи, когда вернулся один из сыновей хозяйки дома. Парню 15 лет, он уже около шести месяцев проходит военную подготовку в лагерях YPG. Исхудавший, грязный и уставший, он вошел в комнату, полную гостей. Мать со слезами на глазах ушла стирать военную форму сына.
Она не в силах ничего изменить. Если родители против, подростки обычно просто сбегают из дома, будучи уверенными, что военные их не выдадут. Я лично знакома с такими. Именно поэтому мирные жители часто говорят, что военные воруют их детей.
Мать этого мальчика знает, что если запретить сыну служить в армии, она просто его никогда больше не увидит.
Я спросила юношу, почему он бросил школу и пошел служить в войска самообороны. «В школе было скучно», – просто ответил он. «А что в армии?» – спросила я. «А в армии я вожу машину и у меня есть автомат Калашникова».
Подростки используются везде: в отделениях сил безопасности («Асаиш»), на блок-постах и даже на линии фронта. Зимой, когда шли активные наступления, в лагере YPG я видела несколько десятков подростков в возрасте от 12 до 15 лет. Да, о них заботятся, у них такая увлекательная жизнь на войне, но понимают ли они, что делают? Некоторые подростки испытывают посттравматическое стрессовое расстройство. Одна семнадцатилетняя девушка призналась мне, что приехала на фронт, потому что желает умереть, чтобы не испытывать чувство вины, после того как при минометном обстреле погибли две ее близкие подруги, а она чудом осталась жива.
Должна сказать, мне встретилось очень много людей с признаками посттравматического стресса. Многие из них к армии не имеют никакого отношения, но, как и военным, никакая психологическая помощь им не оказывается. Это культура Ближнего Востока: обращаться к психотерапевту здесь очень стыдятся.
И возвращаясь к теме подростков, некоторые из них все же одумываются и хотят вернуться домой, но не всегда это так просто.
«Я сбежал из дома, потому что мои братья постоянно подтрунивали надо мной, – сказал шестнадцатилетний парень на одном из блок-постов. – В YPG я отслужил два года и сейчас очень хочу вернуться домой, но когда я сказал об этом начальству, мне пригрозили тюрьмой. Пожалуйста, расскажите мою историю».
Получается, что есть законодательная власть – система TEV-DEM, которая борется за соблюдение прав человека и разрабатывает законы (часто очень глупые), но все они действуют только тогда, когда не противоречат интересам военных. Можно сказать, что вся власть у военных родоплеменных советов, которые, кстати, продолжают сотрудничать с партией «Баас».
Я заметила, что все посты в министерстве образования, культуры, экономики, внешней политики получили люди, пострадавшие при власти Башара Асада. Эти люди сидели в тюрьме, их родственники были убиты. Эти люди убежденные социалисты, они образованы, и они действительно хотят изменить жизнь людей в Рожаве, но власти у них никакой нет. В то время как посты в службах безопасности, полиции, YPG занимают люди, которые сами когда-то были в «Баас». Их дети учатся заграницей, а родственники — влиятельные люди в правительстве Башара Асада. В их рабочих кабинетах висят портреты Оджалана, а когда заходишь к ним в дом, то видишь в каждой комнате портреты членов семьи Асад.
«Раньше я должен был судить людей по указке людей из спецслужб Башара Асада, – говорит один из действующих судей Рожавы. – Сейчас же ко мне приезжают командующие отрядами YPG и говорят, кого я должен посадить, а кого помиловать. И виновность или невиновность этих людей здесь совершенно не причем».
Впрочем, попасть в тюрьму не самое страшное, что может случиться. Шокирующей для меня оказалась история одного из мирных жителей Кобани, которого обвинили в незаконном хранении оружия. Тут нужно упомянуть, что 25 июня около 80 исламистов, переодетых в форму YPG, ворвались в город и жестоко расправились с мирными жителями – 251 человек погибло и 267 ранено. После этого в каждом доме есть оружие.
В сентябре неизвестные люди в военной форме вывезли обвиняемого в пригород, посадили в глубокую яму, держали двое суток без воды и еды, уговаривая его подорвать себя на одном из пропускных пунктов ИГ. «Ты все равно умрешь! – сказали ему. – Так не лучше ли тебе умереть с пользой для Рожавы?» К счастью, родственники этого человека смогли вовремя выкупить его у военных.
С недавнего времени агрессивному гонению подвергаются активисты различных политических партий. Собственно, активистов уже почти не осталось, все по тюрьмам или убиты.
«Нас было четверо братьев в семье, — говорит один из членов партии KDP (партия Масуда Барзани, правящая в Иракском Курдистане). – Двое были убиты во время ареста нашей семьи, третий погиб во время допроса в тюрьме. Родителей и меня еще долго таскали по разным тюрьмам. Наш дом разграбили и сожгли. Теперь мы собираемся покинуть страну».
Обычно членов KDP арестовывают за проведение партийных собраний. И это очень тревожный звонок, потому что даже при Башаре Асаде партийные собрания никто не запрещал.
Из-за такой внутренней политики очень много курдов покидает Рожаву. Те из них, кто не может уехать в Турцию или Европу, предпочитают вернуться на территорию, контролируемую Башаром Асадом. «Башар Асад – тиран, – признают они. – Но здесь нет будущего для наших детей. А на территории государственных сил наши дети хотя бы смогут после школы поступить в вуз».
При власти Асада курдским детям запрещали изучать курдский язык в школе, сейчас же им запрещают изучать арабский язык, что практически лишает их шанса получить аттестат зрелости, ведь все государственные экзамены в Сирии проходят на арабском языке. Еще одно убеждение, которое курды переняли у партии «Баас», это «кто не с нами, тот против нас», видимо, поэтому правительству не нужны образованные граждане, главное, чтобы они были верными.
Только в течение августа, после введения образовательной реформы, из кантона Африн выехало десять с половиной тысяч человек. Правительство запретило курдам выезжать в Турцию, но люди продолжают уезжать через территорию, контролируемую Сирийской свободной армией.
Я провела три месяца в Рожаве. Я честно пыталась найти кого-то из мирных жителей, кто рассказал бы мне что-то положительное о PYD. Еще этой зимой вера народа в партию была непоколебима, но в октябре я не встретила ни одного человека, кто бы еще не разочаровался в своем правительстве.
«Все они говорят одно и то же: что эта война для нашего блага, – сказал мне один курд-коммунист. – Сирийская свободная армия говорит, что они сражаются за свободу, исламисты говорят, что они сражаются за аллаха, руководство PYD говорит, что оно сражается за наши права. Но на самом деле все они сражаются за одно и то же – за власть и за нефть».
Мне удалось встретиться с несколькими идеологами «Рабочей партии Курдистана», которые очень много говорили, но почему-то избегали отвечать на мои вопросы. Все проявления военной диктатуры они оправдывают военным положением. Но после войны все изменится, говорят они. Очень хочется в это верить.
Перед отъездом я посетила частную музыкальную школу в Африне. Директор школы говорил о скором закрытии, так как в течение года все семьи его учеников собираются покинуть Сирию. Ребята очень уверенно исполнили для меня несколько произведений Моцарта, Баха и Бетховена. Тогда я подумала, что у курдов, безусловно, есть будущее, но вот будет ли оно у Рожавы?
Екатерина Шмидтке