Непрекращающийся кризис вокруг «брексита»: Интервью с Нилом Дэвидсоном
Эшли Смит
Эшли Смит – писатель-социалист и активист в Берлингтоне, Вермонте. На его счету множество статей, опубликованных в Truthout, International Socialist Review, Socialist Worker, ZNet, Jacobin и New Politics. В настоящее время работает над книгой «Социализм и Антиимпериализм» для Haymarket Books.
Нил Дэвидсон — шотландский историк-марксист.
Лето 2019
С лета 2016 года, когда большинство с незначительным перевесом поддержало выход из состава Европейского Союза в ходе общенационального референдума, британская политическая система была ввергнута в хаос. Правительство Консервативной партии, возглавляемое премьер-министром Терезой Мэй, вело переговоры с ЕС по поводу условий «брексита» с марта 2017 года, с тех пор, как была применена Статья 50 Лиссабонского договора, предоставляющая Великобритании два года, чтобы решить вопрос о выходе из Союза.
Пока Тереза Мэй пыталась достигнуть какого-либо соглашения с ЕС, все её три попытки заручиться поддержкой своих коллег консерваторов, не говоря уже о других членах парламента, провалились. Для решения этого вопроса, Евросоюз дал отсрочку до 31 октября. Однако это совсем не означало, что Мэй в дальнейшем сможет прийти к соглашению со своей партией и с Демократической юнионистской партией – северными ирландскими лоялистами, от которых зависило сохранение Тори у власти.
Из-за «брексита» раскололась и Лейбористская партия; её евроскептически настроенный лидер Джереми Корбин попытался балансировать между теми, кто поддерживает членство в ЕС как в Парламенте, так и среди лейбористов, и теми, кто поддерживает выход из ЕС.
В результате, британские политики, а также само государство и капитализм оказались в глубоком кризисе, конца которому не видно.
Эшли Смит (ЭС): Чтобы дать британскому правительству время прийти к соглашению и принять его в Парламенте, ЕС дало длительную отсрочку до Хэллоуина. Почему это случилось и какими будут последствиями такой долгой отсрочки?
Нил Дэвидсон (НД): Первая причина этой отсрочки – это неспособность Терезы Мэй и парламента проголосовать в поддержку хоть какого-нибудь плана. Сам Евросоюз разделен на тех, кто достаточно требователен в заключении сделки, и тех, кто более снисходителен в этом вопросе. Шестимесячная отсрочка – это своего рода компромисс между этими двумя лагерями– между лидером Германии Ангелой Меркель, которая готова дать больше времени чтобы прийти хоть какому-нибудь соглашению, и французским лидером Эммануэлем Макроном, который намного нетерпеливее в отношении решения «брекситского» кризиса.
Никто в Евросоюзе не хочет «жесткого брексита» или «брексита» без заключения договора вовсе. В то же время Германия и Франция, которые на деле управляют ЕС, хотят убедиться, что Британия не создаст прецедента, после которого многие страны тоже захотят выйти из альянса. Таким образом, им нужен договор, который будет достаточно болезненным для Великобритании, но не настолько чтобы навредить экономике самих членов Евросоюза.
Они надеются создать такое соглашение как «Норвегия+», которое позволило бы Великобритании остаться в Таможенном союзе, но потерять власть в решении вопросов касающихся других членов ЕС. В основном, они дают ей отсрочку чтобы разобраться в себе, прийти к соглашению и принять его в парламенте. Однако из-за глубоких разногласий между партиями консерваторов и лейбористов, не думаю, что им удастся разрешить этот вопрос до Хэллоуина.
ЭС: Большинство людей, в том числе и левые, полагают, что Евросоюз – это прогрессивное объединение. Для чего оно был основано и что лежит в основе его функционирования?
НД: ЕС развивалась на протяжении многих десятилетий после окончания Второй мировой войны (Я буду использовать формулировку Евросоюз, несмотря на то, какие у него были формации и какие названия он носил ранее). Его создали по 4 причинам. Во-первых, Франция хотела избежать ещё одной войны с Германией, подобной тем, что произошли между ними за последние 70 лет. Они хотели установить законы, которые отделяли бы экономическую конкуренцию от геополитической и военной. В этом заключена доля истины того, как с 1945 года ЕС удаётся сохранять мир.
Во-вторых, Соединенные Штаты желали видеть ЕС в качестве политического и экономического дополнения к своему военному альянсу НАТО. Это должно было демонстрировать тот факт, что ЕС никогда не был ровней США. По факту, Вашингтон помог создать его для того, чтобы экономически объединиться с Европой и взаимодействовать с ней в противовес России и её сателлитам в Восточной Европе. Это было частью плана Вашингтона в имперском проекте Холодной войны.
В-третьих, смыслом создания ЕС была цель избежать политики протекционизма внутри Европы. США, Германия и Франция считали такие ограничения в торговле одними из причин Великой депрессии. Таким образом, с самого начала, свободная торговля и глобализация были неотъемлемыми движущими силами в ЕС.
В-четвертых, Евросоюз сформировался во время послевоенного бума – самого большого бума в капиталистической истории – когда капиталам были необходимы выходы для инвестиций за пределами отдельных государств. Однако деколонизация означала: то, что было нормально до 1945 года, уже невозможно в Южном полушарии. Тогда ЕС послужил механизмом для того, чтобы это произошло в Восточной Европе.
Довольно иронично, что с учётом иллюзий левых о Евросоюзе его структура достаточно близко соответствует «межгосударственному федерализму», разработанному Фридрихом фон Хайком в 1939 году. Хайк, во многих аспектах интеллектуальный предтеча неолиберализма, предполагал, что экономическая активность в федералистической Европе должна регулироваться сводом неоспоримых правил под руководством группы независимых чиновников, без каких-либо выборных правительств и неразумных избирателей, встающих на пути.
Вот как на самом деле устроен Евросоюз. Институты, которые меньше всего демократичны – такие как Европейская комиссия, Европейский совет, Центральный банк и Европейский суд – имеют больше всего власти, в то время как Европейский парламент, который формально демократический, имеет её меньше всего.
Так что, по сути своей, ЕС абсолютно недемократическая организация. Он даже недемократичнее, чем любое нация-государство, из которых он состоит, включая Великобританию. Это было задумано для того, чтобы остановить социал-демократов от посягательства на движение капиталов в Европе. Для левых реформистов, таких как Джереми Корбин, структуры ЕС делают осуществление его программы в союзе практически невозможным.
Со временем ЕС становится полностью неолиберальным институтом. Вслед за окончанием послевоенного бума в 1970-х годах, он уничтожил всякое пространство, открытое для кейнсианской политики, принял неолиберализм и закрепил это в Маастрихтском договоре 1992 года. Это и делает программу «реформирования изнутри» невозможной на сегодняшний день.
После окончания Холодной войны с расширением Евросоюза продолжились и крайне неравные отношения между государствами-участниками. Германия была на верхушке наряду с Францией, Великобританией и Италией и так далее в таком порядке. Эти государства доминировали над более слабыми, такими как Греция, Португалия и другие в Восточной Европе. Этот кризис обнажил эти структурные неравенства. Германия приняла строгие меры в отношении более слабых государств и их экономики, ввергая такие страны, как, например, Греция, в депрессию.
Существует много других особенностей ЕС, которые доказывают его реакционную природу. Евросоюз – это крайне расистское формирование. Просто взгляните на то, как они запрещают въезд беженцам, тысячами оставляя их тонуть в Средиземноморье. И во многих отношениях, особенно в экономических и особенно с Югом, это империалистическая держава сама по себе.
Таким образом, ЕС – капиталистический институт, который не является ни демократическим, ни прогрессивным. В нём существуют некоторые основные законы, как права рабочих и экологические права, но все они как правило незначительны и зачастую слабее, чем, например, у отдельных государств-членов.
ЭС: Каким было основное мнение среди британских капиталистов по поводу членства ЕС?
НД: Британские капиталисты в целом всегда выступали в пользу Евросоюза. Они рассматривали его как замену их колониям, которые они использовали в качестве ключевых точек инвестирования. После того как они потеряли их, они обратили свой взор на ЕС как к новой площадке для инвестиций и торговли. На сегодня британские капиталисты выступают за то, чтобы остаться ЕС.
Здесь есть два исключения – две крайности, которые совсем не в духе капиталистов. Во-первых, многие среди мелких капиталистов тайно поддерживают «брексит». Они делают это потому, что на них негативно влияют положения ЕС в отношении здравоохранения, обеспечения безопасности и т.д. – то, что они меньше всего могут себе позволить. Это и формирует часть основы Партии Независимости Соединённого Королевства и консерваторов-«брекситистов».
Во-вторых, некоторые крупные финансовые капиталисты тоже выступают в пользу «брексита». Они, как правило, не располагаются в лондонском Сити и не настроены инвестировать в ЕС. Вместо этого они ориентированы на Азию, Соединенные Штаты и на Ближний Восток и не придают значимости ЕС. Но эти две крайности – диссидентские крылья капиталистического класса. Поэтому большая часть основной группы британских капиталистов в сфере финансов, обрабатывающей промышленности и услуг, хотят остаться в ЕС.
ЭС: Почему Консервативная партия, основная партия английского капитала, поддерживают «брексит»? И как позиционируют себя в этом вопросе лейбористы и их партийный лидер Джереми Корбин?
НД: Тори не действуют в интересах английского капитала, и эта халатность есть результат того, как развиваются партии правящего класса в неолибералистическую эпоху. Обычно капиталистические партии по крайней мере стараются управлять государствами в интересах капитала в целом.
Они должны разработать программу не в интересах того или иного сектора капитала. Как рассуждал Адам Смит в книге «Богатство Наций», на самой заре системы, не капиталисты, а капиталистические партии, должны управлять государством, так как частные капиталисты склонны преследовать лишь свои эгоистичные интересы. Они не думают о коллективных интересах капитала в целом.
Вот почему, как утверждал Маркс и многие другие, капиталистические классы, их партии и их государства как правило, полуавтономные. Это изменилось при неолиберализме в Великобритании. При Маргарет Тэтчер, Консервативная партия и определенная часть капитала – финансового капитала – стали ближе, а это начало подрывать способность партии представлять британский капитал в целом.
Более того, даже со времен Тэтчер лидеры Тори постепенно утратили способности думать, разработывая программы для решения проблем. Они перерабатывали одни и те же идеи на протяжении четырёх десятилетий. Кроме того, с момента восстания против подушного налога в конце 1980-х годов, они не сталкивались с настоящей оппозицией со стороны организованных рабочих, социальных движений или даже Лейбористской партии, которая полностью приняла и привела в исполнение неолиберализм, пока Корбин не стал её лидером.
Мировой экономический кризис изменил всё. Неолиберализм перестал обеспечивать капиталистов, так отчаянно нуждающихся в решениях, позволяющих восстановить уровень прибыли. Однако Тори были не способны никак с этим справиться и в результате произошло три события.
Первое, как я уже упомянул ранее, капиталистический класс раскололся, на мелких буржуа и маленький сектор финансового капитала, решивших призывать к выходу из ЕС, хотя это и не в главных интересах их класса.
Второе, руководство Консервативной партии начало осуждать ЕС, чтобы отбиться от вызова со стороны правых, от националистической и фанатичной Партии Независимости Соединённого Королевства (UKIP). Эта партия получила голоса и места в Парламенте за счет призыва к «брекситу» и резкой критики в сторону мигрантов и мусульман. Тогдашний премьер-министр консерваторов Дэвид Кэмерон перенял много риторики от UKIP для малого электорального прироста.
Но он не продумал до конца, как повлияет на общую ситуацию критика ЕС и иммигрантов, которую они использовали в целях сплочения своей базы и привлечения голосовать за консерваторов. Это привело Кэмерона к полному противоречию, когда пришло время голосовать за «брексит». До этого оскорбив ЕС, он всё же поддержал референдум в пользу того, чтобы остаться.
Третье, многие тори некомпетентны, идеологически управляемы и неспособны продумать до конца все последствия своих слов и политических предложений. Это признак снижения качества правящего класса – глобальное явление, но наиболее оно остро проявляется в Соединённом Королевстве из-за исторических причин. Таким образом, у нас в наличии: град противоречий по поводу ЕС в капиталистическом кругу, глубокое недовольство неолиберальной политикой жесткой экономии в британском обществе, идеологическое сумасшествие и политическая некомпетентность в партии консерваторов.
В этом смысле, Кэмерон принял идиотское решение. После почти провального референдума в пользу независимости Шотландии, который напугал британскую столицу, вдобавок он безрассудно решил устроить другой референдум по «брекситу». Сложно поверить, но он полагал, что сможет победить в голосовании против выхода из ЕС и оттеснить UKIP, хотя он критиковал Евросоюз годами как ответственного за проблемы в стране.
Результат мы знаем. Люди, недовольные условиями в Великобритании, проголосовали за выход. Мелкие буржуа так проголосовали в пользу своих интересов, из-за расистского презрения к иммигрантам и за британские националистические фантазии. Некоторые из рабочего класса повелись на эти суждения. В то же время рабочие проголосовали за «брексит» как способ выразить своё оппозиционное отношение к неолиберализму и жесткой экономией, которые ассоциируются у них с ЕС.
С другой стороны, капиталисты в целом поддержали идею остаться в ЕС. Остальные из профессионального среднего класса и хорошо оплачиваемых рабочих в таких местах как Лондон, Эдинбург, и Манчестер проголосовали за то, чтобы остаться в ЕС из антирасистских соображений. Однако, они так же поддались идеологическим фантазиями, что ЕС –прогрессивное, антирасистское и проиммигрантское объединение.
Корбин и Лейбористская партия были пойманы на противоречии. Корбин держит позицию Тони Бенна и остальных, кто долго противостоял ЕС как капиталистическому образованию. Но он знает, что большинство членов парламента против «брексита», и их состав были расколот на тех, кто «за» выход и кто «против». В результате, партия в умеренной форме поддерживает пребывание в ЕС.
ЭС: Правильно ли я понимаю, что провал Мэй в заключении сделки по «брекситу» и долгая отсрочка скорее всего ускорят и всеобщие выборы, и битву за лидерство в Консервативной партии? Что произойдет с ними на выборах? Что будет происходить у лейбористов, когда Корбин одновременно окажется под серьёзным давлением обоих лагерей «за» и «против»?
НД: Большинство здравомыслящих людей из Консервативной партии не хотят отсрочки «брексита», так как обеспокоены, что это спровоцирует всеобщие выборы, в которых они потерпят одно из крупнейших поражений в своей истории, и они знают, что так и случится.
Зачастую отмечается, что это худший кризис, который претерпела Консервативная партия со времен отмены Хлебных законов в 1846 году, устанавливавших тарифы на ввозимое зерно. По факту, то, что происходит сейчас, хуже. По крайней мере в 1846 году было ясно какими были две позиции: меньшинство Тори были за отмену, большинство – против. В этом же случае, нет ни одного дальновидного лидера в партии, который имел хоть малейшее понятие о том, как вытащить буржуазию из того беспорядка, который они устроили.
Многие консерваторы сейчас говорят, что они – не просто Партия брексита, что они поддерживают много других идей. Это признак того, что они осознают, что их позиция по «брекситу» является разрушительной. И их неудача с «брекситом» будет хорошей новостью для нас.
Но главная электоральная оппозиция, лейбористы, тоже глубоко расколоты. Последователи Блэра, те, кто за то, чтобы остаться в ЕС, начали безжалостную критику Корбина. Они обвинили его в антисемитизме и осудили его за нетерпимость. Их попытки выставить Корбина антисемитом и их голословные утверждения, будто в Лейбористской партии сильно распространена юдофобия, конечно же, абсурдны. Они намеренно выдают поддержку Корбиным прав палестинцев за антисемитизм. Обвинение в том, что в лейбористах много антисемитов, просто несправедливо. Конечно, они есть в партии, но их мало. С апреля прошлого года было выдвинуто более 673 обвинений в антисемитизме. На сегодня даже если все из них были удовлетворены – и 227 были бы уже отброшены из-за нехватки доказательств или потому, что обвиняемые были оправданы – это около 0,36 процентов от текущей численности партии в 525,000 человек. Наверное, ни для кого не новость, что антисемиты, как правило, не вступают в левые социально-демократические партии.
Тем не менее, сторонники Блэра, которые составляют большинство в парламентской фракции, ослабили позиции Корбина этими нападками. Они будут делать всё, чтобы избавиться от него. Так, лейбористы основательно расколоты и им будет сложно разработать программу для предстоящих всеобщих выборов.
Пока две ведущие партии глубоко расколоты, другие партии в наилучшем политическом положении: две евроскептические партии, UKIP и новая Партия Брексита Найджела Фаража, с понятными и чёткими программами. С другой стороны, существует множество партий поддерживающих ЕС, включая Шотландскую национальную партию, Партию зелёных и либерал-демократов, и в результате все они также получать поддержку на любых всеобщих выборах.
ЭС: Какие движущие силы стоят за толчком к следующему голосованию по «брекситу»? Какие классы и социальные силы стоят за этим? Будет ли он и какими могут быть примерные результаты?
НД: Главные «спонсоры» нового голосования по «брекситу» и те, кто за то, чтобы остаться в ЕС, в основном, являются выходцами из крупных капиталистических кругов, профессионального среднего класса и категорий высокооплачиваемых рабочих. И у каждого из них своё видение Евросоюза. Буржуазия хочет остаться или же обеспечить более щадящий выход для своих же классовых интересов и неолиберального проекта.
И проводят они это, прячась за спинами среднего и рабочего класса, которые убеждены, что ЕС – это прогрессивный антирасистский институт. Объединив усилия, 23 марта они вышли на массовую, по подсчётам организаторов, миллионную, демонстрацию в Лондоне. К сожалению, она была инициирована и проведена последователями Блэра Алистером Кэмпбеллом и консерватором Майклом Хезелтайном, которые защищают интересы капитала.
В ответ на эту попытку настоять на новом референдуме, Корбин пытается сохранять умышленную неопределенность своих взглядов. Мнение левых по поводу референдума о том, стоит ли оставаться в ЕС, расходится. Многие ультралевые полагают, что это будет катастрофой и что это лишь усугубит их разногласия.
Корбин, очевидно, хочет заключить сделку «Норвегия+», самого щадящего возможного «брексита». Но он довольно уклончив в ответ на вопрос будет ли он выдвигать это предложение на всенародное голосование.
Леволиберальная пресса, как The Guardian, поддерживает новое голосование и заявляет, что большинство за то, чтобы остаться в ЕС. Это может быть правдой, но если это и большинство, то с незначительным перевесом. Если ещё один референдум получит отличный от предыдущего голосования результат, это будет трагедией. Это ничего не решит и только усугубит разногласия и ужесточит их у обеих сторон.
Я полагаю, если лейбористы победят на всеобщих выборах, то в формировании правительства они всё ещё будут рассчитывать на поддержку зелёных и в особенности на Шотландскую партию независимости. И это создаст расхлждение во взглядах на Евросоюз. Другими словами, нет другого легкого политического выхода из кризиса, который спровоцировал «брексит» в британском государстве, его капиталистическом классе, Консерваторской партии и многочисленных противоборствующих партиях.
ЭС: Как борьба за «брексит» повлияет на ЕС?
НД: Как я и говорил ранее, ЕС придерживается двух мнений по поводу «брексита». С одной стороны, они хотят проучить Великобританию сполна и припугнуть остальных на случай, если тоже захотят выйти. И у них это получается, ведь даже партии и правительства правого крыла, которые в основном против иммигрантов, отказались от планов по выходу из ЕС, потому что не хотят разделить судьбу Великобритании.
С другой стороны, ЕС не хочет быть столь карательной силой и принуждать к «жесткому брекситу» без заключения сделки, что повлияет и на их экономику. Так что, они стараются заключить с Британией сделку «Норвегия+». Они предпочли бы этот исход, потому что «брексит» без сделки приведёт к многочисленным проблемам.
Тем не менее, они не желают делать много уступок Британии, что во всяком случае поставит под угрозу их неолиберальный проект. Долгая история разочарования ЕС в Великобритании, когда британские политики долго обсуждали вступление в ЕС, даёт о себе знать. Некоторые европейские государства особенно жёстко относятся к Великобритании, в особенности Франция, чей лидер де Голль критиковал её за слишком тесные отношения с США.
Таким образом, они позволят Великобритании выйти, но на условиях, которые сохранят проект ЕС и отпугнут других членов от намерения последовать её примеру.
ЭС: Что это всё значит для неолиберальной программы глобализации свободной торговли?
НД: «Брексит» – это признак того, что неолиберализм слабеет как режим накопления или, возможно, подходит к концу не только в Европе, но и во всём мире. Начинает возрождаться протекционизм. Что-то из этого простая риторика, однако конфликт между США и Китаем – предвестник грядущих событий. Думаю, что мы вероятно переходим в новую фазу капитализма.
Этот переход будет длиться продолжительное время. Вспомните кризис 1929 года; лишь после окончания Второй мировой войны государственный капитализм и социал-демократия преодолели Великую депрессию. Или вспомните сам переход к неолиберализму. В поздние 1970-е правящий класс сначала сформулировал свою стратегию, но само её закрепление во всей мировой системе заняло одно-два десятилетия. Таким образом, это займет некоторое время, чтобы заменить неолиберализм новой стратегией.
Я не уверен, каким будет этот новый режим, и мне не понятен какой спектр альтернатив у капитализма сейчас. Мы не получим реальной замены ему ещё десятилетие или два. На данный момент, вы видите, что правящие классы восстанавливают такие старые стратегии из 30-х, как, например, тарифы.
В основе глобализации, которая началась в 1945 году и в конечном счёте привела к неолиберализму, лежат региональные объединения. ЕС – одно из таких, и Китай стремится в тому же. Так что, шаблоны только начинают формироваться.
В Европе мы также можем наблюдать движение к протекционизму в экономически наименее развитых странах. Они могут попытаться и сделать это без выхода из ЕС путем национализации, которая будет хотя бы временной. Если они попытаются пойти дальше, то они столкнуться с сильным противоборством со стороны лидирующих держав, как Германия и Франция.
Но это всё спекуляции. Главное – это то, что «брексит» – это сигнал того, что неолиберализм изжил себя как режим накопления. Капиталисты и их правительства обязаны придумать альтернативу в ближайшие годы.
ЭС: В конце концов кажется, что левые радикалы расколоты, в смятении и не способны повлиять на кризис «брексита». Есть какие-нибудь признаки перемены этой ситуации? Насколько революционно настроенной должна быть левая оппозиция?
НД: В этом вопросе британские политики сейчас слишком противоречивы. С одной стороны, имеет место непрекращающийся кризис вокруг «брексита», в который левые радикалы ещё не выяснили как вмешаться. С другой стороны, есть признаки надежды, в особенности Восстание против вымирания, которое на несколько дней перекрыло движение в центре Лондона и Эдинбурга, когда многие молодые люди были арестованы.
Эта акция пришла с волной массовый протестов и школьных забастовок против климатических изменений. То были самые крупные акции после антивоенных протестов в 2000-х. Но они отличаются от тех протестов и более ранних. Молодёжь, большинство которой далеко от традиционных партий и левых организаций, является инициатором этих демонстраций.
Антивоенные протесты не случились бы без Социалистической рабочей партии, которая инициировала их с помощью коалиции «Останови войну». Кампании в Шотландии против подушного налога в поздние 1980-е не случились бы без активистов из «Милитанта» (крайне левое движение Лейбористской партии, действует с 70-х гг. – прим. переводчика). На сегодняшний день, протесты не организуются и не проводятся левыми группировками.
Это означает, что мы подходим к концу определенного пути построения революционной организации и их отношений с социальными и рабочими движениями. Мы пробовали этот метод на протяжении полувека, но безуспешно. Это одна из причин почему идеи Карла Каутского понемногу возвращаются, и очевидно, что мы должны обыграть это по-другому, потому что 1917 год в России не может повторится у нас.
Сейчас вопрос заключается в том, как это сделать. Мы нуждаемся в интеллектуальной ясности по поводу того, что делать в первую очередь. Похоже, что подход британских интернациональных социалистов в начале 1960-х – это то, что нам нужно сегодня. Их насчитывалось около 500 человек, у них был настоящий анализ динамики системы, и он был открытым, плавным, и больше «Люксембургианским», чем «Ленинским». Так что, нам нужны подобные революционные организации.
В таких движениях необходимо собрать людей, которые согласны и готовы работать сообща, несмотря на принадлежность к другим организациям, у которых схожие точки зрения. И всё это, чтобы выдвинуть свои требования левому правительству, если оно придёт к власти. Это классическая тактика единого фронта, и было бы легче это провести в Шотландии, чем в Великобритании. Но мы обязаны работать вместе над тем, в чем наши взгляды схожи – противоборство жёсткой экономии, свобода передвижения, широкая демократия, безопасность и развитие всеобщего благополучия для народа нашей страны.
Мы должны закончить наконец процесс построения партии, который был начат в 1960-е. Мы в новой фазе, где образуются новые движения. Конечно же, есть сходство с прошлым, и так будет до тех пор, пока существует капитализм; но левые должны оставить свои ожидания лучшего «завтра», которые будут в точности такими же как «вчера» и «позавчера».
Происходят всё новые и новые события наподобие борьбы против изменения климата. И самое интересное то, как эти новые движения используют методы борьбы рабочего класса. Просто взгляните на то, как экологические активисты, Международная женская забастовка и группы за борьбу прав иммигрантов используют забастовки в качестве способа продвигать свои требования.
Это интересно, потому что это означает, что методы рабочего класса по организации борьбы эволюционируют по мере развития движения. Это происходит взаимозависимо с осознанием людей, что забастовки – способ хоть как-то повлиять на происходящее. Исходя из этого, мы должны найти выход, создать новые революционные организации и партии, чтобы бороться за преобразование системы в социализм.
Перевод с английского Алины Клочковой
Источник: New Politics, 67 выпуск, стр. 30-38 / New Politics Vol. XVII No. 3,
Whole Number 67
Печатается с сокращениями.
