Олег Лукошин – писатель, попавший в прошлом году в шорт-лист премии «Национальный бестселлер», автор повести-комикса «Капитализм». Он пишет жесткую политизированную прозу, не состоит ни в какой партии, но называет себя коммунистом и не стесняется в выражениях, говоря о ситуации в России или о собратьях по цеху. О литературе и политике специально для Рабкор.ру с писателем поговорил Дмитрий Райдер.
Многие критики и журналисты пишут о возвращении социальной литературы, возникла даже мода на социальную прозу. Каковы, на ваш взгляд, причины этой моды?
На самом деле социальность из литературы никуда не уходила, из отечественной – уж точно. Разве можно вспомнить хоть одного русскоязычного автора, который не писал бы о несправедливости? Даже у самых декадентствующих рифмоплетов Серебряного века и крестьяне неграмотные промелькнут, и рабочие угнетенные, и мысли о переменах проклюнутся. Сейчас же термин «социальная литература» выступает скорее как эвфемизм для «протестной литературы». Говорим «социальная» – подразумеваем «протестная». Я не думаю, что прямо уж какая-то такая мода на это появилась, по крайней мере, в издательском мире ее точно нет – «протест», «социальность», как и все остальное, что «грузит», продать сложно. Совсем уж обостренно-социальных авторов, кстати говоря, у нас тоже немного. Скорее, это журналистско-критический тренд. Почему он актуализировался в последнее время, вышел на передний план – вполне понятно.Россия семимильными шагами движется если и не к гибели, то к какому-то сверхабсурдному состоянию, когда начинают теряться самые элементарные координаты существования. По старинке от писателей ждут каких-то ответов, какого-то осмысления – ну, в это хочется верить – вот только дают ли они их? Я бы даже сказал так: в состоянии ли они их дать? Сильно сомневаюсь.
Кто из коллег вам близок? С кем из них вы бы пошли в разведку?
Интересного писателя всегда можно определить по особой неврастеничной ауре, которая исходит от его произведений. В моем поколении я бы назвал двух авторов, у которых эта аура особо сильна, почти как у меня: это Елена Одинокова и Владимир Лорченков. Лорченков в особых представлениях не нуждается, он и несколько премий успел отхватить, и кучу книг выпустил. Если бы писал пореже и больше внимания уделял не настроению и ритмике текста, а продуманности сюжетов, то цены бы ему не было. А то пока его излишне захватывают необязательные эмоции. Елена Одинокова только подходит к порогу известности: недавно ее рассказ «Жених» вошел в шорт-лист премии имени Казакова и немало шороха там наделал. У нее, в силу тематики, большие трудности с публикациями – она пишет о гомиках, нациках, всевозможных фриках, пишет без оглядки на какие бы то ни было критерии и нормы, но при этом у ее прозы поразительная энергетика. Было время, когда меня почти буквально тошнило от ее текстов, но потом я странным образом попал под их обаяние и сейчас ценю их очень высоко. Но в разведку я бы все равно с ними не пошел, потому что, между нами говоря, писатели – это больные люди, рабы бесчисленных комплексов, и доверять им никогда нельзя.
Ваше отношение к критикам? Читаете ли рецензии на свои произведения? Вызывают ли они у вас раздражение или, наоборот, радость?
К критикам я отношусь нежно, хоть и невысокого о них мнения. Меня все радует, что обо мне пишут – в любой тональности и выражениях. Я почему-то до сих пор не потерял вот это детское удивление: надо же, такой взрослый и серьезный дяденька, а столько часов читал мою повесть и даже не поленился о ней высказаться в письменной форме! В любом случае это дорогого стоит, надо ценить внимание людей. Да и плохой рекламы не бывает. Рецензии, отзывы, просто упоминания – все обязательно мониторю и читаю. Каждый день набираю в Яндексе свое имя, с внутренним трепетом открываю новые ссылки, расстраиваюсь, если больше трех дней обо мне никто нигде не упоминает. По секрету скажу вам, что тем же самым занимаются все без исключения писатели: попробуйте написать в блоге фамилию кого-нибудь из них – он через пятнадцать минут там появится. Я же говорю – больные, дико самовлюбленные люди.
Читаете таких популярных у молодежи авторов, как Ирвин Уэлш, Чак Паланик или Брет Истон Эллис? Ваше отношение к такого рода прозе?
Читаю, но за новинками осознанно не слежу. К Паланику и Эллису отношусь с большим уважением, к Уэлшу – с меньшим. У него все же больше трепотни, а не смыслов. Вообще же я очень люблю авторов, которые серьезное внимание уделяют конструкции произведений, как тот же Паланик с Эллисом. Идея о произведении как о некоем геометрическом построении мне очень близка. Тексты с «двойным дном», с какими-то вывертами в форме – если, конечно, все это оправдано замыслом – это круто!
Вы пишете довольно жесткую и злую прозу. Это злость только на общество или же она экзистенциальная? Несовершенно общество или мир и сам человек?
Безусловно, это экзистенциальная злость. Несовершенен мир, несовершенен и жалок человек. Кто мы такие? Животные. Животными были, животными и останемся. Я прекрасно понимаю Джонатана Свифта, который сошел с ума от раздумий о телесной ничтожности человека и, увидев свою любимую женщину писающей, потрясенно вскрикивал: «Целия мочится! Целия мочится!» Впрочем, с писающими женщинами я еще могу смириться, а вот смириться с тем, что мне не объяснили правила игры, я никак не могу. Даже скорее с тем, что никаких правил вовсе нет. Из бессмысленности пришел, в бессмысленность уйдешь – ну и к чему все это?.. Мудрые люди прошлого, задававшиеся теми же вопросами, за тысячелетия создали достаточный инструментарий, чтобы заслонить человечество пеленой иллюзий – искусство то же, политика, семейная жизнь. В общем и целом они работают, заслоняют, но прорывов все равно не избежать. Наверное, для того, чтобы сделать людей счастливыми, особенно таких беспокойных, как я, надо в раннем детстве делать им лоботомию или сращивать с кибернетикой, чтобы свести к нулю уровень рефлексии.
В ваших текстах часто встречаются отсылки к рок-музыке. Как повлияла она на ваше мировоззрение? В вашей «хардроковой» повести «Судьба барабанщика» рок-музыканты – часть альтернативной советской реальности: их награждают, зарубежные рокеры выступают перед комсомольцами и неформалами и т.п. Что это: просто ироничная постмодернистская игра или ваша мечта?
Я старый рок-фанат и весь соткан из рока. В детские годы даже играл в школьной рок-группе на бас-гитаре. Правда, недолго и плохо. И все же я стараюсь просто так, без цели и смысла, не тащить в собственные тексты названия любимых групп. Я вот еще футбол очень люблю, но пока не придумал произведение, куда бы он органично входил, хоть и хочу. Рок в «Судьбе барабанщика» – часть концепции, он призван создать там особую энергетику. Помимо того, что он – непосредственный элемент фабулы. Я, кстати, не уверен, что энергетика эта, как и концепция в целом, будут близки и понятны большинству российских читателей. О «Судьбе барабанщика», в отличие от «Капитализма», мнений я слышал мало. Хотелось бы побольше, потому что я эту вещь чрезвычайно люблю и считаю ее своей безусловной удачей. Это, конечно же, постмодернистская игра, мечтать о таком развитии событий в действительности никому не стоит. Потому что уже домечтались – Медведев вот недавно с Макаревичем и прочими рок-деятелями встречался, выглядело это, мягко говоря, как-то не очень.
Что позитивного, а что негативного, на ваш взгляд, было в советском опыте?
Позитивное, безусловно, то, что советское государство работало на интересы простого человека. Кто бы там что ни говорил. Вот я часто слышу реплику, особенно в интернет-дискуссиях, что-то вроде: «А вот что бы ты, краснопузый, сказал, если бы тебя или твоих родственников в 37-м изверг Сталин отправил на Колыму или расстрелял в лубянских застенках?» Да вот ничего бы я не сказал, потому что ни один мой родственник, даже самый дальний, от советского режима не пострадал. Ни один! Потому что они были простые люди, рабочие и крестьяне, советская власть была их властью. При этом в моем роду не было ни одного коммуниста. Но в идее, в прекрасной идее о государстве равных людей, в котором нет места частной собственности, а значит корысти и гнили, никто из них не сомневался. Все прошлые и нынешние ненавистники советского режима – это люди с ограниченной мыслительной базой, которым просто не дано впустить в себя идею, которая выше и шире их ничтожных и убогих личностей. Негативное? Ну, пожалуй, это создание из компартии Престижного Клуба, куда после хрущевского ревизионистского демарша потянулись карьеристы, которые при любом режиме найдутся. В конце концов коммунистическая верхушка прогнила и с легкостью допустила в страну врага. При этом Личности, которая остановила бы сползание в бездну, уже не нашлось. Я категорически не верю, что Советский Союз был обречен, что какие-то объективные исторические законы его развалили. Все зависело от конкретных личностей. Сделали бы в 85-м генсеком не Горбачева, а Романова – и жили бы мы до сих пор в Союзе. Я не хочу отыскивать нечто негативное в самом жизненном укладе той эпохи, здесь слишком просто сбиться на примитивную узколобость. Вот гопники у тебя деньги отобрали – значит, Союз не заслуживал права на существование и все такое. Между прочим, наши либералы именно в таком ключе и рассуждают – переведя образ страны в историю отдельных личностных поражений, их собственных.
Поэт Маяковский писал в автобиографии: «Моя революция. Пошел в Смольный. Работал. Все, что приходилось». Прозаик Лукошин пошел бы или пойдет? Или позднее – в Окна РОСТА?
В Кремль точно не пойду, ни к нынешней бандитской власти, ни к справедливой коммунистической. Не буду говорить высоких фраз о том, что «это не писательское дело» и все такое прочее. Очень даже возможно, что писательское. Но я угрюмый мизантроп, абсолютный интроверт, а там ведь с людьми надо работать, прислушиваться к ним, с пониманием относиться. Увы, это не по мне.
Ваш «Капитализм» – это повесть-комикс, или, если воспользоваться старинным русским словом, лубок. Хотели бы вы, чтобы ее экранизировали, например, сняли по ней революционное агитационное аниме? Вообще, как вы относитесь к агиткам, считаете ли ваши «Капитализм» и «Коммунизм» агитационным искусством?
Вы очень точно наметили фронт работ для кинематографистов. Именно аниме! Не киноэкранизация, не что-то другое – а только аниме. Уверен, получилось бы здорово. К агиткам, если они сделаны с тем мастерством, которое позволяет говорить о них как об искусстве, я отношусь чрезвычайно положительно. Но считать собственный «Капитализм», а уж тем более «Коммунизм», в котором все гораздо неоднозначнее, в полном смысле слова агитками не могу. Мне кажется, я оставляю там читателям свободную территорию для того, чтобы они могли отстраниться от идеологии и воспринимать эти вещи просто как литературные произведения, а не политическую обработку мозгов.
Повесть «Капитализм» заканчивается радостными словами главного героя: «Новый мир будем строить! Свободный, справедливый! Господи, какая же жизнь сейчас начнется!» Ну а вы сами как-то представляете себе этот «новый мир»?
Если пунктирно, то есть три вещи, три установления, не поломав которые, человечество не сможет создать гармоничное общество. Это государство, религия и национальность. Я понимаю, что на определенном этапе, во времена глухой дикости, эти институты служили человеку оберегающими факторами. Но для того, чтобы вступить в Прекрасное Будущее, человечеству необходимо совершить перезагрузку, потому что сейчас они – атавизм, тормозящий его развитие.
