Как родилось название группы? Как сочетаются между собой slaughter и 2017?
Оно родилось из музыки, которую мы играем. Хотелось чего-то злого и «политичного». Огромное влияние оказала известная история про Марвина Химайера, разрушившего своим бульдозером капиталистическую индустрию целого небольшого американского города. Мы посвятили ему песню. Роман Камынин из таких же людей… В общем название группы говорит о том, что когда произойдет новая революция, жизнь богатых не будет легкой и беззаботной.
Что выпустила сейчас группа, и каковы ваши будущие планы?
7 ноября вышел новый альбом «Завтра принадлежит нам!». Хочу выразить благодарность всем музыкантам-бойцам, которые записали треки с нами. Примеров участия такого количества «пассионариев» в записи одного альбома и вспомнить-то сложно. А сейчас в наших планах новый тур и запись новых песен.
Считаете ли вы свою музыку политической? Насколько это важно для членов группы?
Да, наша музыка безусловно политическая.Никто из нас не состоит в партиях и движениях, мы не станем подписываться под какими-либо программами против других программ, но мы на 100% разделяем ценности интернационализма и борьбы против эксплуататоров. Нам неинтересно петь о чем-либо еще.
Почему вы играете именно хардкор – исходя из личных вкусов, или потому, что это дает вам возможность выразить содержание песен? Сотрудничаете ли вы с «идейно близкими» представителями других направлений – хип-хоп, ска, и другими? Возможно ли сейчас если не политическое, то хотя бы культурное «юнити»?
Да, мы играем то, что играем, исходя исключительно из личных музыкальных предпочтений. Другое дело, что мы не любим стилистических ограничений. Аранжировки, несмотря на единство звучания, различаются – это уже обусловлено содержанием той или иной песни. В общем, нам повезло, я считаю, – наши убеждения органично находят выражение в музыке. Хочется думать, что с нашим появлением автономная сцена стала разнообразнее.
Что касается творческого сотрудничества – да, оно творится уже сейчас, и новый релиз – одно из подтверждений тому. С нами записались хардкорщики, гранжеры, рэперы, ойщики и даже один исполнитель анархо-шансона – яркие и интересные представители своих стилей. Тот факт, что почти все они – активисты, дает надежду, что и политическое взаимодействие здоровых левых сил не за горами. Но нас все-таки очень немного, конечно.
Вы обращаетесь к Брехту, Эрнсту Бушу и Маяковскому. Как сочетается это с вашей музыкой?
Наверное о сочетании лучше судить слушателям… А Брехт и Маяковский – я думаю, мы просто не могли не обратиться к их поэтическому наследию. Кроме того, что их стихи вдохновляли на классовую войну миллионы пролетариев, они еще были несомненными новаторами своей «кухни». Скромно замечу, что мы стремимся к тому же.
Занимаетесь ли вы гражданским, политическим, рабочим активизмом? Насколько это важно и обязательно для членов группы?
Это вопрос экзистенциального характера… Отвечая «да, обязательно», ты как бы обязываешь художника «идти до конца». Насколько это продуктивно для творчества каждого музыканта, художника, писателя? Я не знаю. Скажем так – для себя я нахожу это естественным и органичным, я иду на акции. Но мне трудно брать на себя ответственность предписывать это каждому, кто занимается социально-критичным творчеством. Хотя, конечно, есть коллективы, состоящие сплошь из активистов, это очень здорово.
Легко ли быть «левым хардкорщиком» в современной России? Сталкивались ли вы с прессингом властей и нацистов?
Я думаю, буквально у каждой группы на подпольной сцене в России нашлось бы, что рассказать о своем опыте «общения» с силами зла и убожества. В нашем случае тоже не нужно далеко ходить за примерами: 6 декабря в Москве менты накрыли концерт, на котором планировалась наша презентация. Никаких явных запретительных мер – просто в клубе, в помещении в центре Москвы аккурат перед выступлением «выключился свет». В Москве стало обычной практикой срывать концерты в подобной «бархатной» манере: то в помещении «заложена бомба», то хозяин помещения, получив звонок из околотка, слетает с темы… На моей памяти в одной Москве за 2009 год подобный случай третий или четвертый. Тесное сотрудничество наци и ментов тут на поверхности. Конечно, кто-то своевременно информирует людей в форме. Есть и по другим городам известные примеры, уже с применением силовых методов.
В Украине тоже не везде без проблем: в Харькове мы шли на концерт, неся в гитарных кофрах предметы, имеющие не самое прямое отношение к музыке. Все обошлось, к счастью.
Как прошел ваш киевский концерт? Понравился ли клуб с необычным для Киева названием «Ленин»?
Понравилось все, начиная от названия! Место, конечно, очень кошерное! По сравнению с мажорными площадками выигрыш несомненен, дело осталось только за нормальной аппаратурой.
Недостаток был в том, что в Киеве, где имеется необычная для, скажем, Москвы возможность проводить беспалевные открытые концерты, реально можно было бы видеть больше народа. Ну да в следующий раз, думаю, времени для организации будет больше. А отдача от публики очень порадовала.
Как вам песня «Slaughter» Билли Престона в «Бесславных ублюдках»? Ее заказали Тарантино московские антифа?
Музыкальное сопровождение в фильмах Тарантино – одна из ключевых частей картин. «Slaughter», по-моему, вполне соответствует духу «Бесславных Ублюдков». Навряд ли она могла бы стать гимном антифа, но если есть пример хорошего трека с названием «Slaughter», почему бы нам не написать трек с таким названием и посвятить ее нацистам? Неплохая идея.
Мог бы ты сравнить между собой музыкальную андеграундную сцену антифа и нацистов? Кто из них собирает больше людей? Растет ли популярность нацистских групп?
Правой музыки предостаточно, конечно, но то, что в ней заслуживает внимания – либо коммерциализировано, либо на издыхании. В любом случае, вопрос о численности – не ключевой. Проблема в сплоченности сцены, и здесь фашисты безусловно проигрывают. У них нет той взаимоподдержки и солидарности как на антифашистской сцене, и это неудивительно.
Кто и за что критикует Slaughter2017?
Вкусы у всех разные, стереотипы схожие. Текст и позиция политической группы часто интереснее, чем музыка. Для многих является странным наш марксистский вектор.
Что представляет собой сейчас леворадикальная музыкальная сцена России? Есть мнение, что она в целом ориентирована на узкие субкультурные группы молодежи? Верно ли это? А если верно, то когда ваша музыка сможет стать музыкой масс?
Сцена очень небольшая. Но проблема тут не только в субкультурщине. Противодействие со стороны «органов» и ультраправых – известный факт. Закрытые концерты, трудно доступная информация о группах, зачастую известная лишь «своим» – это необходимая мера безопасности, которая, конечно, затрудняет распространение музыки и идей за пределами закрытой сцены.
Другое дело, что не нужно и переоценивать значение музыки и вообще «левой культуры». Как говорится в одной из песен группы Crowd Control, «революция не начнется после концерта». В том, что завтра принадлежит всем нам – я не сомневаюсь. Значение автономной сцены с точки зрения той культурной работы, которую она проделывает уже сегодня, живя вне логики капиталистического рынка по принципу DIY, нельзя отрицать.
Как вы считаете, в какой момент музыка субкультуры могла бы стать музыкой масс? Что для этого нужно?
Я не думаю, что такое когда-либо произойдет. Подлинно антисистемная музыка обречена оставаться частью культуры активного борющегося меньшинства. Когда «массы», большинство людей выйдут на улицы, т.е. совершат то, к чему без устали призывают с закрытой, мало кому известной DIY-сцены, то это будет означать, что «песни протеста» утратили свое значение, и революция начинается уже не в музыке, а в действительной жизни. Если слова, звучащие сегодня с этой сцены, чего-то стоят, то музыканты (мы то есть) будут не орать со сцены, как рокеры в демократическом 91-м году, а пойдут туда, в гущу событий, к тысячам таких же как они. Ибо я считаю, что «настоящая» революция интереснее всех концертов, вместе взятых.
