В самом сердце Полесья, среди песков и болот, стоит Каменное село. Серые, в зеленых мхах, валуны разбросаны по бескрайнему лесу. Здесь есть камни размером с сельскую хату, а есть размером поменьше, как сарай или хлев. О Каменном Селе сложена легенда, которую травят появившимся здесь недавно туристам. Его жители будто бы не дали хлеба Даждьбогу, явившемуся им в облике нищего старца. И в отместку он превратил дома в огромные валуны. Самый большой из них зовут Камнем бога.
Нацистский путч в Москве показал всю убогость радикального русского национализма. То, от чего европейские крайне правые давно отказались, наши правые радикалы поднимают на щит. В то время, как во Франции Серж Аюб, культовая фигура французской крайне правой, призывает своих сторонников «войти в профсоюзы, чтобы взорвать систему» и вернуть достоинство нации, русские ультраправые выдвигают совершенно фантастический лозунг «Россия для русских!»
19 февраля будущего года исполнится 150 лет со дня отмены крепостного права в России. Вряд ли стоит ожидать пышных государственных торжеств по этому случаю. Правящие круги отнюдь не заинтересованы в том, чтобы привлекать общественное внимание к революционной тематике, даже если речь идет о трусливой и непоследовательной «революции сверху». Широкое обсуждение исторического сюжета полуторавековой давности может вызвать крайне неприятные для власть имущих и неожиданно злободневные вопросы.
Как и любая пиар-акция, погром на Манежной площади преследовал очень простые цели: привлечь к себе внимание и спровоцировать общественную дискуссию именно по тем вопросам, которые были поставлены устроителями мероприятия. Технология проста и отработана. Ею всегда пользовались и правые, и левые, и либералы, и нацисты, и антиглобалисты, и черносотенцы. Насилие - мощнейший пиар-инструмент, оно автоматически выводит вашу новость в информационный топ.
В Киеве, в центре Визуальной культуры Киево-Могилянской Академии готовится к открытию выставка фотографий Евгении Белорусец. Она называется «Гоголевская, 32» и посвящена одному дому в самом центре украинской столицы. В 2006 году, работая в ежедневной газете, я опубликовал там репортаж об этом склепе, заселенном живыми людьми. Казалось, что время остановилось в нем еще в пятидесятых. Местные жители подпирали палками падающие на них потолки и старались не провалится вниз сквозь зияющие дыры.
Почему-то мне нравится формат парадоксального мышления. Я, например, убежден, что человек не летает не потому, что у нет крыльев, а, наоборот, у него нет крыльев потому, что он не летает. Вполне солидарен и с теми учеными, которые полагают, что Китайская стена была построена не от набегов, а, скорее, от побегов! Но более всего мне нравится мысль о том, что не человек произошел от обезьяны. А все случилось строго наоборот.
Двадцать первый век становится подростком, заканчивается его десятый год. Кончаются нулевые годы, когда двадцать первый век еще только утверждался в истории и сознании людей, которым поначалу так трудно было назвать «прошлым» свое родное двадцатое столетие. Нынешний век перевалит через свой переходный возраст лет через восемь, тогда ко мне в аудиторию и придут студенты, для которых XX век и впрямь прошлый.
«С определенного периода в нашей политической жизни стали появляться симптомы застоя, возникла угроза превращения стабильности в фактор стагнации», - сказал недавно президент.
«Можно проехать через всю Америку, от побережья до побережья, и не встретить ни одного места, где проголосовали бы за демократов», - заявлял в свое время правоконсервативный американский публицист Патрик Бьюкенен. Глядя на карту голосования на нынешних выборах в Конгресс в разрезе округов можно убедиться, что это актуально и сегодня.
«Журналистика умерла, а мы пытаемся играть в нее так, как будто она на подъеме. Пытаемся взбодрить жаркими ласками девушку, а она уже давно бабушка, к тому же мертвая…» – написал мне мой старый друг и коллега, благодаря содействию которого в свое время я стал журналистом. И я его понимаю. Он пришел в журналистику во время […]
15 ноября в Москве сотрудниками центра «Э» были арестованы участники арт-группы «Война» Олег Воротников и Леонид Николаев. Их этапировали в Питер и поместили в следственный изолятор «Кресты». Поводом к аресту послужили нашумевшие перформансы группы «Х.. в плену у ФСБ!» и «Дворцовый переворот». «Войне» инкриминируют «хулиганство, совершенное по мотивам ненависти или вражды по отношению к социальной группе» (под которой, видимо, понимаются сотрудники милиции). За это акционистам «светит» срок до 5 лет.
В самом конце октября я в составе небольшого московского десанта ездил в Тверь. Существование этого города всегда было для меня загадкой. Ведь располагаясь между двумя столицами, он по всей логике российской сверхцентрализации давно должен был стать пригородом обеих. Зачем, казалось бы, учиться или работать в Твери, если под рукой совсем другие возможности и цели?
Увидев в новостных лентах сообщение о том, что Никита Михалков написал “Манифест просвещенного консерватизма”, я очень обрадовалась. «Кто-нибудь обязательно напишет ему ответ», - вот на что я надеялась. Но те, кто мог бы ему ответить, молчат.
17 ноября истек срок ультиматума, который предъявили властям участники митинга за отставку Анатолия Сердюкова. Фантазии интернет-пользователей простирались очень далеко - от десантников, загоняющих ОМОН обратно в автобусы, до них же, идущих на Кремль. В этот день действительно произошла попытка военного переворота. На Мадагаскаре. А вот обитатели рунета и иностранные журналисты, предрекавшие нечто подобное в России, оказались обмануты в своих лучших (или худших?) ожиданиях.
В среду улицы Лондона принадлежали студентам. От 30 до 52 тысяч студентов и преподавателей на автобусах и поездах съехались в Лондон из Шотландии и Уэльса, Ньюкасла и Шеффилда. Утренние пробки, рассосавшись, выплеснули тысячи молодых людей, настроенных «весело и гневно одновременно».
Если в России произойдет смена власти, то случится это не в результате народной революции, подлинной или «оранжевого» окраса. Не в результате военного переворота. И уж тем более не по итогам выборов (про последний вариант можно было бы, впрочем, и не вспоминать). Единственная форма, в которой может произойти у нас нечто подобное, - это бюрократический переворот. Ведь только на первый взгляд кажется, будто замена одних чиновников другими - дело чисто техническое, административное. На самом деле это и есть политика. Единственная политика, которая у нас возможна.