Митинг 10 декабря мог не состояться. Во всяком случае, в том виде массовой манифестации, которую мы наблюдали. У власти было достаточно возможностей превратить сходку нескольких сотен человек в очередное побоище на площади Революции. Она не захотела этого сделать. И анализ этого нежелания есть предмет особых размышлений, которым, по всей видимости, немногие предаются. Просто потому, что дела нет до кремлевских мотивов? Или время не пришло? Вот я, например, до сих пор не могу осмыслить происшедшего. И вовсе не потому, что имею мало политического опыта или сильно ограничен интеллектуальными способностями. Поэтому мои соображения будут носить, скорее, характер заметок.
Почему не отменили? Почему предоставили Болотную площадь и позволили тиражировать по ящику объявления, тем самым вселяя в людей уверенность в безопасности и рекламируя акцию? Разве можно это свести к резкому оттоку капитала из России, начавшемуся во вторник, 6 декабря? Никак властная элита сильно обременена собственностью, и обвал акций на рынке больно отзывается в душе высокопоставленных чиновников (не думаю, чтобы соображения об уязвимости бюджета играли бльшую роль). Однако такое соображение настолько необычно для нас, что трудно на нем остановиться. Ведь дестабилизация, случись она, будет еще более неприятна для чиновников-олигархов. Вот, уже пресса невероятно осмелела.
А быть может, в Кремле, где сидят умные люди (Сурков, в частности, что бы о нем ни говорили на Болотной или на политических кухнях-тусовках), почувствовали, что котел перегрет, пора выпускать пар? Но, почувствовав свою силу, оппозиция будет только наращивать давление. Однако, если ощущения кремлевских режиссеров верны, то и запрет не дал бы ничего хорошего – похоже число людей, готовых получить дубинкой по ребрам и посидеть 15 суток в изоляторе, только растет.И это означает, что следовало бы перейти к более решительным репрессиям, наподобие тех, которые в свое время обрушились на нацболов. Впрочем, побывав на Болотной, я увидел, что поколение молодых все-таки подросло, и это означает, что найдутся горячие головы, которых не сломишь и серьезными сроками. А общество постепенно приходило бы в негодование.
Жестокость власти – свидетельство ее слабости, брутальности, обыденности. В России власть сакральна. И лишь пока сакральна – власть. Падение коммунизма в СССР началось задолго до крушения СССР. Ключевым моментом стало «разоблачение культа личности». Удар, нанесенный по сакральной фигуре Сталина, ударил и по действующей власти. Хрущев стал персонажем бесчисленных анекдотов, Брежнев последовал за ним на тучные поля фольклора. Падение режима стало неизбежным, и стоило Горбачеву приступить к реформам, как цепная реакция саморазрушения разнесла в клочья и КПСС, и советскую власть, и великую империю.
Медведев выставил себя на посмешище, согласившись на рокировку. Но Медведев – действующий президент, символ власти. Как только выяснилось, что он не всамделишный, самому институту президентства был нанесен сокрушительный удар. Теперь недавнему «национальному лидеру» предстоит занять игрушечное кресло. Это народное переживание Кремль не сумел просчитать, потому что оно является продуктом глубоко подсознательных импликаций, не артикулировалось никем. Разве что Павловским, который и был окончательно изгнан из команды за свои несанкционированные ламентации.
Рокировки ждали многие – одни с мечтаниями, другие со страхом. Но большинство считало ее само собой разумеющейся. И, казалось, ничего не изменится, или изменится в сторону нового всплеска популярности власти. Потрясение стало заметно уже на следующий день. Разочарование коснулось даже многих из тех, кто плоть от плоти этого режима – чиновников разного ранга. Они стали отшатываться от «Единой России» и искать ей альтернативы. Тот факт, что альтернативы так и не нашлось, и не только для чиновников, но и для интеллигенции, для множества бизнесменов, которых достала эта власть, привел к тому голосованию, которое окончательно сокрушило путинскую сакральность. На Чистые пруды вышли тысячи людей – не в пример еще недавним митингам на Триумфальной площади. Плотину прорвало.
И тут я хочу сказать похвальное слово «триумфаторам». Я не являюсь поклонником ни Лимонова, ни Немцова, однако справедливо отдать им должное. Именно упорство несогласных день за днем разрушало узы неверия в бесперспективность протеста. В конечном итоге, эти люди старались не для себя – их популярность сегодня меньше, чем популярность новых лиц. Вот, например, даже для спазматически ненавидящей национализм Ахеджаковой Навальный, изгнанный из ЯБЛОКА за национализм, становится народным героем. И отсутствуя на митинге, виртуально Навальный оставался главным действующим лицом на Болотной.
И напротив, хотел бы сказать слова осуждения в адрес главного демиурга нынешней политической системы. Пытаясь нанизать на ниточки всех действующих лиц и оставить на политическом поле исключительно марионеток, Сурков игнорировал давно известную и хорошо описанную в России истину, что отсутствие каналов вертикальной мобильности для активных и самостоятельных людей ведет к социальному взрыву. Десакрализация власти – это и его продукт. Тот же Немцов или Рыжков с Касьяновым вкупе прекрасно чувствовали себя на властных вершинах при режимах, ничуть не более симпатичных, чем нынешний. Они вряд ли учреждали бы Партию народной свободы или таскались по митингам, имей они по-прежнему хотя бы двухпроцентный доступ в структуры власти. И это касается тысяч активных несогласных по всей стране.
Теперь спусковой крючок сработал. Что бы ни делала администрация, рост протеста будет набирать силу. Если, разумеется, не крутой вираж, на который все еще способен Путин. Но маневр, который у него остался, спасительный для него лично и для его команды, смертельно опасен для страны. И если нынешние вершители судеб будут рассчитывать на такую же медленную эрозию режима, как во времена советской власти, то они жестоко поплатятся за свою беспечность. У режима Путина нет за плечами десятилетий парализующего страха, вынесенного народом из времен сталинщины. Нет у него и идеологической инерции, оставленной Сталиным и сохраняющейся отчасти и по сей день. Потому что у него нет никакой идеологии. А государства на насилии держатся недолго. Как известно, на штыках неудобно сидеть. И за постсоветское время выросло целое поколение активных людей, среди которых немало отчаянных авантюристов – как раз таких, какие делают революции. И никакими «нашими» с их сталью в глазах и барабанами в детских ручонках не остановить рост народного сопротивления. Кремлевская ласка выходит из моды, и бабла на всех не хватит, да и бабло многим уже по барабану.
Сегодня очевидно уже – власть проиграла эти выборы. Не юридически. И даже не политически – в конце концов, все рычаги управления по-прежнему в ее руках. Она проиграла морально. И этот проигрыш, самый тяжелый из всех проигрышей, необратим. Его нельзя отыграть в суде. Обратный отсчет для режима пошел.