Слово политика в древней Греции означало – дела города-полиса, то есть управление делами социума. В широком смысле политика – это не только текущие управленческие решения, но и выработка принципов и механизма их принятия. В этом смысле левая политика 150 лет была политикой создания альтернативных моделей социуму в противовес формуле Гегеля – «Все действительное – разумно, все разумное действительно».
Левые изначально были альтернативистами и направлением среди реформаторов, отличавшихся от либералов в основном скоростью проведения реформ и их размахом. Если либералы соглашались ввести всеобщее избирательное право постепенно, то социалисты требовали его безотлагательно. Даже в вопросе о государстве либералы, анархисты, социалисты и коммунисты были единодушны, что этого Левиафана надо ликвидировать, и расхождения между ними сводились в основном к вопросу как и когда.
Изначально левые лишь наиболее радикальное крыло реформаторов, или как они сами себя определяли – наиболее последовательные и бескомпромиссные реформаторы, без всякого opportunity и possibility.
Но с конца 1980-ых в СССР пресса стала называть левыми тех, кого до перестройки именовала правыми. Отчасти пресса и те, кто за ней стояли, были правы – прорабы перестройки и демократы усомнились в разумности существующего порядка и призывали его реформировать, и не по возможности, а радикально, и тем укладывались в критерий левизны. Многие рядовые участники бархатных революций искренне считали себя левыми и революционерами, свергающими ненавистные режимы, а в случае с Чаушеску все было как в книжках – революционно и драматично.Левые, которые не поступились принципами, называли этих «левых» контрреволюционерами, в чем по меркам «короткой» истории были правы, но по линии философии (историософии) грешили против истины.
Прорабов перестройки правильнее было классифицировать как реакционеров, а «не поступившиеся принципами» на это пойти не могли. Во-первых, наступление глобальной реакции в 90-х еще не было столь очевидно, – все говорили о социальном государстве, то есть о социализме, но в других терминах. Во-вторых, такое признание не только разрушало все базовые воззрения этих левых о социальном прогрессе, смене формаций, классовой борьбе как стержне истории и другие, но и влекло ответственность за реальную политику. На ревизию формационной схемы и подселение в нее азиатского способа производства или государственного капитализма, левые еще могли пойти, но признать правоту прогноза Троцкого о буржуазно-бюрократической реставрации в СССР или мнение Джиласа о бюрократии как третьем классе, – было уже выше их сил.
Тем, кто не обременен предрассудками идеологии или грехами реальной политики традиционных левых, страдающих «вечным» вопросом оценки Сталина, не сложно признать очевидный факт повсеместной ликвидации социалистического, точнее – социального государства, и поискать объяснение этим процессам вне парадигм истмата.
Но традиционные левые, во всяком случае, в бывшем СССР, на это не решаются, и в итоге их левая политика стала консервативной. Все, что они могут предложить обществу – это спасти и сохранить от прожорливых реформаторов, именуемых ими неолибералами, остатки социального государства. Это определяет и весь спектр их деятельности – от лозунга «Защитим социальные завоевания» до культивирования «левой» среды. Тем самым они обрекают себя на оборону, а это в стратегическом плане, по мнению военных, близко к поражению. Ни «красные» футбольные фанклубы, ни рок-концерты под красным флагом не могут заменить отсутствие цельной концепции социальных реформ, которой у этих левых нет. Впрочем, и модерные формы политпросвета, не так новы, как кажется, – красный Спортинтер уже был.
Традиционные левые заняли нишу консерваторов в политике и реформ не предлагают. Отсюда одна из причин их нынешней дружбы с православной церковью, которая сама по себе учреждение консервативное. Их лозунг – не трогайте социальное распределительное государство, а там, где реакционерам это уже существенно ликвидировать, они требуют его вернуть, хотя бы частично. Реакционеры не против, но только очень адресно, в чем находят общий язык с консерваторами.
Показательный пример, – требование Компартии Украины в 2007 г. к правящей «Антикризисной коалиции», в которую она же и входила, не распространять повышение коммунальных тарифов на некоторые категории льготников, – ветеранов войны и т. д., а реально на ядро ее электората. Партия тогда даже провела скромный митинг у здания Киевсовета, но против самой идеи повышения тарифов не выступила. Такая политика больше похожа на обычную политику формирования клиентелы в духе – «Пиво только для членов профсоюза», чем на левую политику в ее изначальном смысле.
Неолиберальной была и политика коммунистов в Молдове. Они даже приватизировали сахарную промышленность, огорчив таким отступлением от принципов часть буржуа из Европы, воспринимавших Молдову как большую ферму, и желавших приватизировать ее самим и целиком, а не частями и на паях с конкурентами. Старые левые, социалисты и коммунисты, демонстрируют отсутствие у них альтернативы политики реакционеров по ликвидации социального государства и связанным с нею реформ. Будучи в оппозиции и отмежевываясь от нее на словах, такие левые начинают ее проводить, едва оказываются у власти. Отстранение в Греции неолиберальной партии «Новая демократия» социалистами из ПАСОК показало, что консервативная политика «левых» не слишком отличается от реакционной политики «правых».
Примечательно, что это отстранение произошло вполне революционным путем – внеочередные выборы были прямым следствием массовых протестных внепарламентских акций, называвшихся прессой восстанием. Компартия Греции в протестах участвовала, но на выборах в парламент депутатами не приросла. Сталинистские «истинные» компартии тоже успеха не имели, хотя их намерение установить социальное государство по образцу «советской цивилизации» не вызывает сомнения. Но огромное большинство греков такая перспектива не прельщает. Это можно считать показателем ошибочности консервативно-восстановительной политики левых партий, рассчитывающих, что надо подождать, пока реформаторы всех «достанут». Тогда пробьет «наш час» и президентом Греции, России, Украины и т. д. станет коммунист.
Но такая левая политика революционной реставрации даже в Греции, переживающей свой аналог российского 1905 г., имеет намного меньше сторонников, чем консервативная левая политика приверженцев «парламентского пути». Причина – даже воинствующие маоисты в конечном итоге оказываются все теми же социал-демократами, – поборниками социального государства, но с автоматами «Калашникова».
Что такое социальное государство или государственный социализм, – большая часть населения знает, как сказал бы Маяковский, не по книжкам. Его плюсы и минусы хорошо известны, а потому умудренное историческим опытом население интуитивно стремится лавировать между бюрократическим социальным государством левых и ограниченной свободой и демократией правых, раз ничего лучшего не предлагается.
Вопрос эффективность левой политики, если под ней понимать политику социальной справедливости, – это вопрос модели альтернативной и капитализму, и социализму, а также вопрос умения ее реализовать. Проблема создания такой альтернативной модели обретает, и будет обретать, все большую актуальность по мере продвижения реакционных реформ и неудач консервативной политики левых, обостряясь общим кризисом идеологий доминировавших в конце ХХ века.
Кризис идеологий очевиден не только в левом, но и в правом лагере и длинный ряд названий новых партий – «Новая демократия», «Вперед Анчурия», «Возрождение Анчурии», «Молодая Анчурия», «Справедливая Анчурия», «Единая Анчурия» и т. п. его показатель. Правда, «старые левые» уверены, что нынешние реформы и остальное – это рецепты неолибералов, но те и сами не в силах объяснить происходящее, что особенно очевидно в истории с кризисом, по которому у них до сих пор нет единого мнения: он продолжается или закончился?
Сами реформы, как и борьба между реакционерами и консерваторами, приведшая недавно к падению «левого» правительства Португалии, вызовут интересные социальные процессы. Их результатами в частности становится дестабилизация мирового сообщества и рост интереса к альтернативным проектам слева, на что указывает рост числа голосов, отдаваемых за партии из объединения «Европейские антикапиталистические левые». Так что, левая политика необходима и возможна, но для того, чтобы она стала эффективной придется проститься с нынешней «левой» политикой и ее отправными постулатами.
