Среди африканских стран Тунис меньше всего походил на зону нестабильности. Многие проблемы соседей обошли его стороной. Здесь нет ужасной перенаселенности, с которой сталкиваешься во многих странах «третьего мира», города не пугают иностранца видом ужасающих трущоб, как в Бомбее, Найроби или даже Каракасе. Здешний образ жизни меньше всего напоминает об «ориентальной экзотике». Правительственная пропаганда и проспекты туристических агентств представляли Тунис как почти европейскую страну, по географическим обстоятельствам очутившуюся в Африке. В дополнение ко всему туристы могли здесь найти чистые белые пляжи, теплое море, недорогое и вкусное вино, античные развалины, французские колониальные виллы и средневековые крепости. Все то же, что и в Южной Европе, только дешевле.
Увы, именно «почти европейский» образ жизни в сочетании с кладбищенской политической стабильностью, самообеспечивавшейся народу просвещенным авторитаризмом, превратили Тунис в идеальную «транзитную площадку», через которую европейский «вирус» социальных протестов начинает распространяться на Африку и Азию.
За все время существования Тунисской республики здесь было всего два президента. И оба были свергнуты членами собственного правительства в ходе государственного переворота. Хабиб Бургиба, одним из первых в Африке добившийся для своей страны независимости, в последние годы своего пребывания на посту был озабочен в основном строительством для себя роскошного мавзолея в родном городе Монастир. Однако умереть на посту, подобно членам брежневского Политбюро, ему не удалось. Старик Бургиба оказался одной из жертв Перестройки. Отправившись на прием в советское посольство, где посланцы Москвы рассказывали о развернувшихся у нас переменах, он вошел туда президентом, а вышел персональным пенсионером.Остаток жизни он прожил все в том же Монастире в маленьком домике с видом на собственный мавзолей. «А ведь могли бы и расстрелять», – непременно добавляли тунисцы, снова и снова рассказывавшие мне эту поучительную историю.
После ухода Бургибы гражданам республики обещали, как и в далекой России, демократизацию, но перестройка как-то сама собой незаметно обратилась в застой, который благополучно продлился еще два с лишним десятилетия.
Падение нынешнего президента Бен Али оказалось куда более драматичным. Массовые протесты за считанные дни буквально опрокинули здание государственной стабильности, выстраивавшееся местными элитами при полной поддержке европейских партнеров. Авторитарная стабильность чревата революцией именно потому, что позволяет власть имущим годами, а порой и десятилетиями игнорировать существующие проблемы, ограничиваясь в лучшем случае борьбой с симптомами. Нежелание ничего менять оборачивается переменами, которые, раз начавшись, идут в головокружительном темпе.
И все же вопрос остается открытым: является ли происходящее в Тунисе революцией? И если революцией, то какой?
Несмотря на всеобщее недовольство существующим экономическим порядком и участие масс в свержении президента, говорить про социальную революцию пока не приходится. Несмотря на то, что именно кризис неолиберальной системы вызвал взрыв возмущения народа, ни одна из политических сил еще не предложила хоть сколько-нибудь внятную программу реформ, предполагающую отказ от неолиберализма. Тем более не идет речь о более радикальных переменах. Да и сами политические силы новой республики еще далеко не определились. Кто сумеет завоевать поддержку масс? Кто выйдет на сцену в качестве лидера, отвечающего народным ожиданиям? Сумеют ли левые, еще вчера загнанные в подполье, захватить инициативу? Как покажут себя эмигранты, возвращающиеся из Франции, где аналогичный социальный кризис только что закончился победой правительства?
Однако происходящие перемены явно выходят за рамки классического сценария «политической революции», когда все ограничивается реформой государственных институтов, происходящей под давлением уличных толп. Тем более, что успокоить народ одним лишь обещанием свободных выборов не удастся – люди вышли на улицы из-за возмущения социально-экономической ситуацией, которая никак не изменится в зависимости от того, насколько будущие выборы будут соответствовать европейским демократическим стандартам. Как русским крестьянам, солдатам и рабочим в 1917 году мало было свержения самодержавия, они требовали земли и мира, так и в Тунисе сегодня требуют не только ликвидации авторитарного режима, но также – работы и хлеба. И навести порядок сможет лишь власть, которая сумеет либо решить эту проблему, либо потопить в крови народное движение. Для того, чтобы сделать первое, нужна радикальная программа перемен, а для того, чтобы совершить второе, нужна эффективно работающая репрессивная машина. Сейчас нет ни того, ни другого. А следовательно, волнения и борьба будут продолжаться.
Происходящее сейчас в Тунисе можно было бы назвать «гражданской революцией», когда народ, выйдя на улицы, борется за право решать собственную судьбу, не считаясь с рамками официальной политики и государственных институтов. Победа в такой борьбе равнозначна началу социальной революции, но даже в случае поражения вернуть и поддерживать дальше старый порядок оказывается невозможно – общество изменилось. Именно поэтому логика политической борьбы не оставляет шансов стабилизации: либо движение вперед, либо кровавая катастрофа. Именно с помощью такой катастрофы (к счастью, локальной, в городе Ош) правящим элитам удалось затормозить процесс перемен и установить контроль над событиями в Киргизии. Но в этнически и культурно довольно однородном Тунисе, где нет даже сильного исламистского движения, вряд ли удастся организовать что-либо подобное.
Между тем значение событий в Тунисе явно выходит за рамки этой маленькой страны. Находясь на культурном перекрестке между охваченной волнениями Южной Европой и арабским миром, эта страна продемонстрировала, что Восток уже не отделен от Запада непреодолимой культурной стеной. И социальная борьба, разворачивающаяся в одном месте, прямо влияет на другие страны. Тысячи выходцев из Магриба участвовали в молодежных и рабочих выступлениях во Франции, и этот пример был подхвачен на их исторической родине – в Тунисе и Алжире, откуда волнения распространились на Иорданию и Египет. Призрак исламского радикализма и фундаментализма вдруг отступил перед реальностью кризиса, ставшего для всего мира не просто испытанием, но и своеобразным Часом Истины: именно в борьбе за свои социальные интересы люди оказываются способны взять в свои руки собственную судьбу. Не станут ли события в Алжире и Тунисе катализатором новой волны народных выступлений во Франции и Италии? Не грозит ли Саркози судьба Бен Али? Подобного уже давно не случалось в Европе. Но ведь и в Тунисе не было раньше случаев, чтобы власть падала под ударом массовых народных движений.
Как будет развиваться кризис, мы увидим в самое ближайшее время. Прогнозы в таких вопросах – дело неблагодарное. Но одно совершенно очевидно: всемирный бунт против неолиберализма начался. Он неизбежно выльется в череду выступлений и революций, подталкивающих друг друга, влияющих на общую ситуацию и меняющих глобальное соотношение сил. В этой политической драме еще нет своего «главного героя», политической силы, способной разомкнуть ситуацию и предъявить обществу новый общественный проект. Но такая сила вполне может сформироваться по ходу борьбы. 2011 год начинается с массовых выступлений народов против ненавистной неолиберальной системы. Продолжение следует…