Весной в информационные ленты попало сообщение о том, что Билл Гейтс открыто признал свое участие в программах по введению вакцин, которые помогут сокращению численности населения. Новость обсудили в блогах, перевели в нескольких информационных агентствах, но в общем, так и оставили рядовым свидетельством причуды одного из богатейших людей планеты. Конфликта не последовало, потому что никто не удивился тому, как странно изменилось представление о человеке.
Имеющий ухо да услышит
Идея Гейтса проста и не нова. Население Земли неуклонно растет, преимущественно за счет стран Азии и Африки. Ресурсы исчерпаемы, поэтому нужно контролировать размножение человеческого вида. Мальтус, помнится, еще в XIX веке говорил о чем-то подобном.
Оппоненты главы Microsoft вспоминали страшное слово "евгеника" и права человека, первое из которых – право на жизнь. Между тем, как раз право на жизнь господин Гейтс нарушать не собирается. Нет, никакого массового убийства не планируется. Просто нужно, чтобы население не размножалось так активно. Об этом порой говорят даже не миллиардеры, а вполне простые обыватели, несущие "бремя белого человека". Логика такого "обремененного" обывателя проста: мы (белые европейцы) с помощью глобальной культуры принесли на другие континенты благую весть о том, что можно иметь по одному или два ребенка, которых можно и прокормить и образовать, а они (черные и желтые неевропейцы) не прониклись этой вестью и плодятся, как животные. Не услышали нас. Сами виноваты.
Эта логика имеет вполне логичное опровержение. Не наступило еще всеобщее постиндустриальное счастье – это, во-первых. Homo economicus – это пока не основной вид на планете, во-вторых. Да и размеры Земли с ее ресурсами преуменьшать не стоит.Далее можно вспомнить о праве человека на культурное самоопределение и объявить вторжение капиталистов в приватное пространство особенностей размножения моральным преступлением. Припомнить Холокост.
Ни эллина, ни иудея
Однако все это не снимает вопроса о том, что есть человек с его правами.
Представление о человеке менялось в европейской истории несколько раз. И несколько раз оно расширялось. В античную эпоху рабы людьми не были. Женщины полноценный человеческий статус обрели около века назад. Дети то обретали его, то снова теряли. Сегодня человеком может считаться эмбрион. Права на благополучную жизнь обрели животные. Так мы медленно подходим к тому, чтобы и растения полагать живыми, чувствующими и обладающими некоторыми правами.
Не будем судить, хорошо это или плохо. Процесс продолжает развиваться и остановить его не в силах ни Билл Гейтс, ни ООН. Но обратим внимание на то, что вместе с правами человек формально приобретал и обязанности. Быть социальным, политическим и экономическим существом. Человеку дается право голоса, образования и потребления. Но взамен он должен соответствовать норме закона, писаного и неписаного. Закон вкратце гласит, что, будучи человеком, нужно принимать и человечность окружающих. И не подвергать ее сомнению той или иной формой насилия. Как писал Зигмунт Бауман, менять свободу на безопасность.
И тут вроде бы мы подходим к тому, что логика Билла Гейтса не так страшна и бесчеловечна, как кажется. "Раз уж вы объявлены людьми, наделенными правами, будьте добры, соблюдайте и обязанности. В частности, контролируйте собственное размножение", – вот о чем, получается, говорит господин Гейтс. Конечно, он предполагает, что правом определения того, что такое человек, он наделен вполне.
Но его действия – это не проявление силы, а наоборот, констатация бессилия. Европейская цивилизация со своим представлением о должном и правильном не смогла объяснить своим бывшим колониям, что нужно смотреть на окружающих как на братьев, но при этом понимать, что в каждом из них заключена опасность. Но главным образом опасность заключена в самом человеке. Для тех, кто еще недавно воспринимал опасным любой раскат грома, эта логика оказалась неестественной.
Это бессилие слов в который раз вынуждает белого цивилизованного человека прибегнуть к насилию. Но может быть, само определение человечности как-то изменилось? И те критерии, которые мы могли бы считать естественными для себя и других, больше не работают?
Блаженны нищие духом
Интересно, что массовая культура этот вопрос чувствует очень остро. И пытается расшатать грани человечности представлением о том, что есть не-человек. Пару столетий назад никому бы в голову не пришло искать человеческое в Годзилле, инопланетянине или более того – в механизме а ля терминатор. Сегодня люди выходят после какого-нибудь "Я-робот" с полной уверенностью: машина может чувствовать, как человек. Кажется, предыдущее подобное открытие было сделано Карамзиным, который своей "Бедной Лизой" показал способность крестьянок к любви. Но все эти примеры показывают нам лишь один тип человека – чувствующего, страдающего, способного к эмоциям и личному переживанию. Политическая жизнь "иных" крайне убога и примитивна. Они оказываются при всей "человечности" заложниками необходимости, в рамках которой и осуществляют ту или иную деятельность. Сплачиваются, чтобы защищаться, убивают, чтобы выживать, убегают, чтобы сохранять себя. Человечность, таким образом, оказывается сведена к индивидуальной способности эмоциональной реакции. Занятно, что это похоже на идеи экзистенциальной философии: человек проявляется в пограничных ситуациях. Все остальное время он существует как механизм.
Подобная логика переносится и на так называемого цивилизованного человека. Пока он зажат тисками правил политической, корпоративной, религиозной и любой другой культуры – он машина. Робот. И лишь способность к переживанию делает его человеком. "Вы не плачете о страданиях голодающих? Не сопереживаете несчастной любви? Да есть ли в вас вообще что-то человеческое?" – вопрошает европейца современная культура. И оставляет за бортом "политическое животное", "существо в высшей степени общественное" и уж тем более трудящееся.
Оставь все и следуй за мной
Инициатива Билла Гейтса по снижению численности населения развивающихся стран выглядит в таком случае поступком аморальным. Но она никак не может быть удивительной. Если человек низведен до уровня переживаний, то его культурные ценности никак не могут учитываться. А представление о важности человека как социального создания не может быть прерогативой ни одной культуры. Ибо нетолерантно. В неолиберальной логике нет места возражению о возможности коллективных норм и правил. Нет возможности утверждать, что право на распоряжение собственным укладом – свято и нерушимо.
Если неолиберальная элита позволяет быть "человечными", то есть чувствовать, бояться, радоваться простейшим вещам и испытывать эмоции, то во всем остальном она вольна делать все что угодно. Любая сила сломит отдельного индивида, когда он лишен коллективной идентичности. А главное, когда он не может говорить о чем-то большем, чем собственное "естественное право": на жизнь, вероисповедание и свободу высказывания. Монополия на насилие, которую могло иметь общество и государство, спокойно отдается тому, кто первый возьмет.
Европейцы сами отказались от ограничения понятия человека в пользу коллективной воли. Расшатав понятие о человеке, его почти невозможно собрать заново. Теперь можно вдоволь переживать за несчастных жителей африканских стран. И проявлять таким образом свою человечность.
