Зрелость и сила любого движения во многом определяются тем, насколько хорошо оно знает собственную историю – что не стоит забывать современным левым. Это демонстрирует, насколько нам понятна логика собственного развития – а значит, насколько реально мы, в конечном счете, осознаем будущие перспективы. В этом смысле показательна история постсоветской левой, которая так и не оформилась в серьезную общественную силу, но не устает наступать на собственные старые грабли. Во многом это случается именно потому, что каждая левая группа ведет «историю мира» от момента своего основания, не оглядываясь назад и не обладая коллективным опытом всего разобщенного и маргинализованного движения.
Из нашей памяти стерлись самые яркие и знаковые моменты прошедших лет. Год назад, во время очередной годовщины официозного праздника независимости Украины, я провел небольшой опрос среди знакомых активистов – и почти никто из них не вспомнил, что в 1998 году Луганский ОМОН зверски избил в этот день протестующих горняков «Краснодонугля». Десятилетие гибели шахтера Александра Михалевича, отца троих детей, который сжег себя перед местным облисполкомом, осталась не замеченным не только статусными СМИ, но и теми, кому положено не забывать об этой трагедии. Шахтерские марши и блокирования дорог эпохи кучмовских 90-х совершенно забыты – хотя любая акция такого масштаба показалась бы сейчас многим левым едва ли не массовым революционным выступлением.
Кульминацией стал июнь 1999 года, когда Всеукраинский союз рабочих (ВСР) организовал пеший «поход на Киев». Это было странное по нынешним меркам мероприятие: мобилизация тысяч вконец обнищавших и обездоленных людей, которые добирались в Киев с периферии, группами и колоннами, захватывая целые вагоны в электричках и совершая многокилометровые пешие марши. Спивающиеся рабочие закрытых заводов и разрушенных колхозных ферм, шахтеры со справками о многолетней задолженности по зарплате, уставшие бесплатно горбаться под землей, хулиганистые подростки, формально состоящие в новом комсомоле, никому не нужные старики, и полусумасшедшие маргиналы, которых в изобилии наплодила эпоха 90-х. Эти люди делили на десятерых палку гнилой копеечной колбасы, варили в котлах на обочине кашу, подаренную им во время похода сельчанами, посылая на три буквы пристававших к ним милиционеров. И ночами, при свете июньских светляков вслух мечтали о скорой революции, понимая ее каждый по-своему. Они были нищими в том полузабытом понимании этого слова, которое сейчас возвращается в нашу жизнь с началом нового кризисного витка. В походе мы познакомились с молодыми краснодонскими рабочими из любительского ансамбля «Уголек», и позже, в июле, я несколько недель прожил у них в поселке Атамановка под терриконами шахт «Таловская» и «Ореховская». Жители Атамановки не получали денег годами, и шахтерские поселки частично вернулись тогда к натуральному обмену: в местном ларьке «От заката до рассвета» можно было обменять абрикосы на сигареты, самогон – на колбасу, а мешок картошки – на пол-ящика пива, контрабандно завезенного через еще открытую степную границу с Россией. Местные ставили на кладбищах кресты из бетона, чтобы их не сдали на металлолом, а в поселке Урало-Кавказ жил парень по кличке «Венера» потерявший руки при попытке снять провода, чтобы отнести их скупщикам за десятку-другую гривень. Заправлявшие городом «братки» (теперь это уважаемые бизнесмены в одной из парламентских фракций) походили на карикатурное изображение постсоветских гангстеров в малиновых пиджаках и с золотыми цепями на шеях. Общаясь с ограбленными членами местных шахтных профсоюзов, они задушевно напоминали им о собственном шахтерском прошлом и похлопывали своих полуголодных земляков по плечу.
Люмпенизированный пролетариат – те, кому было действительно нечего терять, – бесцельно шел на столицу, доверившись собравшим его организаторам акции. Скандируя лозунги «Работа!», «Зарплата!», сверкая лохмотьями и гремя походными котелками, участники похода пешком прошли через весь Киев, войдя в него с разных сторон, и встретились в сквере у метро «Лыбедская», который на два дня превратился в левый прообраз будущего Майдана. На этом акция кончилась – и у всех, включая ее участников и организаторов, неделю работавших в практически круглосуточном режиме, осталось ощущение незавершенности. Руководство компартии, планировавшее использовать марш в целях предвыборной мобилизации, попросту испугалось этой санкюлотской массы на улицах Киева, почувствовав, что она враждебна к ним точно так же, как и ко всем прочим чиновникам и политиканам. И приняло меры, чтобы поспешно свернуть акцию, отправив участников по домам.
ВСР, поглощенный Компартией Украины, представлял в то время ее радикальное крыло, куда входило сразу несколько парламентских депутатов. Он являлся наиболее дееспособным подразделением самой популярной тогда партии, и окружение Симоненко цинично использовало в предвыборных целях активность членов Союза рабочих, которые бросались участвовать в каждом трудовом конфликте – они объездили десятки заводов, фабрик и шахт во всех регионах страны. Лидеры ВСР – безусловно, идейные люди, питали те самые иллюзии в отношении партии Симоненко, которые разделяли миллионы раздавленных 90-ми украинцев, проголосовавших за него на выборах осенью 1999 года. Партийная верхушка смиренно признала тогда фальсифицированную победу Кучмы, не сделав ничего, чтобы возглавить и направить на борьбу за политическую власть те широкие протестные настроения обездоленных низов, которые умело использовали пять лет спустя другие, майдановские, политиканы. Протестный пар тогда вышел в гудок – и продемонстрировал нашу неготовность идти дальше и переводить работу в новое качество действительно радикальной борьбы. Более того, лидеры КПУ развернули планомерную борьбу с собственным радикальным крылом, последние аккорды которой разворачиваются сейчас, когда окружение Симоненко выживает из своей партии остатки уничтоженного на корню ВСР.
Об этом опыте стоит помнить сегодня, десять лет спустя, когда фальшивое благосостояние эпохи «экономического подъема» рушится глазах и нам, возможно, вновь придется иметь дело с массовым протестным движением отчаявшихся людей – невиданным для нового поколения левых, взращенных в тепличной среде микроскопических сект. Нам необходимо знать жизнь этих людей в их нищих поселках, нужно находиться в их среде, чтобы при необходимости шагать с ними по пыльным дорогам и выходить на перекрытие магистралей. И в определенный исторический момент отреагировать на вопрос «Что делать?», оставшийся без ответа левых десять лет назад – в 99-м году.
