Против буржуазных “теорий привилегий” и “теорий институционального расизма”
Теория привилегий — это капиталистическая мистификация определенных классовых режимов и классовых расслоений в капиталистической эксплуатации. Она основана на смешении следствий с причинами, вероятности с причинностью. С рациональной и социально-материалистической точек зрения это — противоречивая теория.
Необходимо различать три качественно различных типа ситуации: систематическое угнетение, несправедливая дискриминация и простое неравенство.
Существование “привилегии” подразумевает форму всеобщего угнетения. “Привилегия” — это исключительный атрибут, предоставленный кому-либо установленной властью в качестве награды за верность своему авторитету и целям. Это не то же самое, что несправедливая дискриминация или простое неравенство.
Примером привилегии может служить ситуация, когда законы или общие нормы, действующие в данном обществе, не распространяются на индивида в силу особой правовой защиты. Если бы это было только результатом незаконного или ненормативного акта, мы столкнулись бы не с привилегией, а с несправедливой дискриминацией.
Если же, с другой стороны, неравное обращение является результатом обстоятельств, выходящих за рамки личной воли вовлеченных индивидов, поскольку эти обстоятельства не могут быть индивидуально изменены без нарушения нормального функционирования существующей социальной системы, то не существует несправедливой дискриминации, а скорее имеется соответствие существующему социальному порядку — и только путем подрыва этого социального порядка можно устранить такого рода неравенство.
Эмпирическое неравенство может быть результатом (несправедливой) дискриминации или нет.
Неравенство может быть вызвано индивидуальным выбором, хотя такого рода выборы действий могут быть очень частыми в группе населения, потому что эта группа живет в эмпирически сходных условиях в среднем. Таким образом, этот индивидуальный выбор может, в данном материальном социально-историческом контексте, трансформироваться в широко распространенные недостатки или преимущества среди таких индивидов. Тогда получается средне-статистическое неравенство для той группы населения, к которой они принадлежат, но это не обязательно связано с несправедливой дискриминацией по признаку расы, пола, этнического происхождения и т. п. характеристики этих индивидуумов. Вот почему случается, что люди с теми же личностными характеристиками, но делающие другой выбор, не страдают от этой якобы “несправедливой дискриминации”.
Историко-материалистический анализ действительности должен быть отделен от облака мнений, создаваемого идеологическими средствами, служащими господствующим классовым интересам. Мы не должны смешивать статистическую вероятность с причинностью, а их — с идеологическими дискурсами, заинтересованными в мистификации реальности.
Мы не должны смешивать власть с законом, власть над людьми (или поведением) с властью над вещами (или обстоятельствами), личную власть с безличной властью (хотя последняя “персонифицирована”, как это происходит с отношениями — процессом капитала).
Можно сказать “что “социальный порядок дает привилегии определенным людям, независимо от того, кодифицирован ли он в законе”. Но говорить о “привилегиях” уместно только тогда, когда существует правовая или нормативная ситуация, фиксирующая неравенство. Это включает в себя “неписаные законы”, которые являются особым случаем права. Тем не менее, “неписаный закон” — это не то же самое, что простая несправедливая дискриминация, даже если такая дискриминация повторяется с некоторой частотой (и это становится статистическими различиями).
Проблема не в словах как таковых, а в том, что под ними подразумевается. Я не избегаю употребления слова “привилегия”, я пытаюсь использовать эти слова точно и продемонстрировать, что использование конкретных категорий “привилегия“ и ”(несправедливая) дискриминация” должно соответствовать конкретным реалиям. В противном случае они не имеют никакой теоретической обоснованности, и их применение приводит к предвзятой интерпретации фактов, которая вводит нас в заблуждение, мешая нам преобразовать реальность. И это принимает форму различных политических позиций и мер.
Я — исторический материалист, а не постмодернистский перспективист. И я полностью понимаю политические последствия моего подхода: в сегодняшних “демократических” капиталистических обществах нет таких вещей, как привилегии “белых”, “мужчин”, “западных людей”, как это утверждается в теориях привилегий, институционального расизма, всеобщего патриархата, культурного соответствия и т. д. Теперь все общественные отношения действительно включены в процесс расширенного воспроизводства капитала. Привилегии — если правильно применять это слово — существуют только для членов класса капиталистов и их наемных представителей. Являются ли большинство из них белыми, мужчинами и западными — вопрос второстепенный.
Для рабочего населения вообще то, что существует сегодня в западных “демократических” капиталистических обществах, — это частичная дискриминация по трудовому и социально-экономическому признаку в рамках капиталистической системы расслоений. Такие вещи, как “расовое превосходство“ или ”мужское доминирование”, являются чистой идеологией. Содержание – капиталистическое, существует господство капиталистических интересов, ”господство капитала над людьми (”рабочей силой”), имеющей те или иные личностные характеристики.
В этом социально-историческом контексте, когда полиция несправедливо избивает чернокожего человека, называть это “институциональным расизмом” — значит вводить эпистемологическую ложь. Даже если это произойдет в США. Потому что то, что называется “институциональным расизмом”, является адаптацией капиталистических дисциплинарных методов контроля над населением. Это насилие не имеет подлинной “расовой” мотивации, хотя в полиции существуют индивидуальные расовые предрассудки.
В случае США происходит так, что по известным историко-социальным причинам группы черного населения развили субкультуру и практику, которые предполагают больше конфликтов для капиталистического государства. И я имею в виду в основном не преступность, а бОльшую политическую и идеологическую недисциплинированность. Она усилена связью между культурной памятью рабства и сегрегации и нынешней ситуацией высокой концентрации бедности и социальной изоляции в среднем среди чернокожего населения. Это моя интерпретирующая гипотеза, основанная на классовом анализе. Иными словами, классовая борьба в ее “биополитической” форме здесь наболее интенсивна, между черным пролетариатом и капиталистической элитой — элитой, которая, да, все еще в основном белая (но эта расовая характеристика является историческим анахронизмом, который, если его убрать, не изменит ситуацию и не повлияет существенно на государственные репрессии).
Таким образом, правильный ответ на то, что называется “институциональным расизмом” (вводя здесь когнитивное искажение) — это не межклассовые (многоклассовые — прим. переводчика) протесты, организованные BLM и Antifa, или городские беспорядки, а массовая забастовка пролетариата независимо от расы, пола и т. д. против капиталистической эксплуатации и угнетения труда и против всей системы социального расслоения трудящегося населения, чтобы гарантировать, как минимум, улучшение качества жизни и основные свободы для всех.
Рой Феррейро
Июнь 2020 года
Перевод Михаила Магида
