Освещение недавних событий в Южной Осетии, впрочем, далеких от завершения (о чем свидетельствует как продолжающееся присутствие российских военных на грузинской территории, так и новый визит «евротройки» в Москву и Тбилиси в начале этой недели), в Грузии настолько отличалось от внутрироссийского, что эта тема заслуживает того, чтобы остановиться на ней подробнее.
По моим впечатлениям от общения с людьми в Тбилиси, где меня застали августовские события, вторжение грузинских войск в Цхинвальский регион, то есть в Южную Осетию, большинство грузин оценивало как легитимное действие правительства (настолько же легитимное, насколько представлялся таковым российскому обывателю ввод войск в Чечню). Даже если не все одобрили избранную тактику, то по ключевому вопросу о принадлежности Южной Осетии (и Абхазии) к Грузии среди населения и элит существует абсолютный консенсус. Поэтому, вступив в войну, в глазах грузин Россия выступила в роли безусловного агрессора. Риторика «российской агрессии» получила реальное содержание после того, как российские части выдвинулись за пределы Южной Осетии в глубь грузинской территории, заняв, в частности, Гори и Поти.
После того, как в Грузии отключили вещание российских каналов и перекрыли доступ в рунет, представления о событиях формировались в основном грузинским телевидением, некритически воспроизводившим официальную точку зрения. Однако картинки были красноречивее любого идеологического дискурса.Показывали беженцев из Южной Осетии – этнических грузин, потерявших имущество и надежду вернуться в свой дом; показывали разрушения, причиненные российскими бомбами и снарядами военным и гражданским объектам (особенно в Гори); показывали горящие леса в Боржоми и поля с пшеницей, подожженные российскими военными, а также разгромленные и разграбленные казармы; показывали нищих грузинских крестьян, которых грабили, вынося последнее, осетинские ополченцы и казаки под фактическим прикрытием российской армии. Особенно запомнятся грузинам многократно повторенный по ТВ эпизод с украденной золотой вилкой, торчащей из кармана русского солдата (по его мотивам сделан юмористический сайт vilochka.com и аналогичное жж-сообщество), а также запись, сделанная скрытой камерой на одной из военных баз: русские солдаты, ворвавшись в устроенную по натовским образцам казарму, возмущаются, обильно перемежая речь матом, что по сравнению с грузинскими военными они «живут как бомжи». Конечно, в эти недели из грузинских СМИ лилось, наверное, не меньше лжи и пропаганды, чем из российских. Но если даже десятая часть варварств, приписываемых нашей армии, а также ополченцам и казакам – правда, то нам всем должно быть невыносимо стыдно.
Реакцией грузин на продолжающуюся российскую оккупацию стали непонимание, страх, боль, возмущение. Если в Грузии никогда не было русофобии, то теперь она, по всем законам логики, должна наконец возникнуть. Впрочем, перемены в отношении к русским я пока не почувствовала. Другой естественной реакцией на последние события стало укрепление внутриполитических позиций Саакашвили, сумевшего обратить эту ситуацию себе на пользу. Выражением «народного единения» стали тщательно срежессированные многотысячные митинги под лозунгом «Stop Russia» и патриотические акции, такие как «живая цепь» в Тбилиси и других грузинских городах. На период военных действий был объявлен мораторий на критику правительства, к которому примкнули даже самые ярые оппозиционеры. Однако большинство жителей Грузии убеждено, что после того, как ситуация нормализуется, Саакашвили придется ответить на многие вопросы…
Ничего из этого россиянам не показали. Мы видели только Саакашвили, жующего свой галстук, и несчастных беженцев во Владикавказе, в состоянии аффекта рассказывающих о «зверствах» грузинской армии. «Психически неуравновешенный», «злобный» Саакашвили напал на мирных осетин, а Россия своим военным вмешательством альтруистически спасла маленький народ от «геноцида». Эту версию некритически восприняло большинство российских обывателей, черпающих представление о мировых событиях по большей части из телевизора. В свою очередь, многие интеллектуалы – как лояльные Кремлю, так и левые – поддались соблазну примитивного антиамериканизма. Это объясняет их удивительное единодушие в оценке югоосетинской войны, артикулированной премьером. Кстати, дебаты на европейских блогах и форумах также нередко сводились к альтернативе между заговором республиканцев с целью остаться в Белом доме и провокацией имперского Кремля против демократического режима Саакашвили. Выбор в пользу той или иной версии делался в зависимости от того, брала ли верх нелюбовь к бушевской Америке над нелюбовью к путинской России. Однако и то, и другое – непозволительное упрощение, не принимающее в расчет другие аспекты этого многослойного конфликта.
В самом деле, югоосетинский конфликт стал одновременно ареной столкновения интересов крупных мировых игроков, борьбы за независимость небольшой страны от бывшей метрополии, наконец, игры иррациональных межэтнических ресентиментов. Нет сомнений, что Грузия является сегодня зоной стратегических интересов Америки, чем отчасти объясняется стремление американцев контролировать ее внутреннюю политику и как можно быстрее принять эту страну в НАТО. О прямой или косвенной роли Америки в данном конфликте, как и о встречных стратегических интересах России в регионе, в последние недели было написано много, что дает аргументы в пользу интерпретации «пятидневной войны» в терминах столкновения двух супердержав.
Однако этот конфликт отражает и более долгую историю российско-грузинских отношений. Для России, которая стремится контролировать бывшую советскую Республику, Абхазия и Южная Осетия являются одним из очевидных рычагов давления. Однако о деструктивной роли России в этих затянувшихся конфликтах у нас в стране говорить не принято. Между тем никто в Грузии не сомневается, с кем в действительности они воевали в Абхазии и в Южной Осетии в начале 1990-х, как и в том, что российские миротворцы являются заинтересованной стороной в конфликте. Оказание военной помощи непризнанным республикам, назначение лояльных людей в правительство, выдача российских паспортов никак не помогали мирному урегулированию. Помимо этого, очевидно, что подобная политика России в отношении Грузии вкупе с экономическим эмбарго была наихудшей стратегией для того, чтобы удержать эту страну в орбите российского влияния. Если Грузия стремится сегодня в НАТО и к интеграции с Европой, то в первую очередь, чтобы защититься от «северного соседа». А также, что еще более существенно, по причине того, что России, похоже, нечего предложить Грузии, кроме коррумпированного маразматического режима, подобного ингушскому или чеченскому.
Наконец, третья линия конфликта проходит между Грузией и ее сепаратистскими территориями, с потерей которых она не может смириться. Огромная проблема состоит в том, что грузинское руководство, как и часть населения, верили в возможность возращения Абхазии и Южной Осетии силовым путем. Жестокий урок гражданской войны начала 1990-х не был обществом вполне усвоен. Не проделав работы по осмыслению драмы, ставшей результатом националистического угара, символизируемого фигурой Гамсахурдиа, Грузия склонна обвинять в своих бедах Россию (отчасти оправданно), но не самих себя (аналогично тому, как в России есть тенденция всюду видеть «козни Запада»). Результатом этой воинственной политики стало лишь то, что Грузия потеряла Цхинвали и Сухуми – теперь, наверное, навсегда.
А Россия, в свою очередь, потеряла Грузию. Выучим ли мы свой урок истории, осознав ущербность и опасность силовой политики на постсоветском пространстве, зависит только от нас.
Олеся Кирчик