Как объяснить кризис социал-демократии?

Социал-демократия – мощное политическое движение, зародившееся и обретшее немалую силу еще в XIX веке. Эсдеки поддерживали и проводили в жизнь социальные реформы, заложив фундамент государства благосостояния. Левый реформизм достиг пика в послевоенные десятилетия, когда, казалось, наступил золотой век капитализма. Но счастье было недолгим. Нефтяной кризис 1970-х и последовавшая за ним волна неолиберализма подорвали позиции реформистов. Попытки реформ, соглашательство с неолиберальной повесткой не принесли левым успеха. Последние десятилетия на Западе ознаменовались глубоким упадком традиционных левых партий, который затронул как социал-демократов, так и еврокоммунистов. В политологии есть несколько объяснений этому феномену. Статья немецкого исследователя Фрэнка Бандау рассказывает об основных версиях, почему социал-реформизм пришел в упадок, и о том, какие из них наиболее обоснованны.

***

Несмотря на некоторые признаки жизни вроде победы СДПГ на выборах 2021 года, западноевропейская социал-демократия в последние десятилетия переживает электоральный упадок, который только ускорился со времен Великой Рецессии.

Среди шокирующих примеров спада Всегреческое социалистическое движение (ПАСОК, с 43.9% в 2009 до 6.3% в 2015), французские социалисты, которые борются за политическое выживание с тех пор, как не попали во второй тур президентских выборов 2017 года и голландская Партия труда (PvdA, с 24.8% в 2012 до 5.7% в 2017 и 2021). Недавняя победа на выборах Социал-демократической партии Германии (СДПГ), со своей стороны, ознаменовала собой неожиданное возвращение с исторического минимума в 12% в опросах 2019 года. Британская лейбористская партия, казалось, противоречила этой тенденции при Джереми Корбине с неожиданно хорошим результатом на парламентских выборах 2017 года, но потерпела худшее поражение с 1935 года с точки зрения количества мест в парламенте на «выборах Brexit» 2019 года. Единственным исключением из этой тенденции являются португальские социалисты, которые, несмотря ни на что, смогли сформировать левое правительство в 2015 году, что привело к значительным успехам на выборах в 2019 и 2022 годах.

И хотя в свете этих цифр существует единодушное мнение о кризисе западноевропейских социал-демократических партий, объяснения этого кризиса различаются не только среди социал-демократических политиков и политических журналистов, но и среди исследователей. В зависимости от автора, вину за электоральный кризис социал-демократии возлагают на «трагическую» конкурентную ситуацию у социал-демократов» в постиндустриальных обществах, «крах послевоенного экономического бума», «глобальную свободу капитала», «экономически неолиберальную и институционально консервативную европейскую основу», «защитную стратегию левых», «картелизацию» социал-демократических партий, фатальную неспособность их «третьего пути» дать «значимый голос уязвимым, находящимся в затруднительном финансовом и социальном положении людям» или отсутствие «привлекательной повестки решения современных проблем», а также «привлекательного видения будущего». Иными словами, ошеломление социал-демократов по поводу собственного упадка отражается в разногласиях исследователей по поводу причин этого упадка.

Учитывая многочисленные, частично противоречащие друг другу объяснения, первая цель этой обзорной статьи — разумно систематизировать литературу. Для этой цели выделено четыре вида объяснения: социологическое, экономическое, идеологическое и институциональное. Во второй части статьи проверяется, подтверждаются ли полученные гипотезы эмпирическими данными. Эта проверка основана на 51 эмпирическом исследовании, опубликованных с 2010 года. Результаты показывают, что не существует единственного исчерпывающего объяснения. Ясно лишь то, что электоральный кризис социал-демократии является сложным явлением, которое имеет несколько причин, таких как изменения социальной структуры, меры жесткой бюджетной экономии и неолиберальная деполяризация.¹

Кризис социал-демократии: четыре объяснения

Цитированные авторы предлагают самые разные объяснения кризиса социал-демократии, которые варьируются от структурных изменений в экономике и обществе до организационных недостатков и стратегических ошибок со стороны социал-демократов. Чтобы систематизировать литературу, я воспользуюсь работой Фернандо Казаля Бертоа и Хосе Рамы, которые выделяют социологические, экономические и институциональные факторы для объяснения возникновения партий, выступающих против истеблишмента. Добавив в качестве четвертой категории идеологические факторы, я предлагаю следующие объяснения электорального упадка социал-демократии:

● Социологические объяснения сосредоточены на изменениях в общественной структуре, наносящих ущерб социал-демократам и ставящих их перед болезненными электоральными дилеммами.
● Экономические объяснения подчеркивают хозяйственные ограничения, которые мешают социал-демократическим партиям проводить предпочтительную для их избирателей политику.
● Идеологические объяснения связывают кризис с принятием новых идей партийными элитами и программными сдвигами.
● Наконец, институциональные объяснения сосредоточены на организационных изменениях, которые привели к потере популярности социал-демократических партий.

Социологическое объяснение: кризис как результат изменения структуры общества

Социологический подход основан на предположении, что успехи партий в основном определяются социальной структурой и связанными с ней предпочтениями избирателей. Соответственно, кризис социал-демократии является результатом прежде всего социально-структурных перемен, которые подорвали популярность социал-демократов. В литературе выделяются три формы электоральных дилемм:

1) хорошо известная, но обостряющаяся «электоральная дилемма социализма»;
2) дилемма столкновения с конкурирующими требованиями раздробленных профессиональных групп в постиндустриальных обществах; и
3) так называемая «дилемма инсайдер-аутсайдер», возникающая из-за противоположных интересов различных групп рынка труда.

В своей классической форме этот объяснительный подход указывает на сокращение рабочего класса, традиционного основного электората социал-демократических партий, как на главную движущую силу электорального спада. Основополагающая версия этого аргумента представлена Адамом Пшеворским и Джоном Спрагом. Согласно ей, у социал-демократических партий существует общий электоральный компромисс между рабочим классом и средним классом, что приводит к так называемой «дилемме электорального социализма». Стремясь расширить свою базу за счет избирателей из среднего класса, социал-демократы «подрывают именно ту идеологию, которая является источником их силы среди избирателей». Во времена сокращения рабочего класса социал-демократы в той или иной степени вынуждены обращаться к избирателям из среднего класса ценой потери поддержки рабочих.

Наиболее известный вариант социологического подхода восходит к основополагающей работе Герберта Китшельта о трансформации социал-демократии. Китшельт отвергает существование простого компромисса между избирателями из рабочего класса и среднего класса. Социал-демократы скорее бьются за умы и сердца различных профессиональных групп, чьи предпочтения можно отобразить в двумерном политическом пространстве, поскольку эти группы различаются не только по социально-экономическим, но и по социокультурным вопросам. В связи с переходом от индустриального общества к постиндустриальному все большее значение приобретает социокультурная ось; то есть ценностные вопросы дополняют или даже заменяют экономические вопросы и, таким образом, разделяют социал-демократический электорат. Электоральная дилемма социализма сменяется различными формами избирательных дилемм:

Здесь социал-демократы сталкиваются с двойным компромиссом. Во-первых, двигаясь по вертикальному либерально-авторитарному измерению, социал-демократы должны решить, будут ли они полагаться на традиционных менее образованных синих воротничков, избирателей из рабочего класса или на высокообразованных белых воротничков. […] Социал-демократы также сталкиваются со вторым компромиссом внутри самого рабочего класса, зависящим от их распределительной экономической позиции.
Kitschelt, «The Transformation of European Social Democracy»

В результате, складывающаяся картина партийной конкуренции крайне неблагоприятна для социал-демократических партий. В то время как они конкурируют с леволиберальными партиями за голоса нового среднего класса, набирающие силу праворадикалы являются серьезными соперниками за голоса традиционного рабочего класса. В связи с этим, поддержка праворадикалами государства всеобщего благосостояния (вернее, его поддержка лишь для коренных жителей страны) представляет особую угрозу, поскольку помогает им позиционировать себя «новыми рабочими партиями» и безвозвратно лишить социал-демократов традиционного электората.

Последний аспект социологического подхода фокусируется на расколе рынка труда и вытекающей из этого дилемме инсайдер-аутсайдер. В этом случае работники также не рассматриваются как однородный блок, а скорее делятся на две группы: инсайдеры рынка труда с гарантированной занятостью и аутсайдеры рынка труда, такие как временные работники, которые сталкиваются с отсутствием постоянной занятости.² Этот разрыв, который усиливается деиндустриализацией и глобализацией, ставит социал-демократам дилемму, чьи же интересы защищать. Так, политика на рынке труда, которая отвечает интересам инсайдеров, например, сильная защита занятости для этого сегмента рабочей силы, часто наносит ущерб аутсайдерам и наоборот. Таким образом, если социал-демократы сосредотачиваются на инсайдерах, аутсайдеры реагируют неявкой на выборы или голосованием за популистские партии. Если вместо этого социал-демократы выберут политику в пользу аутсайдеров, они рискуют потерять поддержку инсайдеров в пользу своих конкурентов, например, правоцентристов. Короче говоря, кто бы ни выигрывал от поляризации рынка труда, социал-демократы, по-видимому, из тех, кто терпят отток электората из-за дилеммы инсайдер-аутсайдер.

Экономическое объяснение: кризис как результат изменения хозяйственных условий

Экономический подход к кризису социал-демократии утверждает, что изменения в капиталистическом хозяйстве ограничивают варианты политики, доступные социал-демократическим партиям, усложняют или даже препятствуют достижению целей социал-демократов, таких как защита социальных прав и борьба с неравенством. Это объяснение основано на предположении, что электоральный успех социал-демократов в первую очередь зависит от определенной экономической и социальной политики, то есть политики, улучшающей материальное положение их традиционного ключевого электората. В этом контексте можно обозначить три процесса, которые политэкономы выделяют для объяснения кризиса социал-демократии:

1) глобализация;
2) европейская интеграция; и
3) конец фордистско-кейнсианской модели роста.

С начала 1990-х многие авторы определяли экономическую глобализацию как основное препятствие для социал-демократических партий. Соответственно, социально-экономическая политика, лежавшая в основе успеха социал-демократии в “золотые десятилетия” в виде кейнсианского управления спросом плюс расширение государства всеобщего благосостояния, обречена на провал в условиях глобализации:

Социал-демократическая экономическая программа, в первую очередь направленная на обеспечение полной занятости путем стимулирования инвестиций через политику дефицитного финансирования, потеряла устойчивость. […] Мощь международных валютных рынков и рынков облигаций теперь достаточна, чтобы воспрепятствовать любой подобной экспансионистской политике. […] Не будет преувеличением сказать, что глобальная свобода капитала эффективно разрушает экономические основы социал-демократии.
Gray, «After Social Democracy: Politics, Capitalism and the Common Life»

В то время как глобализация товарных рынков усиливает международную конкуренцию между национальными экономиками, дерегулирование финансовых рынков предоставляет владельцам капитала перманентную возможность для свертывания бизнеса. В результате традиционные инструменты социал-демократической политики, такие как прогрессивное налогообложение и управление общественным спросом, невозможно реализовать из-за негативной реакции владельцев капитала и международных инвесторов. Социал-демократы были ограничены политикой экономики предложения и, что еще хуже, постоянной жесткой экономией. Этим они отдалили от себя избирателей, зависящих от государства всеобщего благосостояния.³

Институциональные механизмы, возникшие в результате европейской интеграции, воспринимаются как дополнительное ограничение для европейских социал-демократов.. В то время как глобализация в основном влияет на автономию национальных государств, европейская интеграция идет еще дальше, ограничивая их суверенитет посредством правового регулирования. Во-первых, ордолиберальная⁴ структура ЕС и Европейского валютного союза (ЭВС) действует как смирительная рубашка для социал-демократов. Масштабы экспансивной налогово-бюджетной политики ограничены Маастрихтскими критериями, еще более ужесточенными Европейским финансовым пактом. Во-вторых, Европейский центральный банк с его твердой приверженностью ценовой стабильности гарантирует, что члены ЭВС лишены возможности проводить экспансионистскую денежно-кредитную политику и стимулировать экономику посредством внешней девальвации. Эти ограничения оказались фатальными для стран с дефицитом бюджета во время европейского долгового кризиса. Наконец, социал-демократы страдают от асимметрии между позитивной и негативной интеграцией. В то время как «интеграция через законы», продвигаемая Европейской комиссией и Европейским судом, имеет в основном либерализирующий эффект, корректирующая позитивная интеграция, необходимая для создания «социальной Европы», которую постоянно превозносят социал-демократы, обычно терпит неудачу из-за противоречивых национальных интересов в Совете Европы. Таким образом, ЕС превратился в «машину либерализации», из-за чего социал-демократическим партиям становится труднее (или вовсе невозможно) защищать интересы рабочих, на которых негативно повлияла экономическая либерализация.

Третье направление экономического подхода, восходящее к теории регулирования, приписывает упадок социал-демократических партий не глобализации и не евроинтеграции, а скорее более общему кризису капитализма: краху фордистско-кейнсианской модели роста послевоенных десятилетий. В крайней форме этот аргумент представлен Эшли Лавель, которая считает «смерть социал-демократии» неизбежной из-за ее зависимости от исключительно высоких темпов роста послевоенных лет: «возврат к низким темпам роста в 1970-е годы уничтожил экономическую базу социал-демократии […] конец бума сделал невозможным одновременное проведение политики, которая бы уменьшила неравенство и повышала уровень жизни, не препятствуя накоплению капитала». Вольфганг Штрик приводит аналогичный аргумент, утверждая, что совместимость (социальной) демократии и капитализма была возможна в уникальной обстановке послевоенных десятилетий. Теперь правящие социал-демократические партии пытаются примирить конфликтующие интересы граждан (социальное обеспечение) и международных инвесторов (прибыль). Социализация долга после финансового кризиса еще больше сместила и без того перекошенный баланс сил в пользу капиталистов. В результате оказавшиеся у кормила власти социал-демократы находятся в безнадежном положении.

Идеологическое объяснение: кризис как результат идеологического провала

Третий объяснительный подход отвергает чисто материалистические объяснения и подчеркивает влияние идей. С этой точки зрения именно внедрение неолиберальных идей социал-демократическими элитами привело к тому, что миллионы рабочих отвернулись от социал-демократов. Другие авторы дополнительно подчеркивают космополитическую позицию по социокультурным вопросам, таким как европейская интеграция и миграция, которая сформировала «прогрессивный неолиберализм», оторвавшейся от значительной части рабочего класса.

Согласно идеологическим объяснениям, кризис социал-демократии возник не из-за неблагоприятных обстоятельств, а из-за интеллектуальных недостатков социал-демократических элит: «при внимательном рассмотрении […] оказывается, что наиболее существенные препятствия на пути социал-демократического возрождения исходят не от структурных или экологических факторов» […] а от интеллектуальных заблуждений и потери воли со стороны самих левых». Что касается интеллектуальных заблуждений, некоторые авторы воспринимают первоначально нерешительное, а затем иногда даже эйфорическое принятие неолиберальных идей как первородный грех современных социал-демократов. В основе неолиберализма лежит убеждение, что индивидуализированная рыночная конкуренция превосходит другие формы организации. С программной точки зрения это означает укрепление прав частной собственности и распространение рынка на все сферы жизни общества, то есть политику, в целом работающую в пользу владельцев капитала, если говорить в терминах распределения.

В отличие от своих критиков социал-демократы воспринимали «третий путь»⁵ как альтернативу неолиберализму. Однако эмпирические исследования показывают, что с 1980-х годов программы социал-демократических партий все больше проникаются неолиберальным духом конкурентности. В результате возникает «социал-демократический вариант неолиберализма», «неолиберализованная социал-демократия» или «рыночная социал-демократия». Наиболее остро этот вопрос ставит Шанталь Муфф, согласно которой социал-демократия с ее подчинением неолиберальной гегемонии утратила способность представлять электорату привлекательную политическую альтернативу. По мере осознания избирателями бесполезности подобной апатичной социал-демократии, они обращаются к более энергичным популистским партиям слева и справа. Эта тенденция существенно ускорилась благодаря тому, что социал-демократические правительства цеплялись за неолиберальные экономические рецепты даже после мирового финансового кризиса.

Второе идеологическое объяснение дополняет этот экономический поворот вправо поворотом к космополитизму и политике идентичности. Если конкретнее, этот аргумент существует в двух формах. Первая версия аргумента состоит в том, что поворот социал-демократических элит к политике идентичности с упором на эмансипацию женщин, ЛГБТ-групп, мигрантов и других меньшинств привел к игнорированию борьбы за сохранение социальных прав, столь необходимых для трудящихся, независимо от их этнического происхождения или сексуальной ориентации. Вторая версия аргумента идет дальше, указывая на то, что «прогрессивный неолиберализм», превозносимый социал-демократами «третьего пути», сочетающий политическую борьбу за равные возможности с сильным индивидуализмом и довольно критическим отношением к государству всеобщего благосостояния, противоречит более коллективистской позиции поддержки государства всеобщего благосостояния, которой придерживаются большинство рабочих. Во всех этих случаях не столько социальная поляризация или экономические ограничения, сколько идеологические сдвиги социал-демократов привели к оттоку избирателей.

Институциональное объяснение: кризис как результат организационных недостатков

Последнее объяснение фокусируется на партийных институтах, объясняющих кризис социал-демократии. В соответствии с этим подходом социал-демократические партии претерпели организационную трансформацию из партии массовой интеграции в картельную партию. Эта трансформация, связанная с неадекватным социальным представительством важных групп избирателей в социал-демократических партиях, привела к электоральному сближению с основными правыми партиями, оказавшееся фатальным. Предполагается, что параллельный упадок профсоюзов оказал дополнительное негативное влияние на социал-демократические партии.

По мнению ряда партийных исследователей, партии массовой интеграции прошлого превратились в картельные партии. Вторя «железному закону олигархии» Роберта Михелса, социал-демократические партии со временем превратились из организаций, представляющих своих членов и избирателей, в органы управления:

С развитием картельной партии цели политики становятся самозамыкающимися, узкоспециализированными и технократическими, в то время как реальная межпартийная конкуренция сосредотачивается лишь на эффективном и действенном управлении государством. Конкуренция между картельными партиями в меньшей степени сосредоточена на различиях в политике и больше […] на обеспечении зрелищности, красивой картинки и спектакля
Mair, «Ruling the Void: The Hollowing of Western Democracy»

Хотя проблемы от этой трансформации испытывают и другие крупные партии, её считают особенно вредной для социал-демократов по трем причинам. Во-первых, успех социал-демократов всегда в значительной степени зависел от их способности мобилизовать рабочих и связанные с ними социальные группы под знаменем классовой борьбы, социальной справедливости и других эгалитарных принципов. Технократическая природа картельной партии подавляет эту жизненную энергию, независимо от того, исходит ли она от рабочего класса или новых средних классов. Во-вторых, участие в картеле авторитетных партий означает сотрудничество с правоцентристскими партиями, а также уменьшение политических различий. Сближение основных партий, в свою очередь, рассматривается как одна из основных причин, по которой избиратели отворачиваются от этих партий в пользу их более радикальных оппонентов.

Последний процесс, который необходимо принять во внимание — это ослабление профсоюзов, что лучше всего иллюстрируется сокращением членства в них. Хотя этот процесс частично объясняется изменениями в социальной структуре, либерализация рынка труда при участии социал-демократов также способствовала упадку профсоюзов. Под влиянием попыток социал-демократов расширить свою избирательную базу, а также разочарования в их политике со стороны профсоюзов традиционно тесные связи между этими «сиамскими близнецами» рабочего движения разрушились, хотя между развитыми демократиями сохраняются существенные различия. Однако упадок профсоюзов может дорого обойтись социал-демократам во время выборов, поскольку считается, что сильные профсоюзы должны повысить явку избирателей среди рабочего класса, а также поддерживать социал-демократов.

Подтверждают ли эмпирические данные эти объяснения?

Мы свели четыре объяснения в таблицу. Теперь оценим их на основе эмпирических исследований. Для каждого объяснительного подхода сформулированы две гипотезы, представленные в нижней строке таблицы. Например, Гипотеза 1 (H1) утверждает, что электоральный кризис социал-демократии является результатом сокращения рабочего класса, в то время как растущие электоральные компромиссы являются причиной электорального спада согласно двум вариантам Гипотезы 2 (H2a, H2b).

Анализ основан на систематическом обзоре эмпирических исследований, опубликованных в рецензируемых журналах с января 2010 г. по октябрь 2021 г. Отбор ориентирован на рекомендации PRISMA и проходил в четыре этапа:

1. Обширный поиск литературы через Web of Science: 621 исследование.
2. Отбор выявленных исследований на соответствие требованиям: 30 исследований.
3. Исследование методом цепной выборки, основанное на подходящих трудах: 21 дополнительных работ.
4. Категоризация 51 включенных исследований.

Исследование считалось подходящим, если оно предлагало эмпирическое доказательство хотя бы одной из изложенных гипотез. Полученные 51 исследование предоставляет доказательства на трех различных уровнях. Из этих работ 14 касаются факторов, определяющих долю голосов социал-демократов (агрегированный уровень), и, таким образом, предлагают наиболее прямую проверку гипотез. Двадцать исследований предоставляют данные по разным странам на уровне избирателей (т.е. на индивидуальном уровне). Эти исследования обычно опираются на данные опросов, которые представляют особую ценность для изучения причин потери популярности социал-демократии, а также электоральных компромиссов. Кроме того, 27 исследований включают анализ отдельных социал-демократических партий, причем большинство работ охватывают Германию, Великобританию и страны Северной Европы.⁶ В первую очередь обзор базируется на межстрановых исследованиях из-за высокой обобщаемости результатов, но он также включает убедительные доказательства, полученные в результате внутристрановых исследований.

Социологическое объяснение

Согласно гипотезе 1 (H1), электоральные потери социал-демократов связаны с сокращением рабочего класса. Основные доказательства предоставил Джакомо Бенедетто, который сочетает анализ факторов, определяющих снижение доли голосов, с анализом поддержки социал-демократов на индивидуальном уровне. Авторы дают специфическое обоснование H1, заключая, что «большая часть падения поддержки социал-демократических партий за последние годы связана с сокращением численности промышленных рабочих, а также снижением склонности основных сторонников этих партий […] голосовать за них».⁷ Это подтверждает Робин Бест, который демонстрирует, что сокращение традиционного электората в значительной степени способствовало снижению доли голосов за социал-демократов среди рабочих. Также сыграло роль снижение лояльности рабочих по отношению к социал-демократам. Ряд исследований, посвященных электоральным предпочтениям различных классов в рамках страны, также подчеркивают этот тезис, указывая на роль социал-демократов в демобилизации рабочего класса. Даже с этой оговоркой эмпирические данные ясно указывают на то, что постепенное сокращение рабочего класса объясняет часть потерь голосов социал-демократов.

Вторая гипотеза объясняет упадок социал-демократии электоральными компромиссами в отношении профессиональных групп (H2a) или инсайдеров и аутсайдеров на рынке труда (H2b). В этом случае доказательства базируются лишь на работах, посвященных предпочтениям и поведению избирателей на индивидуальном уровне. О вреде компромисса между избирателями из рабочего и среднего класса (H2a) говорят исследования Лайн Реннвальд и Джонас Понтуссон (2021), хотя авторы и указывают, что влияние этого компромисса падает при сильных профсоюзах. Напротив, Тарик Абу-Чади и Маркус Вагнер считают, что сильные профсоюзы усугубляют негативное влияние компромиссов между интересами работников физического труда и высококвалифицированными работниками. Есть и более противоречивые результаты. Сосредоточив внимание на социокультурных вопросах, Абу-Чади и Вагнер не обнаружили воздействия компромисса. Труды, посвященные позиции социал-демократов в отношении иммиграции, говорят об обратном. Джейн Гингрич показывает, что потенциальный левый электорат из рабочего класса и нового среднего класса разделился по иммиграционным вопросам. Однако исследования по Германии и Дании указывают на электоральный компромисс между обозначенными группами. С одной стороны, противоречивые данные свидетельствуют о существенном влиянии методического подхода на результаты. С другой стороны, электоральный компромисс, по-видимому, зависит от специфических для страны факторов, таких как сила профсоюзов и избирательная система.

В отношении дилеммы инсайдер-аутсайдер (H2b), литература демонстрирует аналогичные результаты. Степень различий в распределительных и политических предпочтениях между инсайдерами и аутсайдерами зависит от понятия поляризации рынка труда, при этом статус на рынке труда является более сильным индикатором, нежели риски на нём. Единственное исследование, в котором напрямую тестируется H2b, было проведено Йоханнесом Линдваллом и Дэвидом Руэдой. Основываясь на пяти выборах в период с 1994 по 2010 год, авторы показывают, что шведские социал-демократы действительно столкнулись с дилеммой инсайдер-аутсайдер. Необходимы дальнейшие исследования, чтобы проверить, применима ли H2b для других стран.

Экономическое объяснение

Гипотеза 3 (H3) подчеркивает внешние хозяйственные ограничения, такие как глобализация (H3a) и фискальные и монетарные ограничения в ЕС (H3b). Что касается воздействия глобализации, эмпирические данные неоднозначны. На основе индекса глобализации KOF Бенедетто не обнаруживает общего негативного влияния глобализации на долю голосов социал-демократов. Напротив, в свежей работе Хелен Милнер, в которой основное внимание уделяется, среди прочего, импортным шокам на региональном уровне, делается вывод, что «глобализация, особенно торговля, связана с упадком основных левых партий» и что «эти эффекты только усилились в связи с финансовым кризисом». Сравнение обоих исследований указывают на влияние выбранного показателя глобализации. Другими словами, шоки импорта на региональном уровне, по-видимому, являются лучшим индикатором для отражения негативных электоральных последствий глобализации для социал-демократов, нежели индексы глобализации.

Что касается влияния ЕС и еврозоны (H3b), появляется все больше свидетельств того, что существующие ограничения действительно наносят ущерб социал-демократам. Фокусируясь на результатах выборов до и во время европейского долгового кризиса, Соня Алонсо и Рубен Руис-Руфино показывают, что за введение мер жесткой экономии социал-демократы заплатили поддержкой электората. Кроме того, цена эта была несоизмеримо выше в тех странах, которые подверглись внешнему вмешательству со стороны Европейской тройки. Этот вывод подтверждается Сарой Хобольт и Джеймсом Тилли, которые также подчеркивают влияние кризиса еврозоны и фискальных ограничений на предпочтение избирателей голосовать за другие партии. Наконец, Стюарт Тернбулл-Дугарте показывает, что левые избиратели с большей вероятностью не будут голосовать в случае вмешательства ЕС в дела их стран. В целом, H3b подтверждается для стран-должников Южной Европы.

Гипотеза 4 (H4) подчеркивает негативное влияние мер жесткой экономии и других «структурных реформ» на социал-демократов. В дополнение к исследованиям Хобольт и Тилли, Алонсо и Руис-Руфино, Хейс Шумахер и Александр Хорн подтверждают гипотезу о том, что социал-демократам вредит сокращение социального обеспечения. Согласно Хорну, отрицательные эффекты являются постоянными и проявляются в долгосрочной перспективе, независимо от положительных экономических эффектов. Напротив, Натали Гигер и Мойра Нельсон, а также Эбель Бояр не подтверждают негативных электоральных эффектов. Однако это явно противоречит результатам внутристрановых исследований. В сравнительном исследовании по Германии, Великобритании, Дании и Швеции Кристоф Арндт демонстрирует, что социал-демократические партии в перечисленных странах потерпели неудачу на выборах в результате реформ государства всеобщего благосостояния, причем масштаб этих неудач зависел от избирательной системы. В случае Германии Ханна Швандер и Филип Маноу показывают, что негативные долгосрочные последствия «Повестки 2010» для СДПГ были вызваны главным образом появлением сильного конкурента слева. В более широком смысле, существуют убедительные доказательства того, что в целом социал-демократы приобретают народную поддержку благодаря высоким социальным расходам и, в частности, расходам на активную политику на рынке труда. Впрочем, Карл Локсбо обнаруживает криволинейную зависимость уменьшения доли голосов социал-демократов при высоком уровне благосостояния. В целом эмпирические данные подтверждают H4, особенно с точки зрения негативных последствий сокращения расходов.

Идеологическое объяснение

Гипотеза 5 (H5) подчеркивает неолиберальный поворот социал-демократов, то есть их сдвиг вправо в социально-экономическом измерении. Здесь работам, демонстрирующие, как минимум, частичное подтверждение этой гипотезы, можно противопоставить исследования, которые её не подтверждают. Ни Ганс Кеман, ни Абу-Чади и Вагнер не находят доказательств H5, исследуя распространение идеологии «третьего пути» и сдвиг вправо в отношениях государство-рынок. Это резко контрастирует с выводами Йоханесса Каррета о долгосрочных последствиях сдвига вправо. Основываясь на данных опросов, проведенных в Германии, Великобритании и Швеции, его исследование показывает, что «достижения [социал-демократических] партий, приобретенные в результате политического сдвига к центру в 1990-е годы, были весьма преходящи и достигнуты за счет успеха на выборах в последующее десятилетие». Этот негативный долгосрочный эффект согласуется с выводами Швандер и Маноу, которые показывают, что негативные электоральные последствия неолиберального поворота СДПГ проявились через некоторое время. Другие исследования демонстрируют, что эффект зависит от дополнительных факторов, таких как пропорциональная избирательная система (в случае Германии это приводит к оттоку избирателей), высокое неравенство доходов и низкий (либо средний) уровень социальных расходов. В целом данные свидетельствуют о том, что негативный электоральный эффект сдвига вправо проявляется со временем и что его сила зависит от политического и экономического контекста.

Согласно Гипотезе 6 (H6), именно принятие более либертарианской позиции в социокультурном измерении приводит к потере голосов. Наиболее решительное опровержение этой гипотезы исходит от Абу-Чади и Вагнера . Основываясь на анализе опросов, проведенных в 13 западноевропейских странах, они пришли к выводу, что «более прогрессивные и более проевропейские позиции социал-демократических партий принесли им электоральную поддержку». Вопреки H6, рабочие склонны голосовать за прогрессивных в культурном отношении социал-демократов. В сочетании с инвестиционно-ориентированным экономическим курсом либеральные в культурном плане позиции оказываются даже выгодными для социал-демократов в случае слабости профсоюзов. Сосредоточившись на проблеме иммиграции, Джей-Джей Спун и Хайке Клювер вместо этого приходят к выводу, что левоцентристские партии могут извлечь выгоду из «жестких иммиграционных мер». Результаты внутристрановых исследований по этому вопросу неоднозначны, но в целом не соответствуют H6. Данные опроса из Великобритании показывают, что либеральная позиция в отношении иммиграции действительно приводит к оттоку избирателей из лейбористской партии. Напротив, Карл Дальстрем и Андерс Санделл в свете муниципальных выборов в Швеции не обнаружили доказательств H6. В случае Германии эмпирические данные показывают, что ограничительная миграционная политика либо недостаточна для привлечения праворадикальных избирателей, либо приводит к оттоку традиционных избирателей.⁸ Это соответствует результатам недавнего экспериментального опроса датских избирателей, который показывает, что датские социал-демократы сталкиваются с выбором между проиммигрантскими и антииммигрантскими избирателями, хотя в их случае жесткая позиция против иммиграции может быть выгодна с точки зрения прихода к власти.

Институциональное объяснение

Гипотеза 7 (H7) вытекает из теории картельных партий и подчеркивает политическое сотрудничество и сближение с основными правыми партиями. Эмпирические данные в основном поддерживают эту гипотезу. На агрегированном уровне Бенедетто обнаруживает значительный негативный эффект участия социал-демократов в качестве младшего партнера в коалиционных правительствах. Дополнительные эмпирические доказательства на индивидуальном уровне есть в работах, посвященных политическому сближению основных партий. Спун и Клювер обнаружили, что сближение этих партий приводит к потере голосов, поскольку избиратели отдают голоса менее известным партиям. Это согласуется с выводом Зака Гранта о том, что деполяризация (сближение) позиций ведущих партий подпитывает поддержку антисистемных партий во время экономического кризиса. В Швеции политическое сближение социал-демократов и правоцентристских партий по вопросам социальной политики пошло на пользу последним. В то же время более общее сближение с правыми, в том числе по вопросам миграции было выгодно правым радикалам. В целом литература указывает на то, что политическое сближение с правоцентристами действительно имеет негативные электоральные последствия для социал-демократов.⁹

Гипотеза 8 (H8) подчеркивает негативное влияние упадка профсоюзов на социал-демократов. При исследовании избирателей литература демонстрирует единую картину, поскольку все труды, учитывающие индивидуальное членство в профсоюзах, показывают, что члены профсоюзов с большей вероятностью проголосуют за социал-демократов, чем другие работники. Довольно неожиданно, но этот эффект проявляется среди избирателей как из рабочего так и из среднего класса. Но переносится ли этот эффект на агрегированный уровень во времена упадка профсоюзов? Здесь результаты на первый взгляд весьма противоречивы. Абу-Чади и Вагнер, Локсбо и Мэтью Полацко не обнаруживают существенного влияния упадка профсоюзов на поддержку социал-демократов. Однако Реннвальд и Понтуссон рассчитали, что «снижение плотности профсоюзов на один процентный пункт означает почти полупроцентное сокращение доли голосов». Это показывает, что сильные профсоюзы укрепляют компромисс между избирателями из рабочего и среднего класса. Подробный анализ, проведенный Арндтом и Ренвальдом, показывает, что влияние профсоюзов в значительной степени зависит от профсоюзных объединений, при этом сильные объединения синих воротничков и работников государственного сектора (исключая объединения высококвалифицированных работников в частном секторе) оказывают положительное влияние на долю голосов за социал-демократов. Таким образом, литература демонстрирует ограниченные доказательства в пользу H8.

Выводы

Как видно из таблицы, универсального объяснения не существует. Вероятно, электоральному кризису социал-демократии способствовали сразу несколько факторов, особенно сокращение рабочего класса (H1a), проведение политики жесткой экономии самими социал-демократами (H4), их неолиберальный поворот (H5) и сближение с правоцентристами (H7). Первый фактор отражает долгосрочные изменения в социальной структуре, тогда как три последних фактора уже являются частью другого сюжета, который можно обобщить как идейную и институциональную неолиберализацию социал-демократии. Я вернусь к этому в заключении. В литературе H6 имеет наименьшую поддержку, так как те или иные подвижки в социокультурном отношении могут оттолкнуть избирателей в любом случае.

Поддержка остальных гипотез более специфична. Одна из важных оговорок состоит в том, что негативные электоральные последствия зависят от других факторов. Например, предполагаемые электоральные компромиссы между различными группами избирателей зависят от избирательной системы и профсоюзов. Кроме того, исследования показывают, что совокупность определенных факторов вроде политики жесткой экономии и вмешательства ЕС, а также политическое сближение с ведущими правыми партиями во время экономических кризисов, наносит большой ущерб социал-демократам. Эти результаты говорят о том, что причины электоральных неудач социал-демократов комплексны и, следовательно, могут различаться в странах Западной Европы. Этот тезис подтверждается различными образами упадка социал-демократии, представленными на первом графике.

Наконец, противоречивые доказательства некоторых гипотез частично являются результатом расхождений в определениях и статистических методах. Влияние понятийных расхождений лучше всего иллюстрируют различные результаты электорального поведения для аутсайдеров на рынке труда, которые определялись различными способами. Что касается статистических методов, то модели уровня поддержки социал-демократов могут давать результаты, отличные от моделей первичных различий, которые базируются на краткосрочных электоральных изменениях. Применяя оба типа моделей, Бенедетто обнаружил, что сокращение рабочего класса влияет на долю голосов за социал-демократов, но не на краткосрочные изменения в промежутке между выборами. Таким образом, охват разных уровней и изменений позволяет провести различие между долгосрочными и краткосрочными эффектами.

Заключение: направления будущих исследований и будущее социал-демократии

На основе данных выводов существует три отправных точки для будущих исследований: противоречивость некоторых выводов, взаимосвязь отдельных факторов в объяснении электорального кризиса социал-демократии и перенос выводов на охваченные кризисом левые партии в Восточной Европе. Что касается первого пункта, то показано, что причиной противоречивых результатов являются различия используемых обозначений. Исследователи должны не только искать наилучшие из доступных показателей, но и осторожно интерпретировать свои результаты. Например, свежие работы демонстрируют, что социокультурное разделение гораздо сильнее по вопросам иммиграции, нежели по остальным Эти выводы необходимо учитывать при анализе электоральных последствий программных сдвигов социал-демократов.

Что касается взаимодействия различных факторов, я предлагаю два основных направления будущих исследований. Во-первых, исследователи должны различать долгосрочные и краткосрочные причины электорального кризиса социал-демократов. Как указывалось выше, оценка моделей доли голосов социал-демократов и электоральных изменений между выборами предполагает лишь одну многообещающую стратегию. Продвинутый же подход заключается в том, чтобы прислушаться к совету Пола Пирсона: «Связь между «катализаторами» и, более долгосрочными «глубинными» причинами предполагает, что кажущиеся конкурирующими объяснения часто могут дополнять друг друга». В случае социал-демократии это означает объединение долгосрочных процессов типа изменения в социальной структуре и «спусковых механизмов», вроде политических решений правящих социал-демократических партий. Во-вторых, тот факт, что некоторые гипотезы верны только при определенных условиях, указывает на комплексную причинно-следственную связь, лежащую в основе кризиса социал-демократии. Качественный сравнительный анализ (QSA) является подходящим методом для исследования комплексной причинно-следственной связью и связанной с ней эквифинальностью.¹⁰ Таким образом, QCA применим для определения совокупностей социологических, материальных, идейных и институциональных факторов упадка социал-демократии. Предыдущие применения QCA к результатам выборов, в которых основное внимание уделялось популистским и антисистемным партиям, служат шаблоном для подобных исследований.

Наконец, этот обзор сосредоточился на кризисе социал-демократических партий в Западной Европе. Однако в последние годы левые партии в Центральной и Восточной Европе также потерпели тяжкое поражение на выборах. И хотя у этих партий особая история, а некоторые из них являются преемниками коммунистических партий, их электоральные неудачи могут иметь схожие причины. И действительно, свежие исследования показывают, что неолиберальная идеология и политика в значительной степени способствовали электоральному кризису левых в Восточной Европе. Это соответствует выводам по Западной Европе, но чтобы лучше понять сходства и различия между партиями Восточной и Западной Европы, необходимы дополнительные исследования.

Возникает финальный вопрос: что всё это означает для будущего социал-демократии? В целом обзор несет в себе как положительный, так и отрицательный посыл для социал-демократов. Отрицательный посыл заключается в том, что сокращение традиционного рабочего класса урезает электорат социал-демократии, в то время как постиндустриальные электоральные компромиссы изменяют межпартийную конкуренцию и усложняют создание новых избирательных коалиций. Таким образом, возврат к прежним электоральным высотам практически невозможен. Положительный посыл состоит в том, что электоральный кризис в некоторой степени является результатом неолиберализации социал-демократии. Сейчас наблюдается переход социал-демократии на более левые экономические позиции, растет политическое расхождение между социал-демократами и правоцентристами. Это значит, что социал-демократия подаёт какую-то надежду. Однако, чтобы надолго обратить собственный упадок вспять, социал-демократы должны представить четкую альтернативу нездоровому неолиберализму.

Оригинал со всеми сносками: Frank Bandau, «What Explains the Electoral Crisis of Social Democracy? A Systematic Review of the Literature»

Дополнительный материал к этой статье можно найти по ссылке.

Перевод: Федор Яковлев, серый кардинал “Кемеровского марксистского кружка”, независимый исследователь, the Semen Arsonist и просто хороший человек.