Великое всемирное социальное восстание 2019 года и Ближний Восток
.
Текст подготовлены немецкой исследовательской группой “Wild Cat”. Это попытка масштабного социально-классового анализа событий 2019 года, которые иногда называют “Арабская весна 2.0.”. Впрочем авторы с таким названием не согласились бы. Статья будет интересна всем тем, кто хочет понять Ближний Восток. Хотя, наряду с большими достоинствами, у нее есть и недостатки. Главный среди них — игнорирование того факта, что социальные протесты 2019 года были многоклассовыми и организованными территориально и через социальные сети. Несмотря на массивное присутствие социальных низов, эти движения были лишены чисто классовой повестки, прежде всего потому, что почти не затронули фабрики, заводы и предприятия инфраструктуры. Это сказывалось на их идеях и размывало их. Отчасти это является причиной того, что восставшие почти нигде не создали никакой протестной социальной структуры — системы регулярных собраний и выборных подконтрольных им комитетов. К тому же, безлидерские протесты, организованные через социальные сети, принесли не только избавление от вождей и централизованных партий, но и структурную слабость и аморфность движения.
Еще одним важным фактором, определившим характер народного протеста, является высокая молодежная безработица. Согласно мнению социологов, при молодежной безработице свыше 25% — а такое характерно для многих государств Ближнего Востока — любая страна автоматически становится политически нестабильной. В то же время, отсутствие работы и профессиональных навыков ведет к люмпенизации населения, к падению уровня образования и к неспособности трезво оценить обстановку и выдвинуть альтернативу существующему порядку.
***
“С другой стороны, пролетарские революции, как и все революции девятнадцатого века, постоянно критикуют себя, постоянно останавливают себя на своем пути, возвращаются к кажущемуся завершенным, чтобы начать его заново, высмеивают с безжалостной тщательностью недостатки, слабости и ничтожества своих первых попыток, кажется, оставляют своего противника только для того, чтобы он мог черпать новые силы из земли и подниматься снова, став гигантским…” (К. Маркс, «18 Брюмера Луи Бонапарта»)
В 2019 году люди по всему миру вышли на улицы против повышения налога на топливо, цен на топливо, тарифов… или, как в Ливане, против налога на звонки в Whatsapp. Все эти повышения цен были отменены. Желтые жилеты Франции открыли этот цикл протестов своими собраниями и настойчивостью. Массовое насилие со стороны французского государства было замечено во всем мире.
Ниже мы обратим наш взгляд на регион БВСА (Ближний Восток и Северная Африка), где президенты и правительства были свергнуты в ходе быстрых последовательных изменений в 2019 году. Не успевала погаснуть одна вспышка, как в другом месте вспыхивала новая. У этих восстаний оказалось много общего.
БВСА
На первый взгляд, за последние 50 лет мир стал более мирным. Но это не относится к широкой полосе от северо-западного Пакистана до северо-восточной Нигерии; данная область характеризуется политикой эмбарго, войной, взрывами террористов-смертников и так далее. Здесь неолиберальный поворот был осуществлен другими средствами, чем, например, в Италии, Мексике, Франции или Германии. Поворот в 1979 году открыл дверь для глобальной перестройки классовых отношений: она варьировалась от “шока Волкера” в США до “открытия” Китая, от Маргарет Тэтчер до захвата власти исламской контрреволюцией в Иране.
Хомейни пришел к власти потому, что после месячной забастовки иранских нефтяников он заверил западные державы, что остановит коммунизм и гарантирует экспорт нефти. Неолиберальный поворот был осуществлен в Иране во время восьмилетней войны против Ирака; минимальная заработная плата рабочих была опущена ниже уровня 1970-х годов — в 1979 году она увеличилась на 170%! Наконец, в Ираке неолиберальный поворот был подкреплен эмбарго и бомбардировками.
Контрреволюция мулл в 1979 году, нападения на Всемирный торговый центр 11 сентября 2001 года (авторы, как и переводчик безоговорочно осуждают эти нападения, в ходе которых погибли тысячи гражданских лиц, включая сотни рабочих — прим.)… снова и снова эта пострадавшая часть мира влияла на мировую историю. Именно здесь в 2008 году произошли первые массовые восстания против последствий глобального кризиса. Но восстания арабов, за исключением Туниса, все, в конце концов, утонули в крови, что привело к появлению ИГ (Исламского государства, запрещено в РФ — прим.) и большому движению беженцев — опять же, и то, и другое — глобальные политические события.
Восстания без истории?
Действующие лица этих восстаний в основном представляются нам молодыми людьми “без памяти и без цели”. Это не только буржуазный взгляд со стороны, но часто и интерпретация левых. [1]
Есть ли у восстаний “память”? Чему “учатся” протестующие? Ссылаясь на арабские восстания, Карим Эль-Гаухари говорит: “Автократы также научились лучше подавлять восстания и стремление к переменам: теперь решающим вопросом будет: Кто быстрее учится – репрессивные струкруры или восстание?” [2] Вот несколько мыслей об этом ниже, основанных на событиях в Ираке, Ливане и Иране.
Изменение в движениях
Движения 2009 года в Иране и 2015 года в Ливане были движениями среднего класса — несмотря на массовое участие низов — как с точки зрения руководства, так и с точки зрения состава. Протесты 2015 года в Ираке [3] также были выражением недовольства среднего класса.
Средний класс, казалось, был опустошен экономическим кризисом и последовавшими за ним войнами. Однако после отмены санкций ООН протесты вновь появились после десятилетий молчания с их требованием создания современной государственной структуры. [4]
В основном они касались политических вопросов, выборов и тому подобного. В Иране, например, лозунги против бедности или за улучшение условий труда, как правило, отвергались.
Ирак
Протесты 2015 года в Ираке были направлены против религиозных и сектантских политических элит, которые пришли к власти в 2003 году.
В 2018 году в Басре разразилась очередная волна протестов. Эта богатая нефтью провинция вносит свой вклад в создание большой части богатства Ирака, но страдает от острой нехватки государственной инфраструктуры и отсутствия базовых социальных услуг (проблемы с чистой водой, медициной, систематические отключения электричества — прим.). Основные отличия от 2015 года заключались в том, что теперь люди отказывались от формального руководства и централизованной организации и избегали политических партий. Еще шире была так называемая “Октябрьская революция” 2019 года: восстание по всему Ираку (за исключением некоторых суннитских регионов). Эти протесты происходили не только в крупных городах, но и повсюду, причем основное внимание уделялось социальным требованиям. С политической точки зрения это означало, что система в целом была поставлена под сомнение; все политики должны были уйти [по мнению восставших]. Глобальная неолиберальная экономика, или, другими словами, капитализм, оказались в центре критики. Более ранние волны протеста проложили путь; восстание 2019 года поднялось в самых передовых регионах страны.
Ливан
Ливан также стал свидетелем крупных демонстраций в 2015 году в ходе так называемого “мусорного восстания”. Протесты в основном проводились средним классом Бейрута и начались, когда на улицах начали скапливаться кучи мусора, в то время как политики оставались инертными. Демонстрации были разогнаны, иногда жестоко, и правителям удалось пережить кризис, несмотря на большие разногласия между ними.
После этого повторялись более мелкие протесты, направленные против плохих условий жизни, выступления за права женщин, экологические протесты и так далее. В Ливане движение 2019 года также распространилось по всей стране. 20 октября почти треть населения Ливана — 1,7 миллиона человек — вышли на улицы по всей стране. Это была самая крупная мобилизация со времен “Кедровой революции” 2005 года. К 2015 году сложное религиозно-этническое разделение власти уже достигло своих пределов.
Восстание 2019 года потребовало положить конец этой сектантской системе правления. Активное участие шиитов в протестах опровергло предубеждение, согласно которому все они — религиозные последователи и сторонники “Хезболлы” или являются частью клиентелистской сети шиитской политической партии — движения “Амаль” (одной из причин стало сокращение социальных выплат Хезболлой. Это связано с тем, что Иран находился под санкциями и уменьшил финансирование этой организации. Поэтому у Хезболлы исчезли прежние возможности для оплаты сети принадлежащих ей больниц и для выплат зарплаты боевикам – прим.).
Подавление протестов “Хезболлой” укрепило это понимание — лозунг “Все значит все!” (Вся элита должна исчезнуть) был ясным выражением этого настроения. “Хезболла” пыталась изобразить события в Ливане как совершенно отличные от событий в Ираке, где движение открыто требовало “убрать Иран”, а репрессии были гораздо более сильными, с сотнями погибших протестующих. Эта попытка Хезболлы было сведена на нет иранским религиозным лидером Хаменаи, который поставил восстания в Ливане и Ираке на один уровень, назвав их “сатанинскими заговорами”. [5]
Были также демонстрации в двух опорных пунктах шиитской партии (“Амаль” и “Хезболла”), и люди выступали против них. Ходил слоган, который незадолго до этих протестов никто в этих городах не осмелился бы произнести публично: “Набих Берри, ты вор!” (Набих Берри — лидер партии “Амаль”, мультимиллионер и спикер парламента с 1992 года.).
Чем больше на первый план выходили социальные проблемы, тем яснее становилось, что правящие элиты извлекли выгоду из всего на свете — даже из большого государственного долга. Бывшая “Швейцария Ближнего Востока” — Ливан — уже давно не в состоянии оплачивать импорт потребительских товаров без притока капитала из-за рубежа. До сих пор эти деньги поступали в основном от 14-миллионной ливанской диаспоры, которой принадлежит около 40% депозитов в ливанских банках. 14 крупнейших ливанских банков держат депозиты на сумму около 200 миллиардов долларов, что в четыре раза превышает валовой внутренний продукт Ливана (ВВП)! Частные банки и центральный банк вместе держат более 85% государственного долга Ливана и зарабатывают на огромных процентных ставках по государственным облигациям. Банки принадлежат влиятельным бизнесменам, имеющим тесные связи с политической элитой. В 2019 году приток иностранного капитала прекратился, и начался отток денег. Государственные доходы рухнули. Такая “византийская система правления” вообще не может удовлетворить социальные требования.
Протесты продолжаются. В конце января (2021) в Триполи снова прошли дни демонстраций. Явно расстроенный мужчина кричит в камеру и обращается к сильным мира сего: люди хотят есть, и они хотят образования. “Через десять лет, — кричит он, — мы вас всех вышвырнем!’
Иран
После резкого повышения цен на бензин в октябре 2019 года люди вышли на улицы по меньшей мере в 150 городах. Как и в 2017 году, протесты были быстро направлены против системы в целом, только они стали гораздо более яростными.
Режим отреагировал массовым насилием и превратил Иран в “темное пятно”, введя блокировку Интернета. Власть сравнила эти события с войной и дал им такие названия, как “Операция Мерсад 2”, “Кербела 4”. Через несколько дней режим подавил восстание. Мы “не в состоянии ничего изменить с такой жестокой системой — если только все не присоединятся к нам!” — сказал один молодой демонстрант.
Тунис
Годовщина свержения диктатора Бен Али отмечается в тот же день, когда Тунис традиционно празднует День революции и День молодежи. В десятую годовщину революции 14 января в дополнение к демонстрациям произошли новые протесты: они начались в столице Туниса и вскоре охватили всю страну. Молодые люди забрасывали полицейских камнями и бутылками с зажигательной смесью, поджигали автомобильные шины и возводили уличные заграждения. На них не произвел впечатления комендантский час, который длился несколько дней. Более 600 человек были арестованы. В предыдущие годы митинги и забастовки в начале года были в основном цивилизованными протестами против повышения налогов и цен. На этот раз не было общего лозунга; на улицах люди давали волю своим гневу и разочарованию. Снова и снова происходили грабежи.
Пандемия короны еще больше усугубила хронический экономический кризис, от которого больше всего страдают молодые люди; более трети молодых тунисцев являются безработными.
[С момента написания этой статьи крупное забастовочное и протестное движение потрясло Алжир, еще одно общество-после-гражданской-войны, в котором глубоко укоренился страх как перед полицейским государством, так и перед исламистскими группами. Представители рабочего класса теперь, похоже, преодолели этот страх. Чему, должно быть, способствовали движения в Ираке и Ливане. Нынешнее восстание в Колумбии, еще одной стране-после-гражданской-войны на другом конце земного шара, является еще одним доказательством двойного кризиса, в котором находится правящий класс: экономический кризис вызван неолиберальными и социал-демократическими моделями, которые прокладывают путь для политических репрессий, но даже политические репрессии, похоже, больше не работают…]
Меняющиеся условия
За десять-двенадцать лет, охватывающих изменения во всех этих странах, условия значительно изменились. С окончанием сырьевого бума (примерно в 2014 году) социальные программы были резко сокращены. Почти все государства сократили государственные услуги, отменили субсидии на основные нужды, такие как, например, продовольствие, и приватизируют государственные предприятия (это сопровождается массовыми увольнениями – прим.). Даже в Тунисе, несмотря на хваленую “революцию” 2011 года, политика жесткой экономии продолжалась (замораживание найма в государственном секторе, сокращение субсидий, приватизация, “открытие рынка” и т.д.).
С 2013 года правителям этих стран и всего мира пришлось “осмелиться на диктатуру” [старый предвыборный лозунг Социал-демократической партии Германии: “Осмельтесь на демократию!”]. Мы видели конец “Арабеллиона” (Арабской весны – прим.), репрессии против движения “Парк Гези” в Турции, расстрел шахтеров в Марикане/Южная Африка, гражданскую войну в Ливии, Сирии, Йемене…
Особенно это заметно в странах, которые находятся в постоянном состоянии войны с 1980-х годов. Там режимы организуют своего рода “стратегию напряженности” со своими тайными ополченцами, стирая грань между ними и иностранными провокаторами. Мы до сих пор не знаем, почему на второй день движения в Иране в ноябре 2019 года некоторые банки и заправочные станции внезапно загорелись. И какую роль в этом сыграло подпольное движение Народные моджахеды (которые сотрудничают с США, Израилем и Саудовской Аравией).
Но тот факт, что мы видим усилившиеся диктатуры, — это только одна сторона медали. Им (правящим классам — прим.) приходится прибегать к более репрессивной политике, потому что у них заканчиваются ресурсы экономической политики, чтобы успокоить своих граждан. Приватизация, например, уже зашла слишком далеко, подрывая воспроизводство рабочего класса; в Иране один родитель работает только для того, чтобы оплатить школьное образование своего ребенка. Поэтому невозможно собрать деньги путем дальнейшей экспроприации, как это было в кризис 2007/8 года.
За последние десять лет многие пролетарии пережили экологический кризис, вызванный политикой правительства, внешней политикой США и неолиберальными мерами, как социальную катастрофу: наводнения, засуха, нехватка воды…
Изменился и состав населения. В Ираке все больше и больше “суши” детей: один родитель-суннит, другой-шиит. По имеющимся оценкам, они составляют более двух из более чем шести миллионов иракских семей. Демографическое развитие также идет не в соответствии с желаниями правителей. В Иране женщины рожают меньше детей; Хаменеи вынужден был признать, что его призывы в течение последних десяти лет к иранским женщинам рожать больше детей оказались бесполезны, и теперь эта тенденция должна быть изменена законодательством. Каждый год 300 000 женщин делают аборты (в основном незаконные).
За эти годы политические альтернативы также испарились: так называемый “постисламизм”, как и надежда на “мирный ислам”, были мертворожденными; это можно увидеть в крушении прежних надежд: Мурси, Эрдоган, Роухани… После Арабской весны основные профсоюзы (например, в Египте и Тунисе) все больше адаптировались к этой системе или смирились с ней. [6] Например, в Египте после военного переворота в 2013 году Абу Эйта, видный соучредитель профсоюза административных работников и символ движения за независимые профсоюзы, стал новым министром труда в государстве, контролируемом армией.
И последнее — это средства связи между протестующими. Смартфоны и использование “социальных сетей” получили широкое распространение и используются для более быстрого обмена информацией. Работники по всему миру используют эти средства для обсуждения и самоорганизации. Особенно в таких репрессивных странах, как Иран — там протесты могут быть организованы только такими средствами.
(Авторы статьи не упомянули о другом важнейшем факторе, вызывающем массовые социальные протесты на Ближнем Востоке — о высокой молодежной безработице. От Тегерана до Бейрута (в Шиитском полумесяце) ее уровень составляет около 25 процентов или выше: согласно мнению социологов, этот уровень автоматически приносит в любую страну политическую нестабильность. Те же, примерно, показатели молодежной безработицы характерны для Турции, – прим.).
Процессы обучения
Историческая память о глобальных протестах последних лет лучше всего выражена лозунгом из образцовой страны неолиберализма, Чили: “Речь идет не о 30 песо, а о 30 годах”. Мнение, что “через десять лет мы вас всех вышвырнем”, выражает тот факт, что революция не происходит в одночасье. Движения учатся на прошлых ошибках, а также на опыте других стран.
Движение 2018-19 годов в Судане извлекло уроки из опыта Египта и не попало в “ловушку тамарод” военных [7], как в 2013 году. Протестующие в Судане подчеркнули важность продолжения протестов и сидячих забастовок даже после того, как военные свергли диктатора аль-Башира с его поста. Решающую роль в этом сыграли комитеты сопротивления, созданные снизу. [8] (В Египте 20-миллионный массовый протест 2013 года выступил против правительства исламистов — братьев-мусульман во главе с Мохаммедом Мурси; военные поддержали это выступление и свергли Мурси. Но после этого военные установили свою диктатуру, а массовые движение постепенно сошли на нет, — прим.).
Религия и политический ислам, которые все еще играли важную роль в “Арабской весне”, теперь не только отошли на задний план, но и движения начинают видеть в них врага. Протесты освободили себя от традиционной пятничной молитвы в качестве отправной точки демонстраций. И не только из-за опыта гражданской войны в Сирии, ИГ, Мурси, Эрдогана. Сами сектантские и этнические разногласия были признаны препятствием и все чаще преодолеваются в движениях [Ближнего Востока].
Иран, Ирак, Ливан
Тот факт, что восстания в октябре 2019 года во всех этих трех странах произошли одновременно и с аналогичными триггерами, не был случайным. Почти все арабские спутниковые каналы можно открыто принимать в приграничном регионе. Чтобы предотвратить прямой контакт, пограничный переход близ Басры был немедленно закрыт. Демонстрации в Ираке вызвали волну радости на юге Ирана. В социальных сетях между протестующими в обеих странах велись дискуссии. Там снова и снова выражалась надежда на то, что удастся объединить усилия, преодолев государственные границы. Эта “связь снизу” была одобрена активистами восстаний трех стран. (Песня восставшего Бейрута содержала слова: “От Тегерана до Бейрута — одна революция!” — прим.).
Рабочие и безработная молодежь организовали совместные блокады важных портов и промышленных районов, что стало совершенно новым событием и означало важный шаг общественного движения, связывающего себя с промышленным рабочим классом, чья “структурная мощь” ослабла в результате неолиберальных атак.
Одним из центров нефтехимической промышленности и трудовой борьбы на юге Ирана является портовый город Махшар. Газ и нефть экспортируются сюда с крупнейшего в стране нефтеперерабатывающего завода. Бедная, в основном безработная молодежь из пригородов (45% населения здесь — арабы) днем и ночью блокировала важные соединительные дороги (в том числе для импортных товаров), делая промышленные центры и несколько наиболее важных портов страны недоступными и практически бастующими (к сожалению, у нас нет никаких отчетов о том, что происходило там на заводах). В городе молодые люди забирали товары из заблокированных грузовиков и раздавали их. Через три дня режим приказал танкам наступать; по разным оценкам, во время взятия города было расстреляно от 50 до 150 человек.
В портовом городе Умм-Каср в Ираке (также расположенном на берегу Персидского залива и примерно таком же важном для Ирака, как Махшахр для Ирана) подобные блокады со стороны молодежи и нефтяников происходили неоднократно. И здесь режиму пришлось применить военную силу, чтобы прорвать блокаду города.
В муниципалитете Эль-Камур в Тунисе, который находится под военным контролем, потому что самые большие запасы нефти расположены именно в этом пустынном районе, тысячи молодых людей регулярно проводят демонстрации с 2017 года с сидячими забастовками на работе. Они создали формы демократической самоорганизации, которые защищают их от партийно-политических объединений. После того, как демонстранты заблокировали нефтеперерабатывающий завод 16 июля 2020 года и закрыли его на 117 дней, правительство подписало соглашение, которое удовлетворило многие их требования. [9]
В 2019 году – и тем более в 2020 году – нигде не было восторженной “весны”. Скорее имела место трезвая, продолжающаяся во всем мире волна борьбы. В этой борьбе даже старые левые партии отчасти воспринимаются как помеха. Например, благодаря своему союзу с шиитским популистом Садром Иракская коммунистическая партия потеряла доверие общества, что можно было ясно наблюдать на площади Тахрир в Багдаде.
Эти пролетарии также признают ограниченность национальных решений. Они преодолевают конфессиональные и этнические разногласия и выходят за рамки национальных и региональных (арабских) рамок. В этих процессах обучения — от Франции до Гаити – социальные движения становятся предметом всемирной истории.
———-
Сноски:
[1] После поражения рабочей Автономии в Италии известный теоретик «автономизма» Тони Негри также начал выступать против концепции “пролетарских воспоминаний”: это были бы “сегодня только воспоминания могильщика”. По его словам, “отказ от памяти” был предпосылкой освобождения. Это первый шаг к оппортунистической политике.
[2] Карим Эль-Гаухари, Репрессии и восстание: Арабская революция — Была ли монахиня? Вена 2020.
[3] По словам социолога Али Тахера Аль-Хамуда.
[4] См. Международный и политический журнал, 2017, Выпуск 35-6. Аннотация по адресу: www.iasj.net. См.Также статью в Wildcat 100.
[5] Медленный распад гегемонии “Хезболлы” над шиитским населением был продемонстрирован в Ливане, например, на похоронах убитого критика “Хезболлы” Локмана Слима в феврале 2021 года. Журналист и издатель работал с Medico International в течение многих лет. Осенью 2019 года он и другие организовали палатку в центральном лагере протеста в Бейруте, где проходили политические дебаты, пока “Хезболла” не проникла в лагерь и не уничтожила его. 3 февраля 2021 года он был убит несколькими выстрелами.
[6] Возьмем, к примеру, Тунис: существует мощный всеобщий профсоюз (UGTT) с тремя четвертями миллиона членов — население Туниса составляет около одиннадцати миллионов человек. По словам председателя DGB Райнера Хоффмана, это — “звезда среди арабских профсоюзов”. В настоящее время UGTT основал квартет национального диалога с Союзом промышленности, торговли и ремесел (UTICA), Лигой за права человека (LTDH) и Национальной ассоциацией юристов, которая была удостоена Нобелевской премии мира в 2015 году за спасение страны от гражданской войны. Во время протестов, посвященных десятой годовщине революции, этот тунисский профсоюз призвал к “спокойствию”, что означало прекращение протестов. www.labournet.de.
[7] В первой половине 2013 года в Египте усилилась социальная борьба, и полиция и военные предпринимали все более массовые действия против них. Однако кампания по сбору подписей, начатая в мае 2013 года под названием Тамарод (восстание) с целью свержения Мурси, набрала обороты только тогда, когда левые и либералы присоединились к ней почти полностью. Две независимые профсоюзные ассоциации даже обеспечили инфраструктуру для поддержки восстания. Полмиллиона человек приняли участие в демонстрациях 30 июня в Каире против Мурси. На этом фоне военный переворот может быть выдан за узаконенный ” народом’. (См. Wildcat 95).
[8] См.книгу Джейд Сааб, Аззы Мустафы и Сары Аббас: Уроки восстания в Африке и Азии. www.newframe.com
[9] Согласно Le Monde Diplomatique (январь 2021 года), существует параллель с движением в Чили и забастовкой в портовом городе Антофагаста, см. Хорошую статью в junge welt от 8 февраля 2020 года: “В чилийском горнодобывающем районе Антофагаста классовая борьба разгорелась особенно яростно”.
