Массовая психология Брексита
Безумие, как писал Ницше, редко встречается у отдельно взятого индивида, а вот в коллективном сознании — это норма. Сегодня Британия похожа на ребенка, которого не просто бросили, а отказались от него именно родители. Она распалась на две различные социальные группы, на две политические группы, на два мировоззрения, а также и на два различных способа реорганизации того, что психоаналитики называют объектным миром. (Теория объектных отношений — уникальный вклад Британии в психоанализ.)
В Англии – говоря о движущей силе, стоящей за Брексит, мы имеем дело с привилегированным и избранным народом. Когда «Бог велит начать новый великий период», Милтон писал в Ареопагитике, «что же тогда он откроет для себя … и, в первую очередь, для своих англичан?» А во время правления Королей и Магистратов он писал, что «мы имеем честь превзойти другие народы, которые сейчас трудятся, чтобы стать нашими последователями». В те века, когда Великобритания сохраняла Мировую империю, чувство особенности своего существования не основывалось на простой индивидуальности. Британская Империя попеременно смотрела то на европейский континент, где она стремилась поддерживать равновесие сил, то обращалась к морям, где она сохраняла своё владычество.
Эта двойственная перспектива начала затухать, когда сложился второй тип империи – Эллен Мейксинс Вуд назвала ее империей капитала. Она заменила свою предшественницу, особенно в годы правления Тэтчер. Говоря о Брексит, мы имеем дело не только с империей и ее падением, но и с двумя различными формами империи: старая, основанная на расовом разделении, колониальная и новая империя, ориентированная на города, американизированная империя.
Менталитет консервативной кампании за выход из ЕС (The Tory Leave), который ускорил выход Британии, опирался на давнюю традицию английской особенности. Лучшее из известных описаний этой ментальности — героическая неудача, по выражению Финтана О’Тула. Этот ирландский интеллектуал обращает внимание на типичный сюжет британской истории и культуры: «превращение ошибки в демонстрацию характера». Примерами могут служить бессмысленная и героическая Атака легкой кавалерии под Балаклавой во время Крымской войны, обреченная на провал попытка сэра Джона Франклина найти Северо-Западный проход из Атлантического океана в Тихий в 1840-х годах, и эвакуация окруженного британского корпуса из Дюнкерка в 1940 году. В каждом случае британский характер возвышается над саморазрушением через намеренное безразличие и тем самым проявляет свое внутреннее превосходство. Другой пример — слепая, упрямая, почти суицидальная решимость Терезы Мэй обеспечить выполнение решений референдума.
Как указывает О’Тул, стоицизм и превосходство в области психологии в действительности связаны с мазохистским страданием. Это сочетание устраивало общество, основанное на органическом разделении труда между аристократическим верхом, живущим по чести, и покорным земледельческим и промышленным рабочим классом, большинством, которое молчаливо страдает. Кампания The Leave перекликалась с этим старым порядком, поскольку она объединила не- или недостаточно занятый постиндустриальный рабочий класс — так называемые «брошенные» — с беззаботными людьми высшего класса кампании The Tory Leave, такими как Борис Джонсон или Джейкоб Рис–Могг. Одной группе, отмечает О’Тул, нечего терять, но в то же время другая группа, каким бы ни был исход, также ничего не потеряет. «Обязательства народа Англии, когда речь шла о чести ее правителей, всегда были очевидны, – пишет О’Тул, – славно страдать столько времени, сколько потребуется, пока ситуация сама собой не исчерпается».
Механизм, лежащий в основе культа героической неудачи, — это регрессия к нарциссизму. Точно так же, как ребенок, пытающийся справиться с отсутствием родителей или рождением брата или сестры, может вернуться в предполагаемый золотой век, в котором “Его Величество ребенок” правил, так и нация, испытывающая трудности, может попытаться восстановить легендарное прошлое. В обоих случаях целью является восстановление нарциссического равновесия. Лозунг “Вернем контроль”, как у Трампа “Сделаем Америку снова великой”, отражает идею о том, что двигаться вперед можно только пройдя через раннее величие. Для ребенка — это эпоха нарциссического изобилия. В политике Борис Джонсон старался подражать Милтону, но это длилось недолго. Милтон объяснил, почему англичане сочли необходимым казнить короля, а не тот факт, что они не могут соблюдать санитарные правила в отношении питания или запрет на курение в пабах.
Если кампания The Leave уходила корнями в общинную и аристократическую почву Англии, то кампания за то, чтобы остаться в ЕС (The Remain) отражала морской аспект британской истории, кульминацией которой стала империя капитала, города и рынка. Кампания The Remain не поддерживает героическую неудачу, но они разделяют один ее элемент. Истинный смысл героической неудачи — доказать, что даже если ты ошибся, тебя все равно любят. The Remain — не просто поверхностные глобалисты или космополиты, которым в Токио, Буэнос-Айресе или Риме так же комфортно, как и в Лондоне. Точнее будет сказать, что они похожи на лыжников или скалолазов, которые подвергают себя риску в надежде, что они благополучно вернутся в любящий дом.
Основное понимание школы объектных отношений состоит в том, что люди имеют различные способы организации своих отношений с другими, путем поиска или избегания зависимости. «Thrills and Regression» Майкла Бэйлинта (1959), который различал людей на тех, кто особенно привязан к объектам, и тех, кто предпочитает открытые пространства, имеет особое отношение к Брекситу. Согласно Бэйлинту, один тип индивидуума «живет от объекта к объекту, сокращая свое пребывание в пустых пространствах как можно быстрее. Страх провоцируется тем, что мы покидаем объекты, и ослабляется тем, что мы возвращаемся к ним». Психоанализ — это профессия, связанная с жизнью с помощью предметов. Аналитики, как считал Бэйлинт, сами предлагают себя пациентам в качестве объектов, за которые можно зацепиться. Другой тип людей живет в мире широких, открытых, дружественных пространств, которые тем не менее усеяны опасными и непредсказуемыми объектами. Мир первого типа структурирован физической близостью и осязанием; мир второго типа структурирован расстоянием и зрением. Безопасность имеет решающее значение для первого типа, в то время как второй ищет опасные занятия, открытые ситуации и что-то незнакомое, странное и иностранное. Это, конечно же, идеальные типы людей: в действительности они всегда смешаны. Канатоходец держит в руках шест, укротитель львов — хлыст, дирижер оркестра — дирижерскую палочку, а акробат возвращается в объятия восхищенной ассистентки.
Различия этих групп по Бэйлинту имеет явное применение в Брексит. В кампании The Leave, как правило, цеплялись за такие объекты как нация, община, семья и друзья, а также и раса: люди “как мы”. Кампания The Remain искала широкие открытые пространства мирового рынка. По крайней мере, так все выглядит с первого взгляда. Но в ходе этого длительного, несерьезного эксперимента в групповой психологии произошла странная инверсия. Кампания The Leave, первоначально мотивированная безопасностью и знакомством, де-факто превратилась в сторонника риска — поскольку расценки, торговые сделки, очереди, паспортизация, наследственные обязательства и тому подобное были открыты для пересмотра. Между тем кампания The Remain, первоначально мотивированная захватывающими горизонтами континента, была возвращена к комфортному статус-кво. Каждая группа бессознательно находила себя в другой.
По мере того как различие между двумя объектно-реляционными психологиями разрушается, можно увидеть, что лежит за ними. Кампания The Leave была недоверчивой и критической; The Remain были высокомерными и снисходительными. Но обе кампании отражали общую тревогу за свой предметный мир, проявлявшуюся в том, что The Leave слишком сильно цеплялись, а The Remain слишком настаивали на автономии. Подлинная автономия не может быть достигнута одним индивидом. Также этого нельзя достичь и зацепляя что-либо. «Истинная цель, — писал Бэйлинт, — состоит в том, чтобы держаться за объект, а не отчаянно цепляться за него… Крайне трагическая ситуация заключается в том, что чем эффективнее человек цепляется, тем меньше он удерживается за объект».
Таким образом, неверно утверждать, будто Брексит создаст новую политику, основанную на оппозиции между открытым и закрытым, а не левым и правым. Это было бы ошибкой, так же как пытаться избавиться от Дональда Трампа, избрав кого-то с политикой Хиллари Клинтон. Данная политика в любом случае уже провавлилась. Скорее, этот краткий экскурс в массовую психологию предполагает необходимость формирования такой версии социализма 21-го века, которая была бы нацелена на результат, отвечающий более глубоким потребностям обоих лагерей: социализма, который защищает своих граждан, одновременно признавая ценность риска и открытых пространств.
Эли Заретский
Источник: https://www.lrb.co.uk/blog/2019/march/the-mass-psychology-of-brexit
Переведено: Александра Литвинова
