Самой «горячей» точкой Латинской Америки сегодня является, без сомнения, Никарагуа. Для левых сил Латинской Америки и Карибского бассейна характерна традиционная поддержка находящихся в этой стране у власти сандинистов. Но эта поддержка может стоить латиноамериканской левой очень дорого…
В 80-е годы прошлого века никарагуанские сандинисты во главе с команданте Даниелем Ортегой были весьма популярны у европейских левых социалистов. Разумеется, с учётом фронтального противостояния в «холодной войне» и того факта, что сандинисты, придя к власти, стали на сторону «Восточного блока», никарагуанский путь к социализму казался тогда достаточно оригинальным, творческим. С аграрной реформой, развитием кооперативного сектора в городе и деревне, народной вооружённой милицией, противостоящей связанным с Вашингтоном контрреволюционерам, сандинистский путь к социализму был в те далёкие годы действительно чем-то новаторским по сравнению как с практикой «марксистско-ленинских» партий, так и с реалиями социал-демократии.
История ХХ века «подарила» международному левому движению столько примеров перерождения левых партий и их высших руководителей, что случай с трансформацией никарагуанского сандинизма при Даниэле Ортеге не кажется чем-то из ряда вон выходящим. Но очень важно, что «заносы» уже актуального неосандинизма бросают мрачную тень на «социализм XXI века», к которому относят и Никарагуа.
Как бы то ни было, но в этой расположенной в Центральной Америке республике с начала массовых антиправительственных волнений (с середины весны этого года), в ряде случаев переросших в открытые бунты и восстания, погибли уже свыше 300 человек. Естественно, если встать исключительно на позицию официальной власти и обвинять во всём «заговор Империи», то есть Соединённых Штатов, и подрывные действия «крайне правых элементов», то необходимо твёрдо и однозначно поддерживать действующую власть. Тем более, этого, в общем-то, требует и принцип «левой солидарности». Недаром на только что завершившейся Встрече Форума Сан-Паулу его участники отчётливо заявили: «Мы отвергаем интервенционистскую политику Соединённых Штатов в дела сандинистской Никарагуа…»
Но тут очень важно разобраться: а насколько, в самом деле, Никарагуа остаётся «сандинистской»? Если подходить непредвзято, то из всех стран, относящихся к парадигме «социализма XXI века», власти Никарагуа на деле проводят наименее левую внутреннюю политику. Зато, без всяких сомнений, никарагуанский режим можно назвать наиболее авторитарным и персоналистским из тех, что представляют сегодня «социализм XXI века». Как отмечает гондурасский социолог Тома Андино Меница, «капиталистическая собственность в Никарагуа присутствует повсюду, и страна является столь же неолиберальной, что и другие в Центральной Америке».
Таким образом, я не стал бы связывать широкомасштабные акции протеста, стартовавшие ещё в апреле и направленные против правительственного варианта пенсионной реформы, исключительно как дело рук правых и реакционных сил. Желая уменьшить громадный дефицит Пенсионного фонда, центральное правительство взяло курс на повышение ежемесячного вклада в этот фонд как для предпринимателей, так и для работников. То, что в уличном оппозиционном движении тон задавали праволиберальные студенты, предприниматели и некоторые критически настроенные к власти деятели католической церкви, конечно, вполне говорит о том, что более правые силы в обществе желают использовать нестабильную политическую ситуацию в Никарагуа в свою пользу.
Но ведь если говорить в совокупности, далеко не только пенсионная реформа породила широкие и радикальные формы уличных протестов. Помимо неё ранее было и другое: решение о строительстве при помощи китайской компании «проекта века» – межокеанского канала (при оговорке о прекращении на век национального суверенитета над территорией данного объекта); усилившиеся конфликты с местными крестьянами в зонах, где последние годы ведётся нефтедобыча; заметное ухудшение экологической обстановки в различных частях страны.
Безусловно, с макроэкономической точки зрения, Д. Ортеге и его правительству, что называется, есть чем козырнуть. За 11 лет нахождения у власти сандинистам удалось сократить безработицу (сегодня не превышает 6% трудоспособного населения) и бедность, хотя она и сейчас очень высока и затрагивает примерно 42% населения. В Никарагуа стабильный рост. Последние годы он равняется в среднем 5% в год. Инфляция отступает, сократившись до отметки ниже 4% в год. Государство активно привлекает прямые иностранные инвестиции. Однако, все эти замечательные цифры вовсе не подтверждают того, что власть на деле осуществляет левую социально-экономическую политику.
Если вспомнить сандинистский эксперимент 1979-1990 гг., то в те времена, находясь у власти, Сандинистский фронт национального освобождения (СФНО) при ставке на смешанную экономику продвигал общественную, коллективную и кооперативную собственность. Разумеется, при правых правительствах, пришедших в 1990 г. на смену сандинистам более чем на 15 лет, были проведены масштабные приватизации в промышленности, аграрном секторе, финансах. Однако, вернувшись к власти в 2007 г., Д. Ортега и СФНО не поставили под вопрос системную принадлежность никарагуанской экономики к неолиберализму. И сегодня 96% (!) валового внутреннего продукта добывается в Никарагуа в частном секторе.
Впрочем, это не сильно расстраивает власть. Как отмечает Моника Бальтодано, бывший депутат от СФНО (впоследствии порвавшая с Д. Ортегой) и одна из руководительниц городского восстания в Манагуа в 1979 г., «то, что определяет саму природу нынешнего режима, это его принципиальная миссия, а она заключается в том, чтобы укрепить и создать условия для рыночной экономики, укрепить крупный капитал…» Сказано достаточно резко, но вспомним: о феномене «сандинисткой буржуазии» или «сандинистских латифундистах» заговорили ещё в конце 1980-х гг., когда СФНО – перед тем, как сдать власть «демократам» – заставил Конгресс принять серию законопроектов, юридически закрепляющих собственность за рядом высших партийных руководителей. И первым в тех списках стояло имя Д. Ортеги…
После повторного прихода к власти, начиная с 2007 г., ситуация стала ещё более «выпуклой». Транснациональные корпорации (прежде всего базирующиеся в США и Испании) не только сохранили, но и улучшили режим наибольшего благоприятствования, которым они пользовались с конца ХХ столетия. По сути, все проекты по разработке возобновляемых источников энергии оказались в руках многонациональных корпораций. В области энергетики заправляет испанский Union Fenosa, в угольной индустрии мощны позиции канадской компании B2Gold, в сфере рыболовства тон задаёт базирующаяся в Испании Pescanova. Она контролирует не менее 9/10 всех концессий в рыболовном производстве. Сильны позиции транснационального капитала и в продовольственной области, в частности – на плантациях сахарного тростника.
Критически настроенные к «неосандинизму» латиноамериканские левые полагают, что при «новых сандинистах» произошёл фактический симбиоз между верхушкой СФНО и крупным капиталом. Да, в последние месяцы отношения власти с Высшим советом частных предпринимателей заметно обострились, но ведь этому предшествовал «медовый месяц» самых наилучших отношений «революционной» власти и крупного патроната длиной в десять лет! Любопытно, что во всех других странах, относящихся к парадигме «социализма XXI века», отношения левых правительств с организациями крупного бизнеса, что называется, на ножах. Но не в Никарагуа. Так что сегодня вполне можно говорить не только о полной и устойчивой коррупции «несандинистской» власти, но и существовании т. н. «красно-чёрной» (по цвету флага Сандинистского фронта) буржуазии, в рядах которой преобладают высшие партфункционеры, сандинисты-депутаты и их прямые родственники.
Вставая на защиту «сандинизма XXI века», большая часть латиноамериканских левых указывает на то, что при актуальной администрации реализовывалась активная социальная политика и, как утверждается в декларации последней Встречи Форума Сан-Паулу, при Д. Ортеге удалось заставить отступить бедность и неравенство. Тут следует согласиться с мыслью М. Бальтодано: «В течение многих лет сандинистское сознание боролось за трансформацию, за изменение, чтобы углубить революционный проект, сейчас же философия состоит в том, чтобы принять реальность такой, какая она есть и приспособиться к ней… Прагматизм заменил идеализм и революционную утопию».
Безусловно, социальная политика правительства СФНО представляется более осязаемой и «сильной», чем политика праволиберальных администраций. Но если в 1980-е гг. сандинисты у власти были настроены на то, чтобы дать рабочим и крестьянам прямой контроль над богатствами, развивая при этом элементы социальной демократии, то, начиная со «второго пришествия» Ортеги, ставка была взята на т.н. сострадательный социализм, благотворительность. На самом деле, в современной Никарагуа имеется немало конкретных госпрограмм для оказания социальной поддержки бедной части населения. Они позволяют получать малообеспеченным гражданам цинковые пластины, зерно, продукты питания, в некоторых случаях – животных. Свою роль тут играют и проекты Боливарианского альянса для нашей Америки (АЛБА), в деятельности которого участвует и Никарагуа.
Но при всем этом, за более чем 10 лет повторного нахождения у власти, «неосандинисты» так и не отказались от принятой в 90-е гг. ХХ в. несправедливой для большинства никарагуанцев налоговой системы, которая благоприятстствует наиболее богатой страте. В Никарагуа насчитывается больше долларовых мультимиллионеров, чем, скажем, в Коста-Рике, Панаме или Сальвадоре. Менее 10% самой зажиточной части населения контролирует почти половину всех национальных богатств. Вряд ли все эти приведённые цифры говорят в пользу «левого» содержания социальной и экономической политики Д. Ортеги и его команды. Тем более, в числе миллионеров немало тех, кто прямо или косвенно связан с «партией власти».
Ещё один немаловажный момент, характеризующий реальное положение дел в никарагуанском обществе и, вместе с тем, заметно выделяющий его на фоне других стран АЛБА, связан с… духовностью. Даже в действующей Конституции само никарагуанское общество характеризуется как «христианское, социалистическое и солидарное»; и это не случайно. Кто более-менее знаком с историей Сандинистской революции, тот в курсе, что в 80-е гг. ХХ столетия СФНО вовсе не проводил политику «воинствующего атеизма». Однако, сандинистская Конституция 1987 г., к слову, оговаривала, что государство не имеет официальной религии, а общественное образование носит светский характер.
Мой хороший знакомый, левый французский латиноамериканист Жан-Жак Курляндски отмечает, что «сейчас во всех государственных, административных учреждениях Никарагуа полно религиозных образов, символов и посланий». Проправительственные газеты и журналы внедряют в массовое сознание тезис о том, что всё, что происходит в стране, связано с божьей волей. Процветают спиритизм и эзотеризм. При этом «альянс» СФНО с католическим духовенством носит противоречивый характер; многие священнослужители в последние месяцы открыто поддерживают движение за смену власти в стране.
Наконец, ещё одна важная мутация (и также со знаком минус), характеризующая актуальную общественно-политическую ситуацию в стране, связана собственно с вырождением СФНО как боевой и революционной партии и господством автократической власти Д. Ортеги и его окружения. Мне приходилось писать о том, что почти во всех странах, относящихся к «социализму XXI века» в Латинской Америке, для левых лидеров характерен каудильизм и высокая степень персонификации руководства. Но Никарагуа, конечно, переплюнула в этом все остальные союзные государства. Нынешний глава государства 72-летний Даниэль Ортега ещё в 1979 г. был назначен Координатором правительственной хунты. Первый раз он был президентом с 1985 по 1990 гг. В дальнейшем на всех президентских выборах только он один выступал как кандидат СФНО. С 2007 г. он вновь возглавляет Никарагуа.
По мнению М. Бальтодано, сандинизм давно уступил место в СФНО «даниэлизму», произошла «приватизация» идеологии и организационной структуры Сандинистского фронта его же правящей верхушкой, «со всеми формами и методами, свойственными сталинизму: культом личности, обожествлением лидеров, манипуляцией массами, упразднением коллективного руководства…» Впрочем, Д. Ортега в чем-то пошел куда «дальше» Сталина и восточноевропейских коммунистических лидеров. Так, он добился того, чтобы на всеобщих выборах 2016 г. кандидатом в вице-президенты в паре с ним выступила Росарио Мурильо, его супруга! Ни в одной другой «левой» латиноамериканской стране подобного казуса нет, но в Никарагуа у власти в стране и правящей партии находится семейная чета.
Бывший повстанческий лидер Д. Ортега в 80-е гг. терпел оппозицию явно в большей степени, чем сейчас. Благодаря полному засилью сторонников власти в судебных инстанциях, на всеобщих выборах 2016 г. не получили регистрации наиболее активные оппозиционные силы. В итоге выборы превратились в фарс и принесли супер-успех сандинистам. Пара Д. Ортеги и Р. Мурильо на президентских выборах получила почти 72,5% голосов. На законодательных выборах СФНО победил с 66% голосов, обеспечив себе в Национальной ассамблее 70 из 92 мест.
Очевидно, что в плане дефицита политического плюрализма (если оставить за скобками однопартийную кубинскую модель) в зоне АЛБА лидирует именно Никарагуа, хотя в последнее время у неё появилась сильная соперница в лице Венесуэлы. В самом же СФНО, в отличие от 1990-х гг., уже отсутствуют внутрипартийные течения и фракции. Преобладание сторонников Д. Ортеги и Р. Мурильо в партийном руководстве практически тотально. Это же относится к находящимся под влиянием СФНО профсоюзным, крестьянским, женским и молодёжным организациям, лидеры которых имеют, как правило, парламентские мандаты и не высказывают критических замечаний в отношении действий власти.
Жёсткое подавление антиправительственных выступлений, с участием вооружённых сил, полиции и полувоенных групп активистов СФНО, думается, лишь загнало проблему внутрь, но не решило ее. Потенциально, наряду с Венесуэлой, Никарагуа остаётся самым слабым звеном группы стран «социализма XXI века». Ирония судьбы: речь идет об обществе, на сегодня объективно наименее «левом» из стран АЛБА. Стране, система которой походит на гангрену для общего эмансипаторского левого латиноамериканского проекта.
