Капитализм деградирует и разрушает многие завоевания социального развития – таков популярный в левой среде тезис. Его нельзя назвать безосновательным, но логика его приверженцев формальна.
Рост капиталистической экономики после 1970-х годов действительно замедлился по сравнению с 1950-1960-ми годами. Однако в истории он неоднократно изменялся: 1880-1890-е годы он был намного ниже, чем в 1850-1860-е годы. Затем, после бума 1920-х годов, он оказался чрезвычайно слабым в 1930-х годах. Означали ли эти колебания, что капитализм уже подошел к пределу своего развития? Безусловно, нет. Опершись на открытие Николая Кондратьева, легко заключить, что в повышательные периоды (1850-1873 годы или 1949-1973 годы) развитие шло быстрее, чем в промежуточные – понижательные отрезки истории.
Одна волна сменяла другую. Но какова была природа этих перемен?
Всякий раз в истории мирового капитализма повышательный период характеризовался более активным промышленным ростом. Быстрее увеличивался спрос, в то время как во время понижательных волн он поднимался медленнее. В этом плане 1982-2008 годы, как время понижательной волны, не выделяется ничем особым. Большая частота и длительность кризисов перепроизводства отражает неустойчивость роста. Рынок насыщается быстрее, а увеличивается медленнее. И это никак не говорит о ползучем, тянущемся три десятилетия кризисе перепроизводства. Промышленные циклы остаются, подъемы и спады сохраняются.
Гораздо важнее констатации низких темпов хозяйственного роста вопрос о его природе – о происхождении потребления.Окончание полосы нестабильности 1970-х годов не привело к повсеместному внедрению робототехники в производстве и сфере услуг, как ожидали некоторые эксперты-футуристы. Техническое перевооружение многих производств в Европе, Японии и США состоялось. Но это была уже во многом инерция прежнего подъема. Дорогая энергия и дешевая рабочая сила перевесили новые промышленные технологии. Производства в странах периферии со старой техникой и низкооплачиваемыми пролетариями оказались более выгодными, чем многие хорошо оснащенные фабрики на Западе.
Но для начала нового подъема было недостаточно включения в процесс производства армии дешевых слабоквалифицированных тружеников. Это компенсировало фактор дорогих энергоресурсов, хотя с началом нового подъема (с 1986 года) цены на нефть стали снижаться. Движение к дешевой рабочей силе обеспечивало снижение себестоимости товаров, но эти товары требовалось сбывать. Покупателями стали рабочие старых индустриальных государств. Революция в информационных системах дала корпорациям новые возможности контроля за рассредоточенными по планете предприятиями и породила новые отрасли, значение которых для неолиберального подъема 1982-2008 годов было колоссальным.
Производство компьютеров, мобильных телефонов, революционных музыкальных устройств и иной новой техники соединило достижения робототехники и дешевый ручной труд. Именно эти инновационные отрасли предложили мировому рынку обилие новых товаров, а главное – создали или помогли создать многочисленные рабочие места. Застой в одних сферах экономики в эру неолиберализма совмещался с прорывами в других. Как в любые длинные периоды капиталистического развития, повышательные или понижательные, подъем открылся после тяжелого кризиса с успехов новых отраслей. Они потянули за собой всю глобальную сеть производства. Рост числа занятых в сфере услуг был частью этого процесса, включая переформатирование международного разделения труда. Капиталы кочевали из страны в страну в поисках все более выгодных условий эксплуатации, дешевого сырья и рабочей силы.
Деиндустриализация в странах полупериферии, включая постсоветское пространство и Латинскую Америку, была порождена сравнительной невыгодностью местных условий для транснационального капитала. Распад советской системы произошел относительно поздно. К тому времени корпорации уже сократили инвестирование в одни экономики и усилили в другие, где рабочая сила была дешевле и имелись иные преимущества. Поэтому одни страны переживали в 1990-е годы бум, а другие индустриальный упадок после роста в 1980-е годы. Однако в целом глобальное хозяйство продолжало промышленное развитие. И все же совершенно неверно оценивать десятилетия неолиберализма как время чистого прогресса, эволюционного движения вперед. Процесс носил противоречивый характер. Во многом общество вынуждено было отойти назад по сравнению с динамичным временем 1950-1960-х годов.
Либеральные идеологи провозгласили единство свободного рынка и демократии. На деле неолиберализм усилил реакцию, как в государствах Запада, так и в большинстве стран вообще. Она приняла различный характер. В одних государствах (более развитых) для нее было характерно осторожное и планомерное наступления на завоевания трудящихся, в других – жесточайшее подавление любого сопротивления эксплуатации, свободомыслия или даже сомнения. Власти помогали усилению религиозности, разрушали образование и науку. Свободно перемещающийся капитал использовал локальные, изолированные рынки труда, сохраняя раздробленность мировой экономики, и также он старался фрагментировать общество.
Образовательная и культурная деградация трудящихся, неоднородность национальных обществ и дефицит свободы передвижения рабочей силы долго не вступали в противоречие с ростом экономики. Они не препятствовали накоплению, но снимали многие проблемы монополий – позволяли легче осуществлять нужную политику.
Рост числа занятых в коммерческой сфере услуг за период 1980-2000-х годов был в огромной мере связан с изобилием и дешевизной рабочих рук. Именно этот ресурс сдерживал долгое время экспансию торговых сетей, мешая им целиком пожрать мелкую торговлю. Информационно-коммуникационная революция 1970-х годов обеспечила корпорации необходимыми средствами для расширения и усложнения деятельности. Она позволила ускорить вынос производства в страны периферии. Но этот процесс сравнительно мало расширял мировой рынок. Большая интенсивность труда, возросшее вовлечение замужних женщин в экономику наряду с недорогими кредитами (продукт избытка капиталов) поддерживали в странах центра увеличивающееся потребление. Однако перенасыщался рынок сравнительно быстро.
Расширение коммерческой сферы услуг в развитых капиталистических странах шел параллельно с уменьшением сферы услуг общественной. Сокращение социальных расходов было призвано создать новые или расширить старые рынки. Так, плохая общественная система очистки воды давала шанс на увеличение продаж домашних фильтров или воды в бутылках. Заброшенные правительствами дороги облегчали создание платных трасс. По аналогичному сценарию развивалась частная медицина, дома для пенсионеров и учреждения образования.
Компании мало заботились о создании оптимальных по персоналу систем управления, торговли или оказания платных услуг: они могли много нанимать и легко увольнять. В сфере питания использование официантов стабильно доминировало над самообслуживанием. Возможности техники активно использовались для контроля наемных работников, но слабо – для сокращения трудозатрат. В сфере услуг капиталу легче было осуществить удлинение рабочего дня, чем в промышленности. Основанием таких изменений являлся подешевевший труд, включая труд иммигрантов. В странах периферии процесс шел подобным образом.
Постепенно мировой капитализм столкнулся с противоречием дорогих энергоресурсов, поднявшейся цены рабочей силы в странах периферии, исчерпанием рынков США и ЕС. Важным событием оказалось замедление развития электроники. Дальнейшее снижение цен на промышленные товары требовало снижения издержек. Капитал видел, прежде всего, возможность удешевить рабочую силу, пользуясь наступившим в 2008 году экономическим кризисом. Но чем успешнее решалась такая задача в рамках национальных экономик, тем уже делался потребительский рынок. Не удивительно, что, пройдя три года, кризис так и не пожелал завершиться. Нелиберальный капитализм зашел в тупик.
Снятие породивших мировой спад противоречий вполне возможно при капитализме. Но путь к этой цели лежит не через дальнейшую рыночную либерализацию общественной жизни и лишение трудящихся прежних прав, а через стимулирование роста потребления. Такой «социализм» пугает корпорации, но уже он один может привести к преодолению спада. Предварительно мировую экономику ждет новая острая фаза кризиса с крахом спекуляций и многочисленными банкротствами. Обусловит ее исчерпание возможностей монетарного поддержания стабильности. Финансовые власти США добились затягивания кризиса. Но временное снятие некоторых признаков не устранило его причин.
