Московские события 6 мая обозначили очередной рубеж в развитии политической ситуации так же, как в декабре – волна протестов против фальсификации выборов. На первом плане, конечно, оказалось насилие. Как и положено, насилие было бессмысленным и бесцельным. Зачем было полиции перед подходом колонн на Болотную площадь запрещать разрешенный митинг и требовать демонтажа аппаратуры и прямо со сцены картинно забирать организаторов, перегораживать путь следования согласованного шествия, не пропуская его на Болотную? В сложившихся обстоятельствах прорыв оказался технической необходимостью: если бы передовые колонны не отодвинули бы первую линию полиции, началась бы давка. Однако говорить о заранее запланированной полицейской провокации всё-таки не совсем верно. Ничуть не менее провокационной, а главное столь же бессмысленной была и попытка Сергея Удальцова усадить передние ряды на асфальт перед заграждением. Сидящих могли просто затоптать. К счастью, в толпе нашлось достаточное количество здравомыслящих людей, и большая часть толпы вместо того, чтобы садиться на землю, стала браться за руки и готовиться к прорыву.
Однако дискуссия о том, кто больше виноват в насилии 6 мая, вряд ли будет кого-либо волновать уже через несколько недель. Правящие круги почему-то были совершенно уверены, будто выборы и последующая за ними инаугурация президента поставят жирную точку на всей истории политического кризиса. Удивительная наивность в стране, где власть никто и никогда не передавал на выборах. Похоже, начальство всерьез решило, будто выборы гарантируют неколебимость сложившегося порядка лет на шесть вперед. Оставалось только добить деморализованную оппозицию.
6-го мая получилось нечто прямо противоположное. В том-то и дело, что общественное недовольство на самом деле совершенно не связано с выборами, которые оказались всего лишь поводом. И даже если сейчас значительная часть протестующих пытается уверить себя, будто все их проблемы – от Путина, постепенно возникает не столько осознание, сколько ощущение того, что речь идет о системном кризисе. Поскольку кризис с избранием Путина никуда не делся, так же никуда не исчезают причины, побуждающие людей выходить на улицу, больше того, ситуация лишь усугубляется.
В рядах демонстрантов попадались люди, которые совершенно сознательно ходили на пропутинские митинги всего лишь двумя месяцами раньше.
По беспрецедентной массовости демонстрации было ясно, что именно после выборов протест обретает второе дыхание. Трагикомическая церемония инаугурации в совершенно пустом, вымершем городе, предварительно зачищенном полицией, усугубила отчуждение между властью и населением Москвы. Власть уже не скрывала, что собственную столицу воспринимает как враждебную территорию. Такого не было ни при Сталине, ни при Брежневе.
Инициатива перешла к оппозиции, которая просто вынуждена была теперь что-то делать. Стихийный лагерь на Чистых прудах у памятника Абаю Кунанбаеву оказался «асимметричным», но вполне логичным ответом, на произошедшее. Власть не уходит, протестующие – тоже. После 6 мая столичные бульвары превратились в публичное пространство, где идет неподконтрольный и неподцензурный диалог. Другое дело, что перманентный уличный митинг быстро превратился в перманентную дискуссию, выявляющую не только пороки власти, но и слабости самой оппозиции. Для левых это была великолепная возможность поставить вопросы о структурных преобразованиях, защите социальных прав, федеральном законе №83 и других проблемах.
Однако говорить об ослаблении либеральной гегемонии в оппозиционном движении пока не приходится, скорее – наоборот. Радикальная молодежь в лагере “OccupyAbay” зависит от поддержки либеральной общественности.
И эта поддержка пришла в форме «контрольной прогулки» по столичным бульварам, организованной модными писателями.
Сколько человек вышло в Москве 13 мая на «контрольную прогулку», точно никто не знает, но подсчеты представителей власти, которые умудрились увидеть в этот день на столичных бульварах всего две тысячи человек, воспринимаются уже как глупая шутка или как признак невменяемости. В дальнейшем, оценивая численность участников акций, буду официальные рапорты умножать на десять, так, пожалуй, можно будет более или менее точно определять масштабы события.
Однако на самом деле в правящих кругах, надо думать, очень хорошо отдают себе отчет в том, сколько людей вышло на улицы, и что произошло. Им есть от чего придти в растерянность. Все их планы были рассчитаны на то, что после инаугурации политическая жизнь в стране сойдет на нет, массовый актив оппозиции будет деморализован, а непримиримых можно будет зачистить и вернуть в то политическое гетто, где они находились до декабря. А между тем всё только начинается. График официальных правительственных мероприятий никак не влияет на динамку реального политического процесса, и что хуже всего, оппозиция уже не реагирует на поводы, создаваемые властью, а стала создавать события и предлагать повестку дня.
После «контрольной прогулки» становится понятно, что разгон лагеря на Чистых прудах невозможен, по крайней мере, в течение ближайшего времени. Движение «ОккупайАбай» одержало первую победу.
Каждый новый этап движения втягивает в него новые группы населения. В «контрольной прогулке» участвовала куча людей, ранее державшаяся в стороне от митингов. Пожилые московские интеллигенты составили изрядную часть гуляющих. Эти милейшие люди за 20 лет ничего не поняли и ничему не научились, они лишь трогательным образом повторяют то, что делали и думали во времена перестройки, наслаждаясь ощущением дежавю и пребывая в неискоренимой иллюзии, будто всё ещё борются с советской властью.
В результате прихода новой массы людей политический вектор улиц вновь сдвинулся вправо, прогулка была маленьким триумфом либерального культурного истеблишмента, представители которого наслаждались своей популярностью и несомненным авторитетом у вышедшей на бульвары публики, ещё вчера пассивной и аполитичной. Активисты, радикальная молодежь и левые, сидевшие на Чистых прудах потерялись в этой толпе… Политическая дискуссия вновь упала до уровня «пикейных жилетов». Однако это ничто по сравнению с теми проблемами, которые возникают у власти.
Встречные мобилизации, которые власть противопоставляла столичным протестам, в ближайшее время невозможны, поскольку они – в отличие от оппозиционных акций – не могут быть ни спонтанными, ни самоорганизованными: нужно выделять бюджеты, распределять функции и раздавать поручения, а на послевыборный период средств не предусмотрено, а люди уже по другим проектам распределились. А то, что репрессивные меры не работают, показали события последних дней. 6 мая власть никого не испугала, но очень многих разозлила.
Итак, протестное движение продолжает идти на подъем, а либеральная оппозиция смогла восстановить в нем свою пошатнувшуюся гегемонию. Особенно переживать по этому поводу не имеет смысла, ибо первое сейчас важнее второго.
В конечном счете, вопрос о будущем демократического движения, как и вопрос о власти решится не на московских бульварах. Готовность правящих кругов идти на уступки обществу будет прямо пропорциональна уровню мобилизации и сопротивления общества в целом, а не только московской публики. Иными словами, ключевое значение имеют события в провинции. Если в регионах возникнут собственные очаги протеста, столичное демократическое движение получит второе дыхание, в противном случае оно так или иначе выдохнется.
Стратегический план власти состоял в том, чтобы подавить протесты в Москве до того, как социальный кризис приведет к серьезным проблемам в регионах. Сейчас уже становится очевидно, что этот план неосуществим. Власть стоит перед дилеммой: либо притормаживать начатый ею новый виток неолиберальных реформ, либо вести борьбу на два фронта – против социального протеста в регионах и демократической оппозиции в столице. Какое бы решение власть ни приняла, можно констатировать, что первоначальный сценарий, ради которого и было задумано возвращение Путина в Кремль, срывается.
