Два года назад, когда в Пекине проходил Азиатско-европейский народный форум (АЕНФ), участники дискуссий были полны надежд и энтузиазма. Название форума, конечно, несколько вводит в заблуждение. Его собирают не представители «народа», а представители гражданского общества, причем в первую очередь – интеллектуалы и эксперты. Точно так же, как Всемирный социальный форум первоначально являлся альтернативой Всемирному экономическому форуму в Давосе, так и АЕНФ возник как гражданская альтернатива двухгодичному саммиту глав правительств Европы и Азии. Однако с течением времени АЕНФ приобрел самостоятельную динамику.
Значение пекинской встречи было велико не только потому, что она по времени совпала со всеобщим осознанием масштабов глобального кризиса, но и благодаря тому, насколько серьезно относились к ней китайские власти. С одной стороны, они предприняли чрезвычайные меры, чтобы не допустить общения делегатов форума с обычными китайцами (вход на территорию, где проходила дискуссия, был оцеплен полицией), но с другой стороны, в обсуждении вопросов активно участвовали официальные эксперты партии и правительства. На большинство присутствовавших их выступления подействовали угнетающе: с унылым упорством советских функционеров брежневского времени они продолжали отстаивать преимущества капитализма и свободного рынка, время от времени вспоминая о своем интернациональном долге, состоявшем в том, чтобы золото-валютными резервами Китая поддерживать американский доллар.
В итоге значительная часть делегатов начала собираться отдельно от китайцев по вечерам, чтобы разработать совместных документ, своего рода антикиризисную программу международной левой. Увы, итог оказался более чем удручающим – жалкий документ, полный общих слов и сверхумеренных рекомендаций, отстававших от того, что уже делали на практике далеко не левые правительства.
В 2008 году казалось совершенно очевидным, что неолиберальная модель экономики обанкротилась. Финансовый крах постиг Ирландию, которую еще за несколько месяцев до того называли «кельтским тигром», приводя в качестве примера успеха дерегулирования и политики свободного рынка. Экономическое чудо Исландии, самой либеральной из скандинавских стран, обернулось банальной финансовой пирамидой. Американские банки, добившиеся дерегулирования финансовой сферы, обанкротились (в отличие от их канадских конкурентов, которым правительство не дало такой же меры рыночной «свободы»).
Однако уже осенью 2008 года стало ясно, что, констатировав провал неолиберализма, левые оказались неспособны предложить взамен сколько-нибудь четкой программы социально-экономических преобразований, новой идеологии или стратегии. А главное, у них не было политического инструмента для того, чтобы реализовать какие-либо перемены на практике. Социал-демократы давно сами перешли на неолиберальные позиции. Поэтому они ничего не выиграли от кризиса, а напротив, оказались морально раздавлены. Более радикальные левые ограничивались выкрикиванием антикапиталистических лозунгов. Интеллектуалы и эксперты формулировали невнятные рекомендации, не задумываясь над тем, кто и как будет их выполнять.
Короче, крах неолиберализма оказался одновременно и банкротством левых, выявив их полную неготовность к решению задач, стоящих как перед ними, так и перед обществом. В свою очередь, отсутствие альтернативы привело уже в 2010 году ко «второму пришествию» неолиберализма, причем в таких агрессивных и гротескных формах, что на их фоне даже российские реформы 1990-х годов могут показаться верхом умеренности.
Ответом большинства правительств оказалось удивительное сочетание неолиберализма и кейнсианства, соединяющее худшие стороны обоих подходов. Огромные дотации, выплаченные бизнесу по всему миру, поставили государства на грань банкротства. А чтобы восстановить финансовое равновесие, пришлось идти на жесткие меры экономии. Конечно, не за счет сокращения дотаций частным компаниям. Для того, чтобы продолжить субсидирование неэффективного бизнеса, потребовалось резкое снижение социальных расходов.
В итоге, с одной стороны, не происходит рыночного «естественного отбора». Кризис затягивается. С другой стороны, безжалостно урезается социальная сфера, наносятся удары по образованию и здравоохранению, сокращаются рабочие места, а отрасли, ранее поддерживавшиеся государственным регулированием, отдают на волю рынка, причем именно в тот момент, когда им под воздействием кризиса особенно нужны защита и помощь.
Поддержка неэффективных предприятий в сочетании с планомерным разрушением общественного сектора ведет к тому, что спрос падает, восстановление хозяйства в Европе и США, начавшееся было в 2009 году, замедляется и сменяется новым кризисом. В Ирландии, где правительство под давлением международных банков ввело меры жесткой экономии раньше, чем в соседних странах, уже возобновилась рецессия, то же самое происходит в Греции. Задачи, поставленные в рамках планов финансовой стабилизации, не выполняются. Сократив свои расходы, правительства с изумлением обнаруживают, что после этого доходы бюджета начинают падать еще быстрее. Дефицит бюджета вместо того, чтобы сократиться, увеличивается. Ничего не остается, как продолжить сокращение, хотя после этого почему-то рынок опять сужается, и доходы снова падают… Что приводит к необходимости снова принять программу сокращения расходов.
Такой нажим на социальную сферу оборачивается уже не просто ухудшением положения трудящихся, но разрушением основ современной цивилизации. Сокращение финансирования общественного сектора приобретает столь чудовищные масштабы, что честнее было бы его ликвидировать. Например, у скорой помощи остаются средства на зарплату шоферам, но не будет больше денег на покупку бензина. Или наоборот, останутся машины и бензин, но придется сократить шоферов. Начинается распад системы. Социальный организм обречен погибнуть от потери финансовой «крови».
Европейское социальное государство пережило три десятилетия неолиберализма. Система понемногу теряла целостность, снижалась взаимосвязь между ее элементами, из-за чего она и в самом деле становилась все менее эффективной и более дорогой. И все же социальное государство кое-как выжило. На сей раз, похоже, неолибералы готовятся дать ему последний и решительный бой, разрушив до основания.
Не удивительно, что очередная встреча АЕНФ, прошедшая со 2-го по 5-е октября в Брюсселе, оказалась посвящена обсуждению неудач левых сил и несбывшихся надежд социальных движений. Как и все социальные форумы, АЕНФ явно сокращается в размерах, ужимаясь до своеобразного костяка наиболее преданных делу экспертов и организаторов. В отличие от китайцев, бельгийские власти никак форум не ограничивали (все-таки демократия), но и никакого интереса к нему не проявляли. Наглядный урок репрессивной терпимости.
Напоследок, правда, проведена была встреча в Европарламенте, где несколько радикальных депутатов из азиатских стран могли публично обменяться мнениями с западноевропейскими коллегами, представлявшими фракции «зеленых» и левых. Речи были, безусловно, хороши, но не то, чтобы сильно продвинули нас вперед.
Большинство из них были полны пессимизма – ораторы признавали, что за два прошедших года мало что сделано, а в некотором смысле наблюдается движение назад. Перспективу послекризисного будущего очень хорошо выразил Педро Паэс, бывший министр экономики Эквадора, выступая на форуме 3 октября: «Западная Европа превратится в Латинскую Америку, а Латинская Америка – в Африку». О том, что случится в такой обстановке с Африкой, лучше просто не думать.
Рецепты спасения высказывались самые разные, даже противоположные. Одни призывали выступать с более радикальными требованиями, другие разъясняли пользу умеренности, доказывая, например, что критикуя политику греческого правительства, обирающего до нитки собственное население, надо искать с ним компромисс – «ведь любой другой подход может привести к революции».
Между тем массовое движение против неолиберализма в Западной Европе набирает силу буквально с каждым днем. Общеевропейская демонстрация, прошедшая в том же Брюсселе 29 сентября, показала, что профсоюзы находятся в достаточно хорошей «форме», чтобы дать бой правительствам по всему континенту. Стачки прокатились по Испании, Франции, Греции и в других странах. Готовятся массовые выступления профсоюзов и в Британии.
К массовому протесту призывают не только лидеры радикальных организаций, но и те, кто всегда считался умеренным.
Банкротство левых сил и безумие, овладевшее правыми, делают политическую ситуацию практически безвыходной. И не удивительно, что в Западной Европе профсоюзы, даже самые умеренные, бюрократизированные и неповоротливые, вдруг оказались той единственной силой, за которой готовы идти люди, утратившие всякую иную надежду. А сами профлидеры внезапно почувствовали за собой массовую поддержку и авторитет, которого у них не было уже несколько десятилетий. Эта сила и уверенность выражаются не только в готовности выводить людей на улицы и организовывать стачки. В Британии тред-юнионы в жесткой битве с партийными аппаратчиками вернули себе контроль над Лейбористской партией, поставив на пост лидера своего человека – Эда Милибэнда, которого журналисты тут же прозвали «красным Эдом». Прозвище это, конечно, несправедливое. Программа Эда Милибэнда оказалась более чем умеренной. Тем не менее, итог партийных выборов спровоцировал настоящую истерию в прессе. Когда лейбористский лидер говорил, что надо проверить обоснованность планируемого сокращения социальных расходов, журналисты называли это «безумием», а когда Милибэнд заикнулся, что не хотел бы допустить уничтожения бесплатной медицины, его слова сочли угрозой для самого существования Великобритании. Я не преувеличиваю. Читая лондонскую прессу тех дней, я думал, что оказался в Бедламе.
Такая истерическая реакция на минимальные проявления здравого смысла лучше всего выдает неадекватность самих западноевропейских элит, явно утративших связь с реальностью. Но катастрофа, к которой ведут Европу ее обезумевшие лидеры, далеко не обязательно должна будет обернуться революционным подъемом. Кризис может закончиться и вторым изданием фашизма, причем на сегодняшний день шансов на такой поворот событий более чем достаточно. Ведь левые продолжают делать все возможное, чтобы убедить общество в собственной бесполезности и трусости. Они панически боятся показаться чересчур радикальными и навлечь на себя гнев либеральной прессы. Когда во время дискуссии на форуме я заикнулся о том, что в условиях кризиса не надо бояться дефолта и не стесняться говорить о протекционизме, если иным способом невозможно отстоять социальные завоевания трудящихся, многие участники просто запаниковали. Одного лишь произнесения вслух слов «дефолт» или «протекционизм» оказалось достаточно, чтобы вызвать у них ужас. Когда же прозвучало слово «национализация», то эффект был такой, как будто в зал вошел сам дьявол в сопровождении свиты чертей.
Не удивительно, что трудящиеся в подобной ситуации предпочитают идти за профсоюзными бюрократами, а не за интеллектуалами. Бюрократы, по крайней мере, еще понимают, что за словами должны следовать практические действия.
