Тема КПРФ несколько лет назад была довольно популярной в левой среде. Писали о ней многие, со всех сторон анализировали прошлое и настоящее партии, выводили на свет все ее многочисленные грехи и недостатки, прогнозировали будущее. Представители различных течений левой мысли приходили к разным выводам касательно природы партии, но два вывода были общими почти у всех, кто брался за эту тему: первое – партия эта неправильная (не коммунистическая, не революционная, буржуазная, фашистская, не уделяющая должного внимания классовому анализу, и т.д. и т.п.); второе – партия так или иначе в относительно скором времени прекратит свое существование. И настолько тщательно эти два вывода обосновывались, со всевозможных позиций, что в политической среде уже очень многими стали считаться вещью известной и доказанной с очевидностью, как теорема Пифагора. А после того, как о КПРФ и ее перспективах сказали все, что только могли сказать, интерес к феномену закономерно снизился как у исследователей, так и у читателей-наблюдателей. Даже когда случилось беспрецедентное по уровню нарушения партийного устава и норм внутрипартийной демократии, скандальное и позорное для партии «ленинградское дело», никого оно особенно не интересовало, кроме самих ленинградцев и тех, кто стоял за ними в очереди на раздачу.
И действительно, никого уже зюгановщина не интересует – скукота. Однако недавно случилось в КПРФ одно событие, которое по своему значению и последствиям имеет право претендовать на определенную долю интереса. Это свержение руководства московских коммунистов, бесспорно авторитета и любимца последних – первого секретаря Владимира Уласа и его соратников.
Борьба с Уласом включала в себя несколько этапов, в том числе ритуальных.Вначале, возможно для символичности, поменяли лидера московских комсомольцев, был Сергей Довгаль, человек Уласа, стал Анатолий Туренко, человек Зюганова – немолодой уже бизнесмен из Тулы, друг и деловой партнер первого секретаря ЦК комсомола Юрия Афонина. Затем возглавлявшему предвыборный список Уласу дали указание отказаться от мандата депутата Мосгордумы в пользу тех, кому нужнее – сотруднику юридической службы при ЦК товарищу Клычкову и не состоявшему в партии бизнесмену господину Кумину. Улас дисциплинированно проглотил пилюлю и отказался от депутатства. Затем главный контрольный орган партии ЦКРК выпустил ряд постановлений по поводу якобы вопиющих нарушений в московской организации, столь же ужасных, сколь необоснованных и абсурдных. Далее постановлением президиума ЦК «усилили» московскую организацию, дав каждому окружмому по куратору из ЦК, фактически, создали параллельное бюро горкома руководство московской организацией. После московских коммунистов и общественность порадовали «закрытым», но сразу же ставшим вседоступным письмом за подписью Зюганова, где в подробностях были разобраны все московские доносы на руководство горкома (вот какой Геннадий Андреевич чуткий молодец, вникает в нужды каждой захудалой первички!) И под конец возникло постановление президиума ЦК о роспуске бюро московского горкома, снятии с постов всех секретарей МГК и создании оргкомитета по созыву городской конференции. Осталось только провести эту самую конференцию и окончательно утвердить в Москве власть генеральной линии. И утвердят, без особых эксцессов.
Судя по вялой реакции московских коммунистов – разрушительная конференция пройдет спокойно, в конструктивной, как любят говорить в ЦК, обстановке. Повторения Ленинграда не будет. Наиболее буйных просто не пустят на конференцию, менее агрессивные оппозиционеры выскажут в двух-трех выступлениях в умеренной форме свое недовольство произошедшим и происходящим, а дальше, скорее всего, большинством голосов будет избраны новый, полностью лояльный Зюганову горком и секретари. Вполне возможно, сам Улас исправно проголосует за решения руководства партии, против себя. Под угрозой отлучения от партии и в обмен на какую-нибудь второстепенную должность.
К чему же все это приведет? Предполагаю такой сценарий: и без того хилая (по сравнению с тем, чем должно быть столичное отделение главной коммунистической партии) московская организация окончательно захиреет. Часть деятельных членов уйдет, хлопнув дверью или тихо. Другая останется, но поникнет, и уже не будет такой деятельной, какой была раньше, при Уласе (хотя надо понимать, что в КПРФ деятельный коммунист совсем не значит качественный, прогрессивный, успешный – перспективных людей в этой партии крайне мало). Новый руководитель, зюгановский ставленник, очевидно, не будет иметь ни популярности, ни уважения у большинства членов московской организации, особенно у тех, кто поддерживает Уласа (а таких большинство). Значит, он и не сможет наладить даже такую скромную работу, которая ведется сейчас. Конечно, монументальные мероприятия вроде праздничного концерта, демонстрации 9 мая или торжественного приема в пионеры «тысяч» «московских» школьников будут происходить безукоризненно (при наличии финансирования), как это происходит и сейчас. Но главная жизнь партии, происходящая на собраниях, самодеятельных акциях протеста, в различных городских партийных газетах, пожухнет. Участие в партийной жизни неизбежно будет сопровождаться ощущением, что, что бы ты ни делал, для вышестоящих ты ничто и мнение твое нисколько не стоит, от твоей воли ничего не зависит, чего бы ты и твои соратники ни хотели, даже если вас и большинство, вы будете делать не, что надо по-вашему, а что вам велят сверху. Подобное ощущение энтузиазма для борьбы не добавляет, а на мысли о бессмысленности пребывания в такой организации наводит. В результате хоть что-то собой представляющая сейчас московская организация (а она уже мало что собою представляет) необратимо отвердеет в клуб ветеранов и сторонников комдвижения, и партийной в истинном понимании этого слова организации в Москве у Зюганова уже не будет.
В Москве у КПРФ самая массовая и, похоже, самая сильная организация (по сравнению с другими регионами). Более или менее что-то собой представляющих региональных отделений у КПРФ совсем немного. В значительной части областей КПРФ – это коллективы в несколько десятков активистов на весь субъект федерации, а во многих регионах вообще фиктивные структуры. При таком положении вещей сокрушительный удар по флагману компартии – ее московской организации, непременно придаст ускорение распаду этой партии, идущему хоть и неуклонно, но, вопреки ожиданиям многих, медленно. «Московское дело» было предопределено, избежать его или подобного ему было невозможно. Но именно оно для партии может стать «точкой невозврата», за которой длительное прозябание низов партии в состоянии смутных надежд и бесполезной, но псевдоосмысленной партийной деятельности сменится динамичным оттоком немногочисленного, но все же имеющегося идейного актива. В результате чего КПРФ превратится в то, чем являются все остальные официальные партии – политические компании, работающие под брендом. Имеющие топ и региональный менеджмент, но полностью лишенные идейного актива. «Покупайте кандидатов в депутаты от КПРФ! Только наша компания, работающая на рынке два десятка лет, является носителем настоящей ностальгическо-коммунистической идеологии! Каждый наш кандидат проходит тщательный отбор, только образцы высшего качества мы поставляем избирателю. Остерегайтесь подделок! На плакате подлинной коммунистической партии Зюганов изображен один раз вверху, а другой раз внизу». И какое-то время зюгановская команда просуществует на торговле красным брендом. Но вряд ли это будет длиться долго, слишком быстро покупатель раскусит, что под маркой КПРФ ему подсовывают туфту вместо его любимого советского прошлого.
Хорошо ли это, или плохо для левых? Плохо, для многих из них. Для тех, кто жестко зациклен на догматике, не может жить без классового анализа, борьбы с религией, верит в существование революционного пролетариата, кто смотрит на мир сквозь труды теоретиков марксизма (ленинизма, троцкизма, сталинизма, маоизма и т.п.). Как ни парадоксально, но КПРФ одновременно и дискредитирует красное знамя, и, имея на своей стороне инерцию, историю и десятипроцентную поддержку населения, поддерживает у последнего к нему некоторый интерес. Который дает правоверным коммунистам основание верить, что их мирок имеет корни в реальности и борьба их не напрасна. Но вместе с прекращением КПРФ отнюдь не исключено, что резко снизится интерес населения к коммунистической идеологии, в результате чего станет еще менее валидным основание думать, что российский пролетариат жаждет, хотя бы бессознательно, социалистической революции, и ждет правильных коммунистов ленинского (сталинского, троцкистского, пол-потовского и т.п.) типа, которые смогут провести качественный классовый анализ, после которого поведут рабочих на революцию. А сейчас у этой иллюзии какое-то основание имеется, все-таки за красную марку пока еще неплохо голосуют.
К тому же праведная борьба с доминирующей в левом сегменте электората КПРФ есть прекрасное дело, тратя силы на которое кажется, что время проводишь не напрасно. А стойкое отсутствие интереса населения к единственно правильным носителям единственно подлинного учения сейчас можно объяснить (и охотно объясняют) пагубным влиянием на массы дискредитирующей коммунистическую идею КПРФ. Но после окончательного захирения КПРФ бороться уже будет не с кем и обвинять в своих неудачах будет некого.
Однако то, что у населения нет и никогда не будет интереса к существующим ныне многочисленным ортодоксальным коммунистическим организациям, как мелким группкам, так и крупным партиям, не значит, что нет и не будет спроса на левую идею. Напротив, этот спрос существует, и со временем он будет только нарастать. На это указывает очень многое, да хотя бы то, что власть давно уже взяла на вооружение социал-демократическую риторику, то, что вещал Зюганов 15 лет назад (и что тогда казалось революционной дерзостью), сейчас говорит Путин и Медведев. Проблема в том, что нет адекватного предложения. Нынешние продавцы левой идеи в основном либо дельцы и проходимцы (такие в основном сосредотачиваются в КПРФ и СР), либо странные безумцы, либо давно уже простившиеся со здоровым умом старики, либо просто идиоты.
Появится ли здоровая левая сила, которую послушают и за которой пойдут? По идее, должна появиться, но если это произойдет, то, скорее всего, вырастет она не из существующих ныне оформившихся коммунистических организаций, и левой она будет в широком понимании этого слова. Красное знамя у этой левой силы будет без серпа и молота. Сейчас сложно сказать, какой она может быть, но такие слова и фразы, как «пролетариат» и «классовая борьба», вряд ли будут в лексиконе новых левых, и труды классиков у них будут не кладезем абсолютной истины и руководством к действию, а дополнительной литературой, необязательной для изучения.
