Восемь лет экономического успеха в России сменились очередным кризисом, столь же масштабным и – для большей части населения – неожиданным, сколь и подъем, наступивший осенью 1998 года на фоне отчаяния и пессимизма, вызванных крахом рубля, дефолтом и массовым обрушением банков. Тогда пессимизм и растерянность очень быстро уступили место самодовольству и административному восторгу, охватившим не только чиновников, но и значительную часть подданных. Российская власть очень хорошо умеет объяснять свои заслуги населению. Если дела вдруг, неожиданно пошли хорошо, то причиной тому – исключительно прозорливость и мудрость начальства, избравшего верный курс и неуклонно его придерживавшегося. Устойчивый рост промышленного производства и заработных плат, поддержанный неуклонным повышением цен на нефть, конвертировался в политическую стабильность, высокие рейтинги правящих лиц и постоянное укрепление «вертикали власти». Массовая поддержка власти была в те годы совершенно реальной, хотя и далеко не такой активной, как пытались представить официальные идеологи. Напротив, поддержка была исключительно пассивной, основанной на принципе «раз нам стало лучше, значит, не надо ничего менять». Любые формы общественной активности, направленной в поддержку власти, приходилось организовывать искусственно, с большими затратами и усилиями, зато и оппозиционная активность выглядела совершенно ничтожной. Она также организовывалась, финансировалась и стимулировалась, но последствия этого были совсем уж мизерными. Неуклонная деградация «маршей несогласных» является прекрасным примером. Начав с нескольких тысяч человек, эти марши скоро выродились в скромные шествия, на которые приходило полторы-две сотни профессионалов и завсегдатаев.
Отдельные очаги стихийной социальной активности возникали то там, то тут – достаточно вспомнить успехи свободных профсоюзов в 2007 году. Но в масштабах страны они оставались ограниченными и изолированными. Точно так же были и всплески массового протеста, но тоже непродолжительные и не получавшие серьезного развития – как выступления против «монетизации льгот» в 2005 году.
Знаменитая российская интеллигенция раскололась (по крайней мере в столицах) на тех, кто сладострастно подпевал власти, и тех, кто столь же истерично ее проклинал. Ни те, ни другие не слишком стремились разобраться в происходящем, да и не видели в этом особой потребности. Ведь их место под солнцем было, и в том и в другом случае, надежно гарантировано. Интеллектуальный статус подтверждался не открытием нового, а повторением старого.
Общество оставалось – несмотря на всю экономическую динамику – лояльным, пассивным, инертным. И в целом это сочетание устраивало власть. Оно было удобно, необременительно и безопасно. А с другой стороны, достижения действительно были. Насколько они объясняются проводимой политикой, а насколько – мировыми ценами на нефть, вопрос в данном случае совершенно праздный. Главное, что в глазах населения они воспринимались именно как успехи действующей власти. Правительство, при котором жить становится лучше, естественно считать хорошим правительством.
Беда в том, что именно данная политическая и психологическая логика, раньше работавшая на власть, сейчас катастрофическим образом начинает работать против нее. Если правительство приписывает себе все имеющиеся достижения, то ему же придется отвечать за все бедствия и трудности, независимо от того, в какой степени происходящее является результатом его собственной деятельности. Запущенный механизм формирования пассивного доверия начинает создавать условия для массового агрессивного недоверия.
Показательным примером того, как это происходит, является бунт автовладельцев, начавшийся во Владивостоке и других городах после того, как правительство объявило о повышении пошлин на ввоз подержанных иномарок и предстоящем запрете ввоза японских автомобилей с правым рулем. Лозунги протестующих стремительно радикализировались, а масштаб выступлений от раза к разу неуклонно увеличивался. Очень скоро призывы к отмене правительственного решения сменились требованием отставки самого правительства. Нечто подобное наблюдалось уже во время демонстраций пенсионеров в 2005 году, но то был изолированный эпизод, не получивший продолжения. Напротив теперь, в условиях кризиса, когда растет безработица, снижаются зарплаты и падает покупательная способность денег, одно событие цепляется за другое, один повод для протеста дополняется другим.
Увольняют рабочих и «офисный планктон», закрывают банки и глянцевые журналы, экономические трудности накладываются на безобразия, творящиеся в системе образования. Потребители чувствуют себя обворованными, граждане – обманутыми. Собственно, никто не заставлял российского обывателя добровольно отказываться от принятия решений, передоверяя эту функцию начальству. Никто не понуждал принимать за чистую монету любые отчеты о достижениях и обещания, независимо от того, кто выступал с этими утешительными речами – чиновники, банкиры или партнеры по бизнесу. Но чем более бездумным было доверие, тем большим оказывается гнев, когда «обман» обнаруживается. Хотя на практике очень часто это как раз не было обманом. Если лидеры бизнеса и чиновники и обманули общество, то лишь из-за того, что они не менее успешно обманули самих себя. И многие из них тоже чувствуют обиду, недоумение и раздражение.
Эскалация недовольства неизбежна, так же, как и то, что рано или поздно это недовольство приобретет политический, антиправительственный характер. И то, что бывший президент оказался нынешним главой правительства, не исправляет положение, а только усугубляет.
Можно с уверенностью предсказать отставки министров и перестановки в правительстве. Нет ни малейших сомнений в том, что в ближайшее время мы увидим нарастающий кризис власти, который может закончиться более чем радикальными переменами. Тем более что недовольство распространяется не только среди социальных низов и среднего класса. В среде элит нарастает взаимная неприязнь – идут поиски виноватого, начинается борьба за раздел «последних денег», остающихся от таящих накоплений бывшего Стабилизационного фонда и Центрального банка. Ведомства конфликтуют между собой за бюджетные деньги, которых не хватает, поскольку бюджет составлен без малейшего снисхождения к реальности. А отраслевые бароны требуют от правительства субсидий, которых тоже не хватит на всех.
Справиться с подобной ситуацией методами «управляемой демократии» невозможно, и нас неизбежно ждут перемены системного характера. Чем чаще дают сбой привычные приемы бюрократической работы, тем сильнее нарастает деморализация в среде чиновничества. Аппарат власти оказался не готов к трудностям. У него нет «плана Б», поскольку и «плана А» на самом деле никогда не было.
Итак, перемены. Однако недовольство отнюдь не означает способности общества добиться значимых перемен. Первый этап перемен не затронет причины, породившие кризис, и не сможет их устранить. И даже если дело дойдет до смены правительства, нет причин полагать, будто новый кабинет будет справляться с ситуацией лучше нынешнего. А главное, любые политические изменения лишь раскроют ситуацию для нового раунда перемен, которые уже не ограничатся перестановками в правящей верхушке.
Теряя доверие к власти, российское общество не чувствует растущей симпатии к оппозиции, которая воспринимается как бессмысленная и беспомощная. А зачастую о ее существовании люди даже и не помнят. Со своей стороны, оппозиция, не проявляющая ни малейшего понимания сути происходящих процессов, лишена шансов возглавить нарождающиеся движения. И это как раз дает обществу шанс. Не потому, что недовольство будет возглавлено новыми левыми – они для этого слишком слабы, неорганизованны и элементарно незрелы – но потому, что события выдвинут новых лидеров, новые общественные объединения и новый актив, помешать которым не смогут ни власть, ни официальная оппозиция. Задача левых в такой ситуации одновременно очень проста и очень сложна – быть в постоянном контакте с новыми движениями, помогать им, анализируя их достижения и ошибки, способствовать их политическому созреванию и оформлению, не забывая при этом собственной идеологии и целей. Очень просто сказать. Но очень трудно сделать.