Сегодня народ Португалии отмечает сорокалетний юбилей Революции Гвоздик. Именно в этот день в 1974 году военные из «Движения Капитанов» при широкой — хотя и несколько пассивной — поддержке народа свергли режим Estado Novo. Казалось бы, созданное в 1926 году генералом Фрагозу ди Кармоной и профессором Антониу Салазаром «Новое государство» (Estado Novo) было стабильно как никакое другое, но эта иллюзия и сыграла злую шутку с преемником Салазара Марселу Каэтану. Угроза стабильности возникла оттуда, откуда правительство — да и что греха таить, немалая часть выжившей оппозиции — едва ли её ожидало. Стабильность по-португальски похоронили не увлёкшиеся маоизмом студенты и либеральные адвокаты, а грубые солдафоны, ещё недавно сжигавшие деревни в Анголе, Мозамбике и Гвинее-Бисау.
У португальской интеллигенции этот факт до сих пор, возможно, вызывает когнитивный диссонанс: вот и в фильме «Апрельские капитаны» — благодаря которому многие у нас узнали подробности тех событий, — офицеры изображены как молодые, интеллигентные и очень романтичные мужчины. Фронтмен фильма капитан Фернанду Салгейру Майя и вовсе похож на молодого Ди Каприо. Но стоит лишь посмотреть на его реальные фотографии и понимаешь, что на деле капитан Майя был совсем другим — угрюмым, коренастым мужиком, сыном простого работяги-железнодорожника. В этом смысле он едва ли отличается от ротного командира в какой-нибудь захолустной мотострелковой дивизии Российской армии. И тем не менее, именно такие люди, как реальный капитан Майя, ощутив так необходимую для революции тошноту от собственного положения, и свергли режим, опорой которого они не так давно были. Именно этим нравственным преображением и замечательна Революция Гвоздик, а вовсе не трогательными сценами, которые на заднем плане собственно революционного процесса разыгрывала ликующая молодёжь в униформе и без.
Увы, как остро предчувствовали самые прозорливые из революционных офицеров, едва свершившись, революция начала умирать. То, как мечты о социализме разбились о перипетии политической борьбы и будни экономической необходимости, едва ли стоит описывать слишком подробно. Главное, в чём сегодня уверено большинство неравнодушных португальцев — 25 апреля умерло. Удушающая страну зависимость от Евросоюза оказалась в чем-то хуже отсталости и застоя, в котором жила Португалия при Салазаре. Даже среди тех, кто ещё недавно относил себя к безусловным противникам Estado Novo, многие с ностальгией вспоминают, что при Салазаре и Каэтану «был порядок». Надо сказать, что режим Салазара вовсе не был фашистским даже по меркам Италии. Более того, по ряду пунктов он был существенно мягче того, что было в соседней Испании. Сильнее же всего режим Салазара напоминает современную Россию, что, вкупе со схожестью экономического положения и исторических судеб России и Португалии, и обусловило особый интерес автора к Революции Гвоздик. Так или иначе, это был насквозь реакционный, консервирующий экономическую и социальную отсталость режим со всесилием католической церкви и политической полиции PIDE. Как минимум 30 процентов португальцев были неграмотны, и последствия этого — особенно после неолиберальных реформ в сфере образования последних двадцати лет — до сих пор видны. То, что тысячи португальцев невольно обратили свои взоры к наследию Салазара говорит только о том, в какой кризис завела страну элита, считающая себя наследниками Революции Гвоздик.
Щепетильность в вопросах демократии, желание поскорее сдать бразды правления гражданским, сыграли с военными злую шутку. Как только это произошло, революционный процесс можно было считать завершённым. Французская газета «Le Monde» проницательно отмечала, что хотя никто и не пытался объявить себя консерватором, консервативные силы возобладали и в политической среде, и в армии. Движение Вооружённых Сил — как теперь называло себя «движение капитанов» — раскололось, и его левое крыло, лидером которого был полковник Вашку Гонсалвиш, оказалось буквально выдавлено из политики. Не последнюю роль в этом сыграли элиты Западной Европы, развернувшие настоящую травлю правительства «товарища Вашку» в своих СМИ. Португальское правительство обвиняли в стремлении построить государство по советскому образцу, хотя большинству левых офицеров импонировали другие модели социализма — скандинавская, чилийская, но никак не советская. В том числе и потому, что к тому моменту социализм в СССР подозрительно напоминал хорошо им известное Estado Novo.
Один из героев «Революции Гвоздик», бригадный генерал Отелу Сарайва ди Карвалью, лидер «Народных сил 25 апреля».
Более того, при поддержке ряда португальских и зарубежных корпораций был подготовлен путч генерала Антониу Спинолы, бывшего изначально весьма ненадёжным попутчиком «Движения капитанов» и революции в целом. Путч провалился, но президентом был избран подполковник Антониу Рамальу Эаниш, близкий друг Спинолы, не принимавший сколько-нибудь значительного участия в революционных событиях в Лиссабоне. При старом режиме Эаниш был в умеренной оппозиции, предпочитая подготовке революции легальные методы борьбы. Так или иначе, правое крыло Движения Вооружённых Сил победило, хотя страна и балансировала на грани новой гражданской войны. Впрочем, большинство гражданских политиков оказались не только ещё правее по своим политических взглядам, но и куда как менее щепетильными в вопросах демократии.
С экономической же точки зрения, революция, опять же, была предана очень быстро. Меры по развитию промышленности и социального сектора и, главное, по преодолению экономической зависимости страны, предпринятые в первые послереволюционные годы, оказались перечёркнуты кабальными займами у Евросоюза и международных финансовых структур.
Законными правопреемниками революции можно сегодня признать разве что леворадикальные «Народные силы 25 апреля». К слову сказать, лидер этой организации, бригадный генерал Отелу Сарайва ди Карвалью — один из последних «капитанов», активно участвующих в политике современной Португалии.
Неолиберальная контрреволюция сделала своё чёрное дело: Социал-демократическая и Социалистическая партии, начинавшие как левоцентристские, занимают теперь радикально неолиберальные позиции. Некогда восторженный студент-маоист, Жозе Мануэл Баррозу является сегодня живым символом жёсткой экономии и прочих антисоциальных мер, проводимых в жизнь бюрократией Евросоюза.
Но что же осталось от погибшего 25 апреля? Осталась память братства офицеров, до конца преданных идеалам демократической революции… И одна из самых красивых революционных песен за всю историю человечества — Grandola, vila morena. И португальский народ, несмотря на всё своё отчаяние, не предал эту память. Песня, в тексте которой, по-хорошему, нет и намёка на революцию, до сих пор приводит в трепет всех власть предержащих. Уже не один раз пришедшие в парламент португальцы заглушали пением Грандолы речи депутатов, принимающих очередной антинародный закон.
Рассвет в Апреле. Мемуары Отелу Сарайва ди Карвалью.
Реальные — а не приукрашенные художественным вымыслом — «капитаны» дают самим фактом своего существования весьма поучительный пример. Миф о бескровной революции, совершаемой пёстрыми толпами образованных бездельников, теряет под собой всякую основу. Как бы ни были благодушны и интеллигентны все те люди, что приветствовали у окружённого президентского дворца революционных солдат и офицеров, они были только массовкой, мишурой реального исторического процесса. Историю — что вполне созвучно происходящим на Украине событиям — творили люди невзрачные, но зато сильные общим духом и осознающие свои реальные интересы.
Да, эти люди действительно были одной из опор режима, но в современных условиях интеллигенция, включая даже оппозиционную её часть, в известных рамках является не менее важной опорой капитализма, о чём автор статьи писал уже не раз. При этом, армия — равно как и столь часто обвиняемый в реакционности рабочий класс — могут в действительности взять режим за горло. Интеллигенция же, будь она вооружена хоть самой прогрессивной революционной теорией, не сможет самостоятельно сколько-нибудь серьёзно нарушить функционирование капиталистической экономики и государственной машины.
Именно это и обрекло на неудачу первоначально успешную борьбу работников Российской Академии Наук. У учёных, решительно настроенных и отлично понимавших суть обстановки, не было эффективного рычага воздействия на власть, каковой есть у многих заводских рабочих. Проще говоря, кому помешает забастовка учёных? Да никому. А вот если дворники бросят свои мётлы и лопаты, то уже на третий день город потонет в грязи и мусоре. Так что на деле к «апрельским капитанам» генетически ближе вовсе не киевские или московские интеллигенты, а донецкие шахтёры, провинциальные бюджетники и униженные развалом армии военнослужащие. Поэтому для той части интеллигенции, которая объективно не заинтересована в поддержании существующей «стабильности», нет большей глупости, чем снобизм в отношении всех этих людей. Фильм «Капитаны апреля», при всей вольности трактовки исторического материала, хорошо показывает глупость подобной позиции — коммунисты, обрушивающиеся с нападками на главных героев фильма, оказываются, в конце концов, посрамлены. В этом свете смерть одного из них от шальной пули является крайне символичной — он не увидел торжества тех, кого ещё вчера поливал грязью.
Что ж, время от времени мы должны хоронить своих мертвецов, просто для того, чтобы их бледные тени не мешали живым. То, что справедливо в отношении Революции Гвоздик, ещё более справедливо и для революции 1917 года. Великий Октябрь умер, окончательно добитый теми сорока годами экономической, социальной и политической реакции, которую пережил СССР и позднее Россия. Реваншизм, желание эволюционным путём вернуть российскую государственность на путь социализма, с которого она якобы лишь немного свернула, в сегодняшних условиях есть лишь признак политической трусости и ограниченности. Народам нужна новая революция, а не поднятый из могилы труп старой. И только после неё славные дни прошлого — будь то 7 ноября или 25 апреля — оживут и заиграют новыми красками в сознании людей. А пока же 25 апреля мертво. Да здравствует 25 апреля!
