Отказ президента Украины Виктора Януковича от подписания договора о ЗСТ с Евросоюзом в Вильнюсе спровоцировал очередной украинский Майдан с сотнями тысяч протестующих. Независимо от результата, украинские события будут иметь важное политическое значение на всем постсоветском пространстве, в том числе в Беларуси, где в 2015 году состоятся очередные президентские выборы. О том, какую позицию сегодня должны занимать левые в протестном движении Александр Колесников побеседовал с белорусским поэтом Тимуром Хомичем.
Чувствуешь ли ты себя сегодня на украинском Майдане с тысячами протестующих украинцев? Можно ли назвать события там революционными?
Нет, не чувствую, хотя для меня нет ничего удивительного в том, что люди, обработанные буржуазной пропагандистской машиной СМИ, твердящей нам двадцать лет подряд о некой благословенной западной цивилизации и неких фундаментальных западных ценностях, сегодня выходят на площадь в Киеве отстаивать эти самые мифические ценности и требовать немедленного исторического катапультирования в Цивилизацию. Какая это, прости господи, революция?! Тоже мне революция: выйти на акцию, изначально заявленную как мирная, и постоять в идеологически обработанной толпе под предводительством нациста Тягнибока и боксера Кличко, политической марионетки с напрочь отшибленными мозгами, не способной связать и двух слов грамотно. Куда умнее и куда радикальнее (а радикальность, напомню, это, по Марксу, умение проникать в суть вещей) в подобных мероприятиях не участвовать.
Революция, даже буржуазная, все-таки предполагает какое-то более или менее глубокое общественное обновление, но такового обновления необходимо прежде всего захотеть. Постсоветский гражданин, представитель пресловутого «среднего класса», не хочет никаких обновлений, он хочет лишь одного — жить, как в США или, например, Германии. Подайте ему, пожалуйста, «европейские стандарты жизни», причем немедленно! Вот за эти-то стандарты он готов бороться, ага, путем стояния на площади и выкрикивания пошлых ксенофобских лозунгов. Впрочем, иной согласен даже что-нибудь разгромить, а иной, кто посмелее, подраться с Беркутом. Как тут не вспомнить Ортегу-и-Гассета с его концепцией «массового человека»?!
О том, что сегодня даже в наиболее экономически благополучных странах ЕС «стандарты жизни» повсеместно снижают планку, о том, что собой представляет неолиберализм и чем он в будущем чреват для наших постсоветских стран, как и для всего остального мира в целом, эти люди знать не хотят, да им об этом, с точки зрения правящих классов, и не положено знать. О том, что независимо от того, подпишет Янукович договор о ЗСТ или нет, в социальном и экономическом плане в Украине ровным счетом ничего к лучшему не изменится, — а для некоторых слоев населения, в случае подписания договора, изменится только к худшему — он знать не хочет тоже. Были на Майдане красные флаги? Проговаривались социальные требования? Нет. Зато нацистов там было пруд пруди. Нацистов, собиравшихся разрушить памятник Ленину. Примечательно, что левых с Майдана прогнали еще в первые дни протеста, а уже 4 декабря группа громил из ВО «Свобода» избила трех активистов Конфедерации свободных профсоюзов Украины и Объединения «Боротьба». Вот и вся революция…
Мне кажется, что социальный состав киевских и московских протестов двухлетней давности очень похож. Можно ли поставить их в один ряд с минскими событиями 19 декабря 2010 года?
Основной состав и белорусских, и российских, и украинских протестов — мелкобуржуазные городские слои, интеллектуалы и студенчество. Режим Лукашенко для сегодняшней Беларуси, если под Беларусью, разумеется, понимать большинство населения страны, наименьшее из зол, как бы печально это ни звучало. Потому простые честные труженики и не спешат на площади. На площади стремится как раз то меньшинство, которое знает, что в случае свержения Лукашенко скорее выиграет, чем проиграет. Судьбой всей остальной страны это меньшинство нисколько не озабочено. Надо понимать, что за всеми этими воплями о политзаключенных, о демократии и правах человека кроются банальные прагматические, частнособственнические интересы. Если Лукашенко упадет, нас ждут наши «маленькие девяностые», то есть белорусский вариант гайдаровской «шоковой терапии», значительная часть населения в течение нескольких лет катастрофически обнищает, произойдет уничтожение значительной доли промышленности, развал сельского хозяйства и так далее.
На этом фоне кто-то быстро и ловко поднимется, главное — не тормозить, поднажать, схватить! В Беларусь хлынут немаленькие деньги на «демократизацию» нашего, с точки зрения «демократизаторов», отсталого «совка», вернутся все вытесненные с территории Беларуси зарубежные фонды, вроде Фонда Сороса, с шумом, как все помнят, изгнанного еще в середине 90-ых. Большинство тех господ, которые в настоящее время активно вовлечены в «борьбу с режимом», в том числе идеологически, — журналисты, писатели, философы и иже с ними — замечательно устроятся, облизывая зад «демократической» власти. Те, у кого это не получится, слиняют за границу и будут там, не бедствуя, существовать в качестве записных экспертов по белорусской ситуации.
Тимур Хомич © n-europe.eu
В связи с этим такой вопрос: что делать левым в ситуации, когда интеллигенция в постсоветских республиках целиком праволиберальная?
Вообще-то интеллигент, по определению, это критически мыслящий по отношению к обществу, революционно настроенный интеллектуал, то есть левый, то есть тот, кто преследует интересы не личной выгоды, а общественного прогресса. Что касается либеральной интеллигенции, то, наверное, не совсем правильно называть ее интеллигенцией. Это работники умственного труда, получившие образование и успешно встроившиеся в систему, только и всего. Гитлеровскую Германию идеологически обслуживало целое войско интеллектуалов, — писателей, газетчиков, кинематографистов, преподавателей вузов и т.д. — вряд ли кто-то осмелится назвать их интеллигентами. Та же картина и сегодня: интеллигенции как таковой практически нет, работников умственного труда — полно. Они, эти бездарности, получающие пайку от власти или сидящие на западных грантах, определяют интеллектуальный и идеологический климат в обществе. Потому-то мы сегодня и наблюдаем такую молодежь, которая, в отличие от французских студентов 68-го года, не хочет и не требует невозможного, а хочет и требует от украинской власти всего-то навсего подписания договора с ЕС, не обратив внимания, что власть и сама была бы рада подписать этот договор. А ты говоришь: революция…
Что в таких условиях делать левым? Я для себя решил так: всячески сопротивляться торжествующему конформизму и господствующему либеральному мещанству. Жить как революционер, мыслить как революционер в эпоху, когда революция не только невозможна, но даже разговор о ней господствующей гнилой обывательщиной диагностируется как особая форма кликушества — вот что по-настоящему трудно. А ходить на митинги — легко. Сходил на разрешенный митинг, «поскандалил», и что же дальше? Дальше — уютный частный мирок, университет, офис, редакция, унылая работа, продвижение по службе, приспосабливаешься, лижешь жопу?
На экономические процессы, происходящие ныне на постсоветском пространстве, да и во всем мире, невозможно повлиять ни разрешенными, ни неразрешенными митингами. А для возможности социальной революции пока не созрели объективные исторические условия. Все еще только начинается. Малочисленные французские радикалы начала 19 века никем не воспринимались всерьез до революции 1848 года. На подготовку Октябрьской революции понадобилось 56 лет, если принять за точку отсчета развития революционно-демократического движения 1861 год. Вот левые сегодня, — и я говорю о настоящих левых, то есть о реальных противниках буржуазного общества — на мой взгляд, находятся в ситуации такого 1861 года. Процитирую английского марксистского философа Иштвана Месароша: «…я выражаю абсолютную убежденность в том, что радикальные массовые движения имеют большое будущее, и не только в Англии, а во всем мире. Или, выражаясь иначе, если для такого движения нет будущего, то будущего нет и для всего человечества. Если бы мне нужно было перефразировать Розу Люксембург, учитывая реалии сегодняшнего дня, то я бы дополнил «социализм или варварство» так: «варварство, если нам повезет», – имея — в виду, что уничтожение человечества является конечным пунктом разрушительного курса развития капитала».
Как бы ты охарактеризовал нынешнее состояние белорусской оппозиции? Есть ли у нее шансы проявить себя на следующих президентских выборах?
Неолиберализм победил на всем постсоветском пространстве, а Беларусь слишком медленно примеряет на себя неолиберальные доктрины, сопротивляется диктату МВФ, пытается казаться самостоятельной. Нехорошо. Некрасиво как-то. В связи с этим состояние нашей оппозиции стабильное. То есть деньги на свержение режима западными фондами по-прежнему выделяются, по-прежнему работают оппозиционные сайты, представители нашей политической контр-«элиты» (в том числе наши якобы левые) по-прежнему продажны и проституированы.
О каких левых ты говоришь?
О бывшей коммунистической партии, переименовавшей себя в партию левых «Справедливый мир», то и дело объединяющейся для совместных акций с неолибералами и националистами. Как после этого данная партия может называться левой, я не понимаю.
А есть ли необходимость в действительно левой политической партии в Беларуси?
Необходимость в сильной левой организации, разумеется, есть, но людей, которые захотели бы видеть такую организацию в Беларуси, нет.
Некоторые партии в России сейчас вводят в свои программы пересмотр итогов приватизации 1990-х, национализацию крупных предприятий. Как ты думаешь, такими проектами можно сегодня увлечь трудящихся?
Это какие партии? Я что-то сомневаюсь, что либеральные или националистические. А левый проект как раз и подразумевает упразднение института частной собственности на средства производства. Правда, одно дело — вносить в программы те или иные намерения, другое — осуществить их в действительности. Просто так никто никому предприятия не отдаст и никакие итоги никакой приватизации не пересмотрит. Чтобы это случилось, как раз и необходимо радикальное массовое движение. Но, пожалуй, основное препятствие для подобного движения на постсоветском пространстве — левый проект сильно дискредитирован за время существования СССР. Думаю, левым понадобится еще 10-20 лет на то, чтобы вернуть к нему интерес.
