С открытием Гоголь-центра коллектив Soundrama, руководителем которого является Владимир Панков, обрел новую жизнь. Начиналось все с восстановленных спектаклей по гоголевским сюжетам, а эту осень Soundrama встретила премьерой. Спектакль «Машина» по пьесе Юрия Клавдиева «Поедем, нас ждёт машина», поставленный на малой сцене, прекрасно продолжает линию постановок современной драматургии. В выборе слов главные герои себя не ограничивают, как и в своих поступках. С текстами Юрия Клавдиева многие зрители уже знакомы хотя бы по сценарию сериала Валерии Гай-Германики «Школа». Так что спокойного и размеренного действия ожидать не нужно. Сюжет тоже дан не в хронологической последовательности, а состоит из ряда сцен, которые накладываясь друг на друга, позволяют к концу спектакля обрести полную картину происходящего.
Однако, если пьеса Клавдиева на первый план выводит проблему бунта провинциального человека против окружающей его бессмысленности, то Панков расставляет совсем иные акценты. Главная героиня Маша так и не произнесет одной из заключительных фраз пьесы: «Жизнь слишком серьёзная штука, чтобы тратить её на смерть и метафизику». И это не случайно, так как Панков не останавливается на признании стратегии действия, а выводит своих героев на более высокий уровень обобщения, и затрагивает тем самым неразрешимые вечные вопросы о смысле существования.
В спектакле Юлю и Машу исполняют не две девушки, а сразу несколько девушек, при этом не так важно, в каком из эпизодов перед нами Маша, или Маша уже превратилась в Юлю. Мировоззренческий хаос приводит к приключению, которое дорого обходится девушкам, и только случай помогает им спасти свои жизни. Роли Паши, Олега и Вовы тоже четко не определены. Отдельные фрагменты спектакля повторяются с разными участниками, оставляя впечатление истории, которая могла бы произойти в некоторой степени с каждым. Панков, как он это делал и в других своих работах, обращается не только к слову и жесту, но задействуют целый арсенал разнообразных выразительных средств. Иногда они могут показаться избыточными, как, например, долгие сцены мучений девушек. Но даже эти сцены превращаются не в театр жестокости, а в определенный ритмичный танец. Студенты эстрадного факультета ГИТИСа (мастерская Валерия Гаркалина) умело справляются с требованиями режиссера, так как их подготовки хватает, чтобы выделывать и акробатические трюки на рояле, и оставаться при этом в роли, помня о главной сюжетной линии.
Если сравнивать «Машину» с предыдущими работами режиссера, то спектакль получился значительно более цельным, и музыкальные вставки не только не разрывают действие, но наоборот помогают удерживать внимание. Жестокая история превращается в историю всепрощения. От отрицания собственной жизни и жизни другого девушки приходят к мысли о ценности мгновения. Сущность времени становится одной из основных тем спектакля. Панков переносит действие в выпускной класс, в состояние пограничное, когда школьники уже не дети, но еще не взрослые люди. Поэтому таким важным является и факт участия в этом спектакле актрис из старого состава театра им. Н. В. Гоголя (Светлана Алексеева / Людмила Гаврилова и Элеонора Лапицкая / Майя Ивашкевич). Они говорят словами молодых девушек, и эта метаморфоза усиливает хрупкость юности. А фразы из песни Земфиры о прогулках по облакам и небе Лондона подчеркивают разрыв между мечтами и реальностью.
«Не все женщины — матери. И не все матери — ветви…» — говорит Маша, пытаясь выстроить жизнь на основе скандинавской мифологии. Вот только выходит не теория жизни, а теория смерти, где смерть — попытка сойти с «мэйнстрима», понять нечто большее. Если мир — это удивительное дерево Иггдрасиль, а люди — листья, то «листья срываются, летят, залетают в урны, тонут в лужах, зарываются в грязь, прилипают к ботинкам…», а можно ли вырваться из этого круга? Для автора пьесы ответ заключается в том, что стоит забыть обо всей метафизике и постараться действовать, зная, что от тебя многое зависит. Панков ищет иной выход. Финальной сценой становится именно теория дерева. И вопрос, который нам задают: «А что, если этот порядок стоит принять?» И смыл жизни не в том, чтобы оторваться от дерева, и даже не в том, чтобы изо всех сил стараться стать полноценной ветвью. Можно остаться по-прежнему листом, но понимать, что даже от самого маленького листа зависит существование всего дерева, и рождение не только одной новой ветви, но множества других ветвей. И фраза: «Я не хочу умирать…» — приобретает новый смысл.
