Если бы Виктор, парагвайский мальчишка с рынка, не запал на телефон с видеокамерой, ничего бы этого не вышло. Но наш герой просто по уши влюбился в небольшой предмет, который, занимая так мало места, может дать своему владельцу так много: не в последнюю очередь — чувство масштабного укрупнения собственной значимости. А еще телефон мог показать Виктору его самого: смуглого парня с недоумевающим выражением лица, вчерашнего подростка. Штука, в общем. Вещь. Только вот стоит она денег, и денег, по парагвайским меркам, немалых. В надежде заполучить желанный приз Виктор подвизается доставить сомнительный товар — 7 заколоченных ящиков с непонятным содержимым. В ящиках, конечно же, окажется какая-то дрянь, доставить их вовремя и по назначению не получится, в историю ввяжется еще дюжина знакомых и незнакомых Виктору людей, а телефон-триумфатор явится в финале, при помощи пресловутой видеокамеры умножая и отдавая миру кульминацию этой запутанной истории, снятой парагвайским дуэтом Хуан-Карлос Манеглиа и Тана Шембори.
Фильм, получивший приз молодежного жюри фестиваля в Сан-Себастьяне, — это история о любви людей к гаджетам и нелюбви друг к другу. Объект вожделения Виктора — небольшая, доступная для него прямо сейчас часть его большой парагвайской мечты, полной реализацией которой служит преобразованный в голове юноши кадр из рекламы, когда он в дорогом костюме с шикарной блондинкой рассекает на красивом авто. Телефон и его добывание — лишь модель взаимоотношений этой мечты с действительностью — заработать как можно больше, лишь бы получить желанный объект. Причем модель отношений с действительностью мечтающего Виктора гораздо более мирная, чем у его конкурента по рынку и предприятию с ящиками Нельсона, который действует по принципу «догони и отними» (агрессию включает необходимость раздобыть денег на лекарства для больного ребенка). И если путешествие Виктора по недрам рынка и города — это погоня за волшебным предметом, вроде золотого руна, где попутно решается вопрос перехода из мальчишеского состояния в мужское, то для Нельсона это погоня за хлебом насущным в духе криминального триллера. Впрочем, фильм сложно с полной определенностью приписать к единственному жанру: местами он вообще серьезно претендует на то, чтобы быть объявленным черной комедией.
Резвость повествованию придают там и сям выпадающие из богатого арсенала сценаристов случайные события и встречи, которые в итоге разгоняют темп почти до одышки. Динамичность картинки создается благодаря камере, которая может оказаться где угодно: то под тележкой, на которой Виктор везет ящики, то где-то на голове или теле — его или его преследователей, выдавая виды погони то с точки зрения догоняющего, то с точки зрения беглеца, то с точки зрения задействованного в процессе колесного транспортного средства.
Камера — главный двигатель фильма и с точки зрения формы, и с точки зрения содержания: ведь именно из-за ее наличия в телефоне Виктор воспылал к нему страстью неземной, благодаря чему, так сказать, вся петрушка и вышла. Обладание классным гаджетом как элемент престижа и способ улучшить свое, а попутно и мнение окружающих о самом себе — мало кто сегодня не страдает от этой болезни. Придумав многофункциональные электронные устройства, общество создало для себя еще один объект желания, нарисовало еще один квадратик в списке статусных предметов «маст-хэв» и сигналов того, что «жизнь удалась». Консьюмеристская культура, давно уставшая просто потреблять товары, при первой же возможности радостно заинтересовалось новой стадией потребления — поглощением образов, а также устройств, эти образы продуцирующих. Еще одна фата-моргана, обещающая счастье — и сколько эту модель ни критикуй, делая очередное фото на телефон, вдруг с ужасом вспоминаешь, что и ты у нее глубоко внутри, как Иона во чреве китовом.
Как отнестись ко всему этому, не разламывая голову? Видимо так, как относится к этому Виктор, наблюдая в финале фильма по телевизору сцену с собственным участием, заснятую на камеру телефона: с удивлением и ухмылкой. Ничего уже с этим не поделаешь, теперь каждый сам себе режиссер. Эпоха избранных творцов и избранных ньюсмейкеров благополучно завершилась, и теперь творить образ — свой, чужой и мира может каждый имеющий свою страничку в сети и сколько-нибудь приличный гаджет. Это уже даже не «общество спектакля» и не «реальность масс-медиа»: в той модели было производящее «спектакль» и «реальность» меньшинство и наблюдающее их большинство. Сейчас это большинство расколото на тысячи театров одного актера (и режиссера). Люди новой формации, даже, можно сказать, нового подвида, люди с гаджетами — это уже не пассивные наблюдатели, но активные «дополнители реальности» и ее «сосоздатели». Они находятся по отношению ко всем событиям на небольшой дистанции, необходимой для того, чтобы включить камеру и спокойно произвести съемку. Эти расчетливо-ироничные комментаторы с почти одинаковым хладнокровием впечатывают в гранит пикселя и греющегося на солнце котенка, и рушащийся (им же на голову) небоскреб (такова уж увлеченность этих энтузиастов искусством в ущерб реальности).
Вот так довольно неожиданно «трущобная драма» родом из Парагвая ставит вопросы о моральном качестве и свойстве запечатления и демонстрации сторонним лицам неморальных действий и трагических событий — вопрос, из-за которого подвергалась гонениям и цензуре огромная масса известных людей и произведений. Вопрос, сначала возникший по отношению к текстам и живописи, расширился и обострился с появлением фото– и видеосъемки. И все бы ничего, пока последняя находилась в руках небольших групп — как подозрительных, так и надежных лиц, которых выявить и обозначить из-за их малочисленности не составляло особого труда: пресловутый телефон с видеокамерой кардинально поломал ситуацию. Но сколько, опять же, ни обсуждай с умным видом и очками на носу вопрос морали в приложении к образам искусства и медиа, всегда найдутся нерефлексирующие индивидуумы, которые, обнаружив в собственном поле зрения нечто из ряда вон, просто и с удовольствием нажмут на кнопку: я снимаю, следовательно — существую.