Белорусская революция, первые уроки
Власти Беларуси очень боялись «майдана». Именно на предотвращение чего-то подобного украинским событиям 2014 года были направлены все старания спецслужб и силовых структур. И надо сказать, что работали эти организации крайне профессионально. Они тщательно изучили опыт украинского кризиса, сделали все правильные выводы и имели все основания полагать, что в случае возникновения серьезных политических протестов ситуацию удастся взять под контроль максимум за 2-3 дня.
Они не учли одного: в Белоруссии назревал не «майдан», а народная революция.
Политический смысл «майдана» состоит в том, чтобы собрав при помощи оппозиционных политиков и сети неправительственных организаций (часто международных) несколько тысяч активистов в столице, устроить протест, за кулисами которого олигархи и правящие элиты смогут перераспределить власть между собой, оттеснив от кормушки действующего правителя и его ближайшее окружение. Эту угрозу прекрасно осознавали и в Минске и в Москве, а потому последовательно нейтрализовали данную опасность как «сверху», так и снизу.
«Сверху» проводилась политика зачистки и интеграции. Чтобы не сложилось оппозиционное крыло олигархии, одних быстро разоряли и устраняли, других тщательно интегрировали в систему (включая лидеров думских партий в России). Никакой альтернативной олигархии ни в Белоруссии, не в России к началу 2000-х годов не было и возникнуть она уже не могла. Принимались и жесткие меры по недопущению создания сети независимых от власти неправительственных организаций, иностранное финансирование было перекрыто не только для тех, кто занимался чем-то близким к политике, но даже и тем, кто интересовался вопросами окружающей среды, помощью больным или зоозащитой.
Что касается протестующих, то против них были подготовлены очень эффективные полицейские меры. Когда в Минске начались волнения, власть исходила из того, что агрессивным насилием она сможет подавить уличные протесты, одновременно запугав симпатизирующего им обывателя.
Просчет состоял в том, что воевать предстоит не с несколькими тысячами активистов в столице, а с большинством народа и по всей стране. Потенциал социального и политического недовольства, копившегося даже не годами, а десятилетиями, неминуемо должен был вырваться наружу в условиях экономического кризиса, а назревание революционной ситуации было очевидно уже во время избирательной кампании, когда народ массово хлынул поддерживать оппозиционных кандидатов, а опросы общественного мнения показывали поддержку власти на уровне 15%.
В такой ситуации репрессии не только не гасили протест, а напротив подогревали его. Массовый резерв сопротивления оказался практически неисчерпаемым, а его география и социальный состав постоянно расширяющимися. Каждый раз, когда власти казалось, что они уже почти справились с какой-то проблемой, возникала новая многократно более серьезная.
Чиновники не понимают, что революционный процесс, если он уже начался, нельзя остановить чисто полицейскими мерами. После объявления итогов выборов, которые были не просто грубо, но и демонстративно фальсифицированы, начались уличные демонстрации, на которые власть отвечала жестоким разгоном. Поскольку оппозиционные штабы были разгромлены или парализованы, протесты координировались через интернет (что создает иллюзию, будто базирующийся в Варшаве ТГ-канал Nexta и некоторые другие издания «руководят» протестом, тогда как они лишь координировали, хоть и весьма эффективно, стихийные выступления, объединенные по сетевому принципу).
Три дня уличной конфронтации привели к тому, что полицейские силы режима оказались полностью измотанными и деморализованными. Уже на второй день столкновений пришлось привлекать армию, но военные, в отличие от спецподразделений полиции, принципиально неспособны выполнять такую функцию. Призывная армия, брошенная против народа, быстро разлагается и может перейти на сторону протестующих. Отказы от выполнения приказов и саботаж начались буквально с первых попыток использовать войска. В такой ситуации власти хватило ума не давать разрешения на использование огнестрельного оружия, поскольку в этом случае стрельба могла начаться в совершенно ином направлении.
Решающим и переломным моментом всё же стали массовые забастовки рабочих. Трудовые коллективы прекращали работу бессрочно или проводили собрания, где выдвигали свои требования и предупреждали о том, что начнут стачку, если власть не пойдет на уступки. Забастовочное движение, начавшееся с нескольких предприятий, затем охватило все крупнейшие заводы страны, вовлекая десятки тысяч людей. К концу второго дня стачки власти вынуждены были прекратить насилие, а в городах Белоруссии начались многотысячные митинги, которые уже никто не пытался разгонять.
Эти события стали переломными не только для Белоруссии, но и для всей Восточной Европы: за предыдущие четверть века здесь не было не только массовых политических стачек, но и сильного рабочего движения. Отчасти это объясняется тем, что Беларусь, в отличие от России и Украины, сохранила и даже развивала промышленность, тем самым сохранив и стабильные, относительно молодые рабочие коллективы.
То, что происходит сейчас в Белоруссии, беспрецедентно именно в плане участия организованных рабочих, которые впервые с начала 1990-х начинают осознавать свою политическую силу. Со времени российской, ещё очень ограниченной по масштабам, стачечной волны 2007 года, когда мы видели зарождение новых свободных профсоюзов на заводах западных компаний, это первый случай реально значимых рабочих выступлений на постсоветском пространстве.
Именно на примере Белоруссии можно видеть, чем отличается настоящее революционное восстание масс от инсценированных элитами «цветных революций» и майданов. Рабочие превращаются в самостоятельную общественно-политическую силу и с этим придется считаться любой будущей власти в республике.
Хотя рабочее движение Белоруссии в целом выступило как часть общедемократического фронта, надо сразу отметить активность его левого крыла (рупором которого стал ТГ-канал «ЗабастовкаBY»). Во многих случаях выдвигались требования отмены пенсионной реформы, запрета приватизации, изменения системы трудовых отношений на производстве.
Показательно, что как кремлевские охранители, так и консервативные левые обрушились на белорусских рабочих с проклятьями, обвиняя их в непонимании собственных интересов. Рабочим пророчат, что с приходом демократии все заводы закроют, они останутся без куска хлеба. В общем, будет как в России и на Украине в 1990-е годы. Однако придется немного разочаровать ненавистников белорусского рабочего класса. Сейчас не 1990-е и даже не 2010-е годы. Мировая экономика после потрясений COVID-19 перестраивается, объективно нуждаясь в возвращении промышленного производства назад в старые индустриальные страны. И уничтожать ценнейший индустриальный анклав в самом центре Европы именно в тот момент, когда ре-индустриализация континента становится в повестку дня даже с точки зрения капитала, никто не будет. Другой вопрос, что приватизация в самом деле является реальной угрозой для белорусской промышленности, поскольку в обмен на модернизацию предприятий китайские и западные компании, скорее всего, потребуют контроля над ними. Существует совершенно реальный риск потери экономической самостоятельности республики, а потому рабочему движению ещё предстоит очень серьезная борьба за сохранение государственного сектора и социальных прав, за то, чтобы превратить государственную собственность в реально общественную. Но в революционные эпохи трудящиеся быстро учатся и в процессе политического действия лучше осознают свои интересы.
В конечном счете, конечно, исход белорусских событий зависит от того, как развернутся политические процессы в России. Признаки революционной ситуации налицо и у нас, а потому исход борьбы, начатой на улицах Минска, Гродно, Гомеля и Бреста, зависит в том числе и от того, что происходит в Москве, Петербурге, Хабаровске или Архангельске. Революция должна расширять свой ареал, иначе она и в самом деле будет обречена на поражение.
Поэтому сейчас ключевой вопрос — как скажутся события в Белоруссии на политической обстановке в России. Тем более, что Лукашенко уже почти в открытую намекает на возможность призвать на помощь рущащейся диктатуре российскую армию. Решение об интервенции, если оно будет принято, станет безуловной катастрофой для русско-белорусских отношений, но оно же может спровоцировать волну возмущения внутри самого российского общества.
Уже в ближайшие дни и недели станет понятно, насколько белорусские события стимулируют или, наоборот, сдерживают рост стихийного протеста в российских регионах. Хабаровск вышел в очередной раз 15 августа неся в том числе беларусские флаги. Парадоксальным образом бело-червоно-белый белорусский флаг, ранее использовавшийся противниками коммунистов, несли теперь рядом с красными флагами СССР, но надо понимать, что символика цветов меняется у нас на глазах. БЧБ-флаг и в Минске и в Хабаровске ассоциируют не с националистическими партиями прошлого, а с сегодняшним народным движением.
Совершенно очевидно, что Кремль явно в растерянности. И не только из-за того, что не знают, что делать с Беларусью, но и потому, что надвигается 13 сентября, единый день голосования. А в этот день партии власти грозит провал не только в таких «протестных» регионах как Иркутская или Архангельская области, но и во многих «тихих омутах», где за последнее время политика Кремля и местных администраций породила огромное количество «чертей». Про последнее, возможно, в правящих кругах ещё не догадываются, но что-то уже начинают смутно чувствовать. Масштабы угрозы можно оценить по проникающим уже данным из Белоруссии, где, как выяснилось, когда в сеть стали сливать первичные данные с избирательных участков, против Лукашенко массово голосовали не только крупные города, но и глубоко провинциальные сельские районы, всегда ранее являвшиеся его надежной опорой.
Перед российской властью возникает неприятная дилемма. Либо смириться с надвигающимися неприятностями и признать новую политическую реальность, к которой она не готова: появление целой группы оппозиционных губернаторов и потерю ЕР большинства в значительной части законодательных собраний, либо нарисовать результаты с той же наглостью, что и во время голосования по конституционным поправкам, думая, что раз сошло тогда, то сойдет и теперь. Однако Беларусь показывает, что может и не сойти. И тогда мы получаем, перефразируя слова Че Гевары про «два, десять, сорок Вьетнамов», два, десять, сорок Хабаровсков. И не только в Приангарье и Поморье.
