Подводя некоторые обобщённые итоги 2017 г. для всё ещё ведущего для европейских прогрессивных сил политического течения – социал-демократии – можно сделать вывод, что закончившийся год, как и ряд других предыдущих, в целом может быть охарактеризован для левоцентризма «Старого Света» как неудачный. Но эта тёмная и даже чёрная краска всё-таки не носит тотального характера…
«Черноту» политическим результатам европейского социалистического движения принесли прежде всего итоги всеобщих выборов в двух странах-локомотивах Европейского Союза (ЕС) – Франции и Германии. Исторический провал французского социализма сомнений не вызывает. В апреле кандидат от соцпартии Бенуа Амон в первом туре президентских выборов получил менее 6,4% голосов (что принесло ему лишь пятое место), а после июньских парламентских выборов, на которых за кандидатов Социалистической партии (СП) отдали голоса менее 7,5% избирателей, в стенах Национального собрания осталось всего 30 членов СП. Почти в десять раз меньше, чем было у соцпартии в 2012 г., когда в Елисейский дворец был избран Франсуа Олланд.
Друзья французских социалистов – немецкие социал-демократы – на выборах в Бундестаг в сентябре набрали 20,5% голосов, что означает наихудший результат в истории Социал-демократической партии Германии (СДПГ) за весь послевоенный период. Председатель Партии европейских социалистов (ПЕС) Сергей Станишев был вынужден признать, что обе крупные неудачи – и французская, и немецкая – вполне «могут быть классифицированы как исторические провалы для всего социалистического движения Европы».
Однако, неудачи Социалистической партии во Франции и Социал-демократической партии Германии при всей их «громкости» совсем не были единичными для европейских левоцентристов. Семья Партии европейских социалистов понесла в ушедшем году и ряд других потерь. На парламентских выборах в своих странах провалились голландские лейбористы (статус второй в стране партии они «поменяли» аж на седьмое место) и чешские социал-демократы (в недалёком прошлом «премьерская партия» после октябрьских выборов оказалась лишь шестой). На скамейках оппозиции после осенних федеральных выборов оказались и социал-демократы в Австрии, уступив консерваторам статус ведущей политической силы этой альпийской республики. Норвежские лейбористы хоть и сохранили положение первой по силе партии королевства, но на парламентских выборах показали один из наихудших результатов в своей партийной истории.
Естественно, причины всех этих неудач и даже провалов в каждом отдельном случае имеют собственную специфику и отличия. Но есть в целом, конечно же, есть и общие моменты. Можно согласиться с точкой зрения французского левосоциалистического политолога, профессора Лондонского королевского колледжа Филиппа Марльера, который в одной из своих статей отмечает, что «социал-демократические и социалистические партии в Европе в последние годы терпят провалы, маргинализируются, теряют избирателей прежде всего в силу неудачного испытания властью».
Причём события 2017 г. показывают, что подобное утверждение оказывается верным по отношению практически ко всем всевозможным политическим комбинациям. Французские социалисты до своего провала на выборах практически безраздельно определяли курс исполнительной власти, их немецкие и голландские единомышленники выступали в качестве младших партнёров в правительственной коалиции. Наоборот, австрийские и чешские социал-демократы до выборов в октябре этого года возглавляли коалиционные правительства с более правыми партиями.
Но ещё одним общим моментом для всех этих примеров остаётся то, что везде в приведённых случаях внутренняя, социально-экономическая политика прежних правительств носила преимущественно социал-либеральный характер, причём с явным акцентом на первую часть этого политического термина. Как верно подмечает порвавший с французской Социалистической партией Бенуа Амон, «в очень многих случаях социалисты и социал-демократы отказывались в реализации конкретной политики от своей собственной идентичности.».
Разумеется, степень поражений европейских «розовых» не везде одинаковая. Если неуспехи австрийских социал-демократов и норвежских лейбористов можно назвать «достойными», то в случае с Социал-демократической партией Германии, а особенно с левоцентристскими партиями Франции, Чехии и Нидерландов мы можем говорить о самых настоящих исторических провалах. Но они тоже не «упали с неба»: уже не первый год падает численность этих партий, слабеет их влияние в профсоюзах и социальных движениях, снижается процент молодёжи в партийных рядах. Как раз-таки «почётные» неудачи социал-демократов Австрии и лейбористов Норвегии связаны с тем, что эти старые партии – в отличие от иных упомянутых случаев – ещё сохраняют «социальный костяк» своей избирательной базы.
Но мне уже не раз приходилось в разных материалах подчёркивать, что процесс ослабления европейской социал-демократии носит не линейный и противоречивый характер. Накопленный за многие десятилетия политический капитал не возможно промотать сразу, хотя некоторые отдельные национальные случаи (как, например, ситуация с греческим ПАСОК) как будто бы опровергают эту мысль.
Но всё-таки тот же ушедший 2017 г. показал, причём в самых разных в географическом плане случаях, что далеко не везде нужно петь панихиду по социал-демократии. В частности, в Северной Европе, о чём свидетельствует укрепление на парламентских выборах исландских социал-демократов и очевидная победа на местных выборах партии «Социал-демократы» в Дании.
В разных странах Юго-Восточной Европы мы тоже можем констатировать успехи социал-демократии. В частности, в Болгарии на парламентских выборах возглавляемая социалистами коалиция получила на 41 мандат больше депутатов, чем в предыдущий раз. В Словении был переизбран на свой пост Президент Борут Пахор, в прошлом возглавлявший социал-демократическую партию. В Македонии Социал-демократический союз одержал убедительную победу на муниципальных выборов, выиграв и в столице страны – Скопье. Наконец, в июне социалисты одержали полную победу на законодательных выборах в Албании, сохранив власть в своих руках. С учётом того, что в целом за левоцентристские партии на этих выборах отдали голоса более 62% избирателей, мы могли бы со всей определённостью назвать сегодняшнюю Албанию оплотом левых сил во всей Европе.
Традиционно сильными остаются позиции левого центра и в странах европейского Юга. Об этом свидетельствует очередная победа на парламентских выборах мальтийских лейбористов, остающихся с партийным рейтингом 54% поддержки населения, пожалуй, самой сильной на национальном уровне социал-демократической партией в Европе. В свою очередь, местные выборы в Италии продемонстрировали, что достаточно прочными остаются электоральные позиции Левоцентристской коалиции, в которой ведущую роль играет недавно примкнувшая к Партии европейских социалистов Демократическая партия, в настоящий момент играющая ведущую роль в Совете министров своей страны. В октябре , набрав почти 38% голосов, уверенную победу на местных выборах в Португалии одержала также правящая в стране соцпартия.
Наконец, не забудем и то, что британские лейбористы в июне сумели нарастить поддержку на уровне страны до 40%, пополнив свою парламентскую фракцию на 30 депутатских мандатов. По актуальным же опросам общественного мнения партия Джереми Корбина и вовсе опережает правящих консерваторов.
Все приведённые «радужные» для европейского левоцентризма примеры говорят о том, что «пациент скорее жив» и что социал-демократические, социалистические и лейбористские партии, выражаясь словами профессора парижского Сьянс-По Марка Лазара, «вполне могут успешно сопротивляться разнообразным политическим вызовам». При этом тут говорить о каком-то едином, например политическом, знаменателе не приходится. Потому что среди успешных примеров мы можем найти и случай возглавляемых радикальным социалистом Джереми Корбиным британских лейбористов, и классических представителей европейского социал-реформизма – датскую партию «Социал-демократы», и осуществлявших вполне социал-либеральную политику лейбористов Мальты или социалистов Албании.
Не приходится говорить и о том, что все вышеназванные партии сохраняют мощные связи с социальными акторами, а сами эти партии во всех случаях являют собой демократические организмы. Разумеется, в каждом из конкретных случаев преобладает именно национальная специфика, позволяющая, однако, делать некоторые обобщённые выводы.
Разумеется, в большинстве случаев, когда мы обращаемся к опыту успешных результатов находящихся в исполнительной власти соцпартий, мы не имеем дело с собственно левой политикой. Хотя и успешные правосоциал-демократические и даже социал-либеральные эксперименты стоило бы, на мой взгляд, изучать с большим вниманием. Но всё-таки пример португальских социалистов, руководящих деятельностью правительства, пользующегося поддержкой более широкого парламентского большинства с участием компартии и левосоциалистического Левого блока, представляется весьма интересным.
Ведь в данном случае мы имеем дело и с более социальной и левой политикой (последовательное повышение размера минимальной зарплаты, отказ от приватизаций и частичная национализация в транспортном и банковском секторах, активная государственная политика по снижению уровня безработицы), и, одновременно, с эффективной экономической деятельностью: за два года правления социалистического правительства в Португалии резко снизился уровень бюджетного дефицита, страна продемонстрировала устойчивый экономический рост и активно привлекает иностранные инвестиции.
«Чёрный год» для социал-демократии показал, таким образом, одновременно, что активная социал-реформистская политика сегодня в Европе всё-таки возможна. Более того, она может ещё приносить явные политические плоды для носителей этой политики…
Фото: guengl.eu
