На протяжении столетий термин «нация» приобретал много разных значений. Однако где-то со времен Французской революции (и по сей день) он был связан с государством – как в сочетании «государство-нация». В этом смысле «нация» относится к тем, кто по праву является членами определенного сообщества, расположенного в границах государства. Государство порождают те, кто формирует нацию, или же наоборот, это государство порождает такую категорию, как нация (и тем самым права рамках государства)? По этому вопросу дебаты ведутся уже давно. Я лично считаю, что именно государства порождают нации, а не наоборот.
Однако вопрос в данном случае в следующем: зачем государства порождают нации и каким должно быть отношение «левых» к самой концепции нации? Некоторые из левых видят в нации «великого уравнителя». Для них это значит, что каждый (или почти каждый) обладает правом полного (и на равных правах с другими) участия в принятии государством решений, в отличие от наделения полноценными правами участия в принятии решений лишь меньшинства (например, аристократии). В наши дни мы нередко называем это якобинской точкой зрения на нацию.
Якобинство порождает такую категорию, как гражданин. Люди являются гражданами по праву рождения, а не по принципу «этнического» происхождения, определенной религии или иных характеристик, которыми они либо наделяют себя сами, либо их наделяют ими другие. Граждане обладают правом голоса (с определенного возраста). У каждого гражданина один голос. Следовательно, все граждане равны перед законом.
Согласно такому пониманию гражданства, необходимо считать всех граждан индивидуумами. Тогда следует подавлять идею о том, что существуют группы, которые могут быть посредниками между индивидуумами и государством.
И действительно, как предполагает еще более строгое понимание «нации», существование таких групп вообще незаконно: все граждане должны использовать язык только данной нации и никакой иной; никакая религиозная группа не может иметь своих собственных институтов; никакие иные традиции, кроме традиций данной нации, не должны соблюдаться.
На практике, конечно, люди состоят во многих группах, которые постоянно требуют от своих членов лояльности именно к данной группе и участия в ее деятельности. И к тому же на практике при формальном равенстве всех граждан, существует множество способов ограничивать принцип всеобщего равенства.
Идею гражданства можно определить как, прежде всего, избирательное право. Однако для ограничения избирательного права существует масса способов. Самый простой способ и охватывающий наибольшее количество людей – ограничение по признаку пола. Когда-то избирательным правом по закону могли пользоваться только мужчины. Нередко в качестве ограничителя использовали уровень дохода, расу, принадлежность к той или иной религии или определяли, сколько поколений предков проживали в данном государстве. В конечном счете то, что задумывалось, как «великий уравнитель», на деле не охватывало даже большинство населения – как правило, включало лишь относительно небольшую группу людей.
Якобинцы, которые сами себя считали левыми, видели решение в борьбе за расширение избирательного права. С течением времени эти попытки действительно принесли определенные плоды. Избирательное право расширялось и включало все большее и большее количество людей. Однако это как-то не привело к достижению поставленной цели – сделать всех граждан, всех членов нации равными в возможности доступа к предполагаемым благам гражданства – образованию, медицинскому обслуживанию и занятости.
И поскольку в реальности неравенство продолжало существовать, у левых появилась и контръякобинская точка зрения. Согласно этой точке зрения, нация является отнюдь не «великим уравнителем», а «великим гипнотизером». И в качестве решения предлагалось не подавлять, а поощрять все группы – чтобы они утверждали свои ценности в качестве образа жизни и самосознания. Феминистки утверждали, что женщины не только должны получить право голоса, но и должны иметь право на свои организации и свое самосознание. Всё то же касается и других сообществ – расовых или этнических групп – так называемых меньшинств.
В итоге получилось так, что у левых нет общего взгляда на нацию. Они, наоборот, разрываются между двумя противоположными точками зрения.
И сегодня, как мы видим, это проявляется во многих разных формах. В частности, в нарастании требований, связанных с гендером, хотя социальная конструкция гендера ранее считалась генетическим феноменом. Однако как только мы начинаем заниматься социальным конструктивизмом, то ничто уже не ограничивает и возникновение вопроса о правах других социальных подкатегорий, как уже определенных, так и тех, которые могут возникнуть в будущем.
И мы действительно наблюдаем нарастание не только гендерного вопроса, но и вопроса о принадлежности к коренному населению. Коренное население – это тоже социальная конструкция. Она предполагает права тех, кто проживал на конкретной физической территории ранее других («мигрантов»). Однако по большому счету каждый человек – мигрант. По здравом размышлении, существуют значительные социальные группы, рассматривающие себя как существенно отличающиеся от тех, кто наделен властью в данном государстве, и желающие сохранить свои сообщества в их нынешнем состоянии и не утратить своих прав в рамках данных групп из-за того, что нация утверждает права нации.
И последний вопрос: левый – это интернационалист, сторонник единого мира или же левый – это националист, выступающий против вторжения могущественных мировых сил? Быть левым – значит выступать за отмену всех границ или за укрепление границ? Требует ли классовое сознание противостоять национализму или поддерживать национальное возрождение в его борьбе с империализмом?
В этой дискуссии легко, конечно, занять удобную позицию и утверждать, что все зависит от конкретной ситуации, конкретного места и конкретного момента. Однако именно в этом и заключается проблема.
Глобальным левым силам, оказывается, тяжело встретиться с этой проблемой лицом к лицу и выступить с обоснованным и политически значимым заявлением о своем отношении к такой концепции, как нация. Поскольку национализм сегодня, пожалуй, одно из сильнейших эмоциональных убеждений, которое разделяют многие люди по всему миру, то и неспособность глобальных левых вступить в коллективные дружественные внутренние дебаты по этому вопросу подрывает их способность стать ведущим игроком на современной мировой арене.
От французской революции нам по наследству досталась концепция, которая, как предполагалось, должна была стать «великим уравнителем». Однако не передала ли она нам тем самым отраву, способную убить глобальные левые силы и, следовательно, «великого уравнителя»? Сейчас нам крайне необходимо интеллектуальное, моральное и политическое воссоединение глобальных левых сил. Для этого потребуется заключить определенную сделку, предполагающую компромисс и больше взаимных уступок, чем те, на которые до сих пор были согласны главные игроки. Тем не менее иной серьезной альтернативы этому нет.