Начиная с перестройки, наше общество пытались убедить, что все его советское прошлое было таким ужасным, что вспоминать его следует исключительно со страхом и стыдом. Гордиться нечем. В рамках такой пропаганды появилось немало мифов. Это касается и чудовищного преувеличения числа репрессированных в сталинский период, и фантастически завышенных потерь СССР в Великой Отечественной войне, и многого другого. Вчерашние герои объявлялись бездарностями и подонками, а пострадавшие от их деятельности возносились на пьедестал почета, где им курили фимиам, словно мученикам за истинную веру. Дело дошло даже до попыток объявить генерала Власова неудавшимся спасителем России от большевизма.
Сегодня маятник качнулся в обратную сторону. Реабилитация Сталина идет полным ходом, а апостолы неосталинизма занимаются мифотворчеством с не меньшим успехом, чем оппоненты из либерального лагеря. Страшная сказка превратилась в милую и добрую, не перестав, однако, быть сказкой. Все, возле чего вчера стоял жирный минус, сегодня обзаводится не менее упитанным плюсом. Изменилось лишь то, что, по мнению пропагандистов, народу надо забыть. В 90-е мы должны были вычеркнуть из своей памяти эпоху великих побед, превращение аграрной страны в индустриальную, СССР — в сверхдержаву, стремительный взлет культуры и науки, беспрецедентную интенсивность просвещения и многое другое.
Реабилитаторы сталинизма тоже могут похвастаться списком того, что надо предать забвению. Об этом мы сегодня и поговорим, тем более что есть подходящий повод — 21 декабря день рождения Сталина.
По сути дискуссия о сталинском периоде состоит из трех частей. Первый — Великая Отечественная война, второй — индустриализация и коллективизация, третий — Большой террор. Более искушенные в истории граждане спорят о внутрипартийной демократии, завещании Ленина, генетике, кибернетике и прочем, однако именно Война, репрессии и т. н. «великий перелом» вызывают самые жаркие споры.
В первую очередь, конечно, ВОВ. В одной советской песне есть такие строки: «Нет в России семьи такой, где б не памятен был свой герой». Строки точные и проникновенные. У каждого из нас был или есть родственник, который или сражался на той войне, или вел свой бой в тылу обеспечивая фронт всем необходимым, учил детей, лечил больных и делал еще много вещей, без которых победа была невозможна. Закономерно, что вопрос о наших потерях в той войне и подготовке СССР к ней относится к числу самых острых.
Споры касаются главным образом о пакте Молотова-Риббентропа, сообщениях советской разведки о датах нападения на СССР и прочем. Гораздо меньше внимания уделяют политике, которую Сталин и подконтрольная ему КПГ вели до победы фашизма в Германии, вокруг чего современные поклонники Иосифа Виссарионовича устроили настоящий заговор молчания.
Между тем обществу стоит напомнить, что практически вплоть до прихода Гитлера к власти Коминтерн, полностью подконтрольный Сталину, вел ну очень странную политику. Например, вместо создания коалиции с социал-демократами ИККИ объявил тех «особой формой фашизма в странах с сильными социал-демократическими партиями»1.
Более того, Сталин лично внес в резолюцию X съезда ИККИ добавление о необходимости усилить борьбу с левым крылом социал-демократии, которое якобы задерживает процесс её распада. Как справедливо замечает историк Вадим Роговин, это была ложная установка, ибо никакого распада социал-демократии в те дни не происходило. В 1928 году компартии капиталистических стран насчитывали в своих рядах 583 тыс. чел. (в 1921 году — 1 млн. 516 тыс., т. е. почти втрое больше), тогда как партии Социалистического Интернационала — 6 млн. 637 тыс. чел., на 350 тыс. больше, чем в 1923 году.
На XI пленуме ИККИ сталинская марионетка Тельман говорил, что фашизм достиг кульминационной точки и отныне будет быстро разваливаться. После выборов в рейхстаг 14 сентября 1930 года этот день был назван лучшим днем Гитлера, за которым будут только худшие2. Чуть позже, вопреки этой легковесной браваде, фашизм вырос в еще более грозную силу, что подвигло Коминтерн и германский ЦК заявить о неизбежности его победы и даже о необходимости дать коричневым прийти к власти, чтобы «скомпрометировать» себя. Только после этого якобы должен пробить час наступления коммунистов.
Казалось бы, здесь следует привести какую-нибудь цитату мудрого и прозорливого Сталина, великого комбинатора геополитики, который одергивает зарвавшегося Тельмана и пророчески предостерегает немецких коммунистов от самонадеянных заявлений. Следует. Жаль только, нет таких цитат, ибо это был крупнейший промах сталинской политики, допущенный с ведома и при активном участии самого «вождя народов».
Да, социал-демократы вели себя в те годы тоже не ангельски. На ядовитые инвективы коммунистов они отвечали не менее оскорбительными. Более того, вожди эсдеков в полной мере разделяют с германскими коммунистами ответственность за отсутствие широкой коалиции против фашизма. Все это так, если бы не один нюанс. Не социал-демократы, а коммунисты поддержали т. н. «красный референдум»3 и пошли на него вместе с фашистами и голосовали так же, как фашисты.
Закономерным образом при разговоре о подготовке СССР к войне всплывает тема репрессий в Красной Армии. Отвечая своим оппонентам, сталинисты, как прежде, так и теперь, усиленно доказывают, во-первых, бездарность расстрелянных Сталиным маршалов, а во-вторых, приводят ряд убедительных доводов, что заговор Тухачевского и компании все-таки имел место. Сделав это, поклонники «вождя народов» считают, что положили своих оппонентов на лопатки. Между тем даже если допустить, что погибшие в годы репрессий маршалы были и заговорщиками, и бестолковыми военными стратегами одновременно, остается вопрос: в чем провинились тысячи остальных жертв? Как сообщал в своей докладной записке начальник управления НКО по начсоставу Щаденко, с 1 марта 1937 года по 1 марта 1938 года из РККА было уволено 21,3 тыс. человек. Из них по политическим мотивам 17,4 тыс. В свою очередь, из этих 17 с лишним тысяч арестованы были 5329 человек. С 1 января по 1 ноября 1937 года из армии уволили более 14 тысяч капитанов и лейтенантов4. Из 837 человек, которым в ноябре 1935 года были присвоены персональные воинские звания (от полковника до маршала), оказалось репрессировано 720 человек. Из 16 человек, которые получили звания командармов и маршалов, уцелели только трое5.
Атмосфера в армии накануне войны сложилась такая, что всего в РККА в 1937 году покончили с собой или пытались это сделать 728 человек. В 1938 году их было 832 человека6.
Все армейские политработники, получившие в 1935 году высшее звание армейского комиссара (16 человек), были расстреляны. Из 408 работников руководящего и начальствующего состава РККА, осужденных Военной коллегией, 401 был приговорен к расстрелу и только семь – к различным срокам заключения. Из репрессированных командиров бригадного, дивизионного, корпусного звена 643 чел. были расстреляны, 63 умерли под стражей, 8 покончили жизнь самоубийством и 85 отбыли длительные сроки заключения. Неужели все эти люди были участниками заговора против Сталина, агентами гестапо и изменниками? Не разумнее ли предположить, что после разоблачения заговора маршалов Сталин, по своему обыкновению, решил уничтожить возможных сообщников Тухачевского путем массового истребления и правых и виноватых? В конце концов он же сделал это с участниками съезда, который когда-то проголосовал за Кирова. Что мешало ему поступить так же с армией, которая могла представлять реальную угрозу, а не возможную, как Гитлер и страны Оси?
А вот и еще один фактик: из 225 человек, вызванных летом 1940 года на сборы командиров полков, лишь 25 окончили военные училища, а 200 – только курсы младших лейтенантов7. Только 7% командиров имели высшее военное образование, а 37% не прошли даже полного курса обучения в средних военно-учебных заведениях.
Из всего танкового парка на 22 июня 1941 года боеготовых машин было лишь около 30%8. К началу войны современной авиационной техникой успели перевооружить не более 21% авиационных частей, а примерно 75-80% от общего числа самолетов по своим летно-техническим данным уступали однотипным самолетам Германии9. На вооружении Красной Армии находилось лишь 2700 самолетов новейших марок10, а безнадежно устаревших машин — 16,7 тыс.11 К началу войны самолеты старых типов составляли 82,7% самолетного парка Красной Армии, а новые — 17,3%, причем лишь 10% летчиков успели пройти переобучение на этих самолетах12.
С 1937 по 1941 были расстреляны 9 заместителей народного комиссара обороны. Два наркома военно-морского флота, 4 командующих ВВС, все командующие военных округов и флотов. С 1937 по 1940 годы были арестованы и расстреляны 3 начальника главного разведывательного управления РККА, почти все замы начальника управления и большинство начальников отделов.
В 1937-1938 годах были отозваны в Москву и репрессированы большинство советских разведчиков. В результате в 1938 году на протяжении 127 дней подряд в «инстанции» не поступило ни одного разведывательного сообщения. В январе 1939 года после разгрома берлинской резидентуры там остались двое из 16 работников. В 1938 году начальник первого отдела ГРУ Проскуров докладывал, что «Красная армия осталась практически без разведки. Накануне крупнейших событий мы не имеем ни глаз ни ушей». Незадолго до своего расстрела он сообщал, что «репрессировано более половины личного состава разведки». В отчете о работе первого управления НКГБ за период с 1939 по апрель 1941 говорилось: «почти все резиденты за кордоном были отозваны и отстранены от работы»13.
Здесь уместно напомнить, что сталинисты, защищая своего кумира от критики, напоминают, что советская разведка так и не смогла точно и однозначно сообщить дату нападения Германии на СССР и что 22 июня 1941 года упоминалось в числе многих других дат. Вышеприведенные данные о масштабе репрессий дают возможность понять, почему накануне войны возникли проблемы с получением ценных и точных сведений из вражеского лагеря. Удивительно, что поступала хоть какая-то информация!
После 1937 года Гитлер уже не говорил о советской военной мощи. По свидетельству Кейтеля, фюрер исходил в своей надежде на блицкриг «из того, что Сталин уничтожил в 1937 году весь первый эшелон высших военачальников».
Да, колоссальная доля вины за то, что СССР пошел на пакт с Гитлером, лежит на странах Запада, в первую очередь Англии и Франции. Британский премьер Чемберлен, ныне презираемый потомками, был категорическим противников союза с СССР. Это правда. Но правда еще и в том, что Сталин, обезглавивший Красную Армию, сам сделал СССР непривлекательным партнером, так как репрессии в РККА, о которых он раструбил на весь мир, заставили западных политиков всерьез засомневаться, стоит ли заключать военный союз со страной, которая только что истребила своих маршалов. В 1939 году, летом, аналитики британского генерального штаба пришли к заключению, что в результате чисток Красная Армия «не способна к наступательным операциям вне своих границ». В 1938 году начальник германского генерального штаба Л. Бек, говорил: «С русской армией можно не считаться, как с вооруженной силой, ибо кровавые репрессии подорвали ее моральный дух, превратили в инертную машину».
Впрочем, только ли в армии дело? Разве можно вести победоносную дипломатическую войну, если: к осени 1939 года жертвами репрессий стали 5 заместителей наркома иностранных дел, 48 полпредов, 30 заведующих отделами НКИД, 28 глав консульских представительств, 113 других руководящих работников НКИД. Накануне Второй мировой войны СССР имел дипломатические отношения лишь с 30 странами, а в составе наркоминдела насчитывалось менее 500 кадровых дипломатов.
Как можно после ознакомления с такими чудовищными цифрами считать и убеждать в этом других, что сталинская внешняя и внутренняя политика накануне войны были блистательны и гениальны? Загадка.
Другая не менее интересная тема, на которой спекулируют современные неосталинисты, это репрессии. Здесь они оказываются в каком-то смысле выгодном положении, ибо их противники либералы за годы почти монопольного владения аппаратом пропаганды успели наврать столько, что их критикам теперь есть где развернуться. Одним из самых излюбленных оказывается вопрос о масштабах Большого террора. Вооружившись исследованиями Земскова и рядом других источников, сталинисты бросаются в атаку и доблестно сокрушают всех, кто вопит о десятках миллионах расстрелянных.
«Смотрите, – говорят сталинисты, указывая на неумолимые данные статистики, – не было никаких десятков миллионов расстрелянных. В результате политических репрессий Сталин не расстрелял даже одного миллиона. Всего-то от 600 до 800 тысяч!»
И правда, никаких десятков миллионов расстрелянных не было. Однако были сотни тысяч. Рассуждая в рамках какой-то своей, непонятной и варварской, логики, сталинисты почему-то считают, что число 700 или 800 тысяч расстрелянных автоматически снимает со сталинского режима всю ответственность за репрессии. Это все равно что отпустить на свободу преступника, если из 100 предъявленных ему обвинений в убийстве доказать удалось лишь два.
Все цифры есть в открытом доступе, однако их недостаточно, чтобы показать атмосферу, в которую на несколько лет Сталин и Ежов погрузили страну, атмосферу страха и доносительства. В какой-то момент кошмар достиг такого запредельно уровня, что перестал пугать и стал смешным. На XVIII съезде ВКП(б) Жданов с хохотком рассказывал, например, что в одном из районов Красноярского края действовал клеветник, который завел себе список со специальными графами: «большой враг», «малый враг», «вражек», «враженок». Громкий смех делегатов вызвало и сообщение Жданова о клеветнике, который в одном из разоблачительных заявлений в обком партии написал: «Я выбился из сил в борьбе с врагами, а потому прошу путевку на курорт».
Другой пример: некоторые члены партии, по словам Жданова, «чтобы перестраховаться, прибегали к помощи лечебных учреждений». В подтверждение он зачитал справку, выданную психиатром одному гражданину, где говорилось, что «товарищ имярек по состоянию своего здоровья и сознания не может быть использован никаким классовым врагом для своих целей».
В выступлениях делегатов приводились и другие похожие примеры. Так, сообщалось о человеке, который написал заявление на ряд работников и членов партии, а когда попался сам, то признался, что не был уверен даже в существовании некоторых из указанных в его доносе людей. Другой написал, что его соседи разговаривают между собой шепотом, а значит, что-то утаивают от партии. Третьи обвинили человека, что он провел над своим ребенком религиозный обряд обрезания, хотя потом выяснилось, что у того родился не мальчик, а девочка. Еще один написал 19 заявлений и «сигналов», а 20-е написал на самого себя, где указал, что его дядя оказался врагом народа и репрессирован органами НКВД. При проверке сигнала выяснилось, что дядя не был врагом и никто его не репрессировал. Он просто заболел и умер.
Психи и мелкие негодяи, разумеется, есть в любой стране и в любое время, но именно при Сталине их усилиями в лагеря и даже на тот свет отправились сотни тысяч человек. Согласитесь, если в стране все в порядке и огульных репрессий на народ никто не обрушивает, зачем органам правопорядка вообще реагировать на такие сигналы? В нормальной ситуации эти анонимки сразу же оказались бы в корзине для бумаг, и их точно не цитировал бы один из лидеров советского государства.
Пытки в отношении подследственных тоже отнюдь не выдумка антисоветчиков. 10 января 1939 года Сталин разослал всем секретарям, республиканских и областных парторганизаций и руководителям наркоматов и управлений НКВД шифрованную телеграмму, в которой говорилось: «ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)».
Спустя десять дней после посылки этой телеграммы Сталин дополнил ее новой шифровкой, в которой указывалось, что «применение метода физического давления, который используется НКВД, было разрешено в 1937 году на основе согласия Центральных Комитетов коммунистических партий всех республик». Существование данного документа сталинисты отрицают и по сей день, хотя его копия в свое время была обнаружена в дагестанском обкоме партии. Есть и еще одно доказательство. 17 июня 1947 года министр госбезопасности Абакумов в адресованной Сталину докладной записке сообщал: «В отношении изобличенных следствием шпионов, диверсантов, террористов и других активных врагов советского народа, которые нагло отказываются выдать своих сообщников и не дают показаний о своей преступной деятельности, органы МГБ в соответствием ЦК ВКП(б) от 10 января 1939 года, применяют меры физического воздействия». Если вышеназванной шифровки никогда не было, то почему на нее ссылается Абакумов?
В 1956 году бывшая начальница санчасти Лефортовской тюрьмы Розенблюм рассказала, что во время следствия Крестинского доставили с допроса в санчасть в бессознательном состоянии: он был тяжело избит, вся его спина представляла сплошную рану.
Как пишет историк Роговин, сохранились собственноручные резолюции Сталина на поступавших к нему от Ежова протоколах допросов арестованных, в которых он требовал «бить». Например, 13 сентября 1937 г. в письменном указании Ежову Сталин требует: «Избить Уншлихта за то, что он не выдал агентов Польши по областям (Оренбург, Новосибирск и т. п.)», или 2 сентября 1938 г. на сообщении Ежова о «вредительстве в резиновой промышленности» Сталин оставляет пометку: «NB. Вальтер (немец)» и «NB. (избить Вальтера)». Личная сталинская кровожадность зафиксирована и в его пометках «бить, бить» в опубликованных ныне так называемых расстрельных списках.
Когда после войны Димитров ходатайствовал перед Сталиным об освобождении 29 болгарских коммунистов «для крайне необходимой работы в интересах партии», в ответ на это министр госбезопасности Абакумов направил в Совет Министров СССР записку, где, в частности, говорилось следующее: «В связи с применявшимися в ходе следствия методами физического воздействия к большинству из арестованных выпускать их за границу в настоящее время нецелесообразно».
Интернациональное государство не чуралось карать и по национальному признаку, и… по причине инвалидности! В начале 1938 года «тройка» по Московской области пересмотрела дела 173 находившихся в тюрьме инвалидов, из которых 170 приговорила к расстрелу. Как показал Семенов (председатель областной тройки по московской области), «этих лиц расстреляли мы только за то, что они были инвалиды, которых не принимали в лагеря»14. В Ростове латыши и поляки арестовывались по спискам, составленным на основе данных адресного бюро. В феврале 1938 года здесь арестовали 300 иранцев — весь состав артели чистильщиков обуви15. В апреле 1937 года «Правда» опубликовала статью, в которой говорилось, что японские секретные службы заслали на территорию Дальнего Востока своих многочисленных корейских и китайских агентов, «маскирующихся под уроженцев этого района»16. В октябре того же года из указанного региона было выселено около 172 тыс. корейцев. Напоминает сцену из одной комедии, где двух негров арестовали за то, что они были черными в пятницу вечером.
Из 3 тысяч болгарских эмигрантов, живших и работавших в Советском Союзе в 30-е годы, репрессировали каждого третьего. Тысячи немецких коммунистов, спасавшиеся в СССР от нацистов, оказались арестованы, но самое страшное – около 4 тысяч были переданы Сталиным в руки гестапо после заключения германо-советского пакта.
Все эти факты, а приводить их можно очень долго, увы, не производят на сталинских поклонников никакого впечатления. Демонстративная нравственная глухота – отличительная черта этих людей. Спорить с ними все равно что дискутировать с религиозными фанатиками – они не слышат того, что им не выгодно. В лучшем случае сведения, приведенные в ваших доводах, огульно объявят «лживыми» или «сомнительными», даже если никаких сомнений в принципе быть не может. В конце концов, «раз арестовывали, значит было за что». Сама мысль, что Сталин мог быть в чем-то не прав, а правы его оппоненты, для уха сталиниста звучит, как страшнейшее богохульство для верующего.
«Вирус антисталинизма в конце концов приводит к массированному распаду самого понятия социализм», – пишут поклонники Иосифа Виссарионовича, по сути клевеща на социализм сильнее самого бесноватого либерала, ибо вряд ли социализм можно убить, раскритиковав какую-то отдельную личность, пусть даже такую знаковую, как Сталин.
Можно сказать больше: без антисталинизма вряд ли возможен вообще хоть какой-то социализм.
- Коммунистический Интернационал в документах. с. 880. ↩
- Бюллетень оппозиции. 1933. № 34. с. 7. ↩
- Летом 1931 года нацисты инициировали референдум, направленный на свержение социал-демократического правительства Пруссии. Местные коммунисты, сначала выступавшие против референдума, затем в ультимативной форме выдвинули ряд невыполнимых требований к социал-демократам, а когда те отказались, они присоединились к нацистам в голосовании против СДПГ. Референдум социал-демократы, что характерно, все равно выиграли, но ни о каком союзе с коммунистами уже не могло быть и речи. ↩
- Вопросы истории. 1991. № 6. С. 30. ↩
- Самсонов A. M. Знать и помнить. С. 316. ↩
- Коммунист. 1996. № 17. С. 73. ↩
- Знамя. 1989. № 10. С. 41. ↩
- Военно-исторический журнал. 1989. № 11. С. 14. ↩
- Канун и начало войны. Документы и материалы. Л., 1991. С 237. ↩
- Вопросы истории. 1994. № 4. С. 187. ↩
- Исторический архив. 1995. № 2. С. 31. ↩
- Исторический архив.1995.№ 2.С. 24. ↩
- В. Роговин. Мировая революция и мировая война. М., 1998 г. ↩
- Сопротивление в ГУЛАГе. Воспоминания. Письма. Документы. М., 1992. С. 115, 120, 127. ↩
- Кислицын С. А. Сказавшие “Нет” (Эпизоды из истории политической борьбы в советском обществе в конце 20-х – первой половине 30-х гг.). Ростов-на-Дону, 1992. С. 62. ↩
- Правда. 1937. 23 апреля. ↩