26 сентября 2013 года поэту, переводчику и издателю Илье Кормильцеву исполнилось бы 54 года. Однако для того, чтобы вспомнить его замечательные стихи никакого повода не нужно — мы и так повторяем любимые строки постоянно. И образ шрамов на гладкой как бархат спине падшего ангела, прикованного цепью к чужой земле, будет еще долго преследовать нас. Сколько бы лет ни прошло, стихи Кормильцева будут напоминать людям, что даже в боли есть что-то мучительно-прекрасное. Говорить о переводах тоже нет смысла — их нужно читать и заново открывать для себя тексты Тома Стоппарда, Ежи Косински, Ирвина Уэлша, Чака Паланика и многих, действительно многих других. Но именно сейчас, в нашей пугающе однобокой современности, запретительной действительности жизненно важным становится вспомнить о некогда существовавшем издательстве «Ультра.Культура», вспомнить, для чего оно создавалось и что у нас отняли.
Культура — дело рукотворное, а потому с неизбежностью являющееся производной от фигуры автора, творца, создателя. Культурный артефакт, вне зависимости от своей формы — духовной или вещественной, может вобрать в себя самый широкий спектр качеств, свойств, характеристик своего «производителя», тем самым иногда позволяя вскрывать те пространства и полости, которые изначально не планировалось демонстрировать. Широта человека, столь пугавшая Дмитрия Карамазова, сосуществование возвышенного и низменного в одном сознании, в одной, если угодно, душе — находит свое отражение и в культуре, приобретая и прекрасные, и чудовищные формы. Но при этом мы часто стараемся не обращать на это внимания, отворачиваться от всего безобразного, уродливого и болезненного, не желая узнавать в этом себя, списывая неугодные и нелестные свои проявления на не зависящие от нас деформации и искажения, упорно не признавая собственного дефекта.
Однако именно смелость и решительность, способность бесстрашно взглянуть в глаза самому себе, подчас, и являются путем к пониманию, принятию или даже преодолению этого отвращения и отчужденности. Именно такую храбрость и непредубежденность демонстрировало издательство «Ультра.Культура». И, несмотря на то, что этот проект закончился уже более шести лет назад, то послание, которое было сообщено его деятельностью, заслуживает внимания и сегодня.
Можно думать, что издательство «Ультра.Культура» запомнилось массой громких дел, обвинениями в пропаганде терроризма, педофилии, наркотиков, распространении порнографии, массовыми уничтожениями тиражей опубликованных книг. Но, хотелось бы думать, оно все же запомнится бескомпромиссностью, честностью и принципиальным отрицанием каких бы то ни было границ дозволенного, навязанных систем координат, заданных пространств для мышления.
Существенная часть сигнала, переданного этим издательством, была зашифрована уже в самом названии. Приставка «ультра», а вовсе не «контр» и не «суб», передает нам важный сигнал, а, возможно, и руководство к действию. «Ультра» — это всегда «сверх», всегда за гранью, это чрезмерно, это вопреки и даже излишне. «Ультра-культура» — это культура за пределами нашего восприятия, а точнее, нашего желания воспринимать и принимать. «Ультра-культура» — это апелляция к тем темам, идеям и символам, которым не нашлось места в аккуратно разлинованном и организованном пространстве политического, общественного, духовного и даже разумного. Крайние проявления существования, как отдельных людей, так и их групп, сообществ, классов, говорят о человеке и человеческом отнюдь не меньше, чем большая, но пустая часть колокола Гаусса. Одновременная публикация книг по крайнему левому радикализму и анархизму с текстами ультраправого и профашистского толка, выпуск дневников Че Гевары и биографий Алистера Кроули и Рона Хаббарда, философии Гейдара Джемаля и Тимоти Лири — все это говорит лишь об одном: запретов нет, мысль не должна быть ограничена.
Выбор произведений художественной литературы также не случаен. Такие разные авторы, как Уильям Берроуз, Мелвин Берджес, Лидия Ланч, Брет Истон Эллис, Абель Поссе, сходны лишь в одном: в своем внимании к изнанке человеческой личности, в отсутствии пренебрежения к отклонившемуся, выбившемуся из общего ряда, девиантному, иному. Это внимание не означает любования или извращенного удовольствия, это внимание лишь не позволяет опускать веки и отрицать факты. Какова бы ни была субъективная оценка этих текстов, их публикация, их доступность для прочтения и анализа только лишний раз подтверждает истину, что «нет такой плохой книги, из которой нельзя было бы извлечь пользы». А если пользы не находится — это скорее вина реципиента, чем донора. И именно эта проблема наиболее остро встала в случае с антологией «Культура Времен Апокалипсиса» под редакцией Адама Парфрея, по сути, являющейся документальным свидетельством прогрессирующего безумия «цивилизованного» общества, песней обреченных и жителей сумерек. И дело вовсе не в необходимости того, чтобы любая «экстремальная» точка зрения многократно воспроизводилась и ретранслировалась, а в том, что запрет не дает возможности объяснения, вдумчивого анализа и рассуждения. Запрет априори противостоит любым взвешенным и независимым суждениям, сильнее закручивая спираль молчания, умножая невежество и предрассудки. Границы прочерчиваются бездумно, буквально ампутируя еще живые и здоровые мысленные материи и ткани сознательного.
В то же время подход издательства «Ультра.Культура» к пониманию самой категории «культура» позволял признать, что «искусство — это не зеркало, а молоток», что культура — это не только творение, но и разрушение, что создатель — не всегда созидатель, тем самым перекликаясь и с «философствованием молотом» Ницше и с капитализмом Шумпетера. Этот подход позволял заявить, что культура есть нечто большее, чем то, что мы привыкли под ней понимать, нечто большее, о чем мы сами готовы себе признаться.
На каждой книге издательства «Ультра.Культура» есть надпись «Все, что ты знаешь, — ложь». Все, что ты знаешь, — ложь, потому что ты живешь в удобном мире с множеством «истин». Все, что ты знаешь, — ложь, потому что ты боишься сам себя и своего отражения в других. Все, что ты знаешь, — ложь, потому что правда всегда одна. Даже если она недоступна.
Через 6 лет после смерти Ильи Кормильцева становится все более очевидным, что эти простые тезисы не укладываются в сознании молчаливого большинства, вызывая лишь страх, отрицание и озлобленность, а значит, не время опускать молот, дело еще не окончено.
