Говоря о событиях давнего и недавнего прошлого нашей страны мы, как правило, опираемся на системный анализ, исследуя развитие экономики, политики, духовной сферы. Методы классового подхода, внесенные в общественные науки марксизмом и обогащенные достижениями социальной мысли за прошедшие полтора века, помогают нам досконально разобраться в произошедших за рассматриваемый период изменениях и дать прогноз на ближайшее и отдаленное будущее. Вопреки расхожему мнению об упадке марксистской мысли, такого рода работы появляются в современной России. Но, как думается, мы в своих оценках и суждениях порою незаслуженно мало внимания уделяем субъективным факторам. А ведь субъективный или, вернее сказать, человеческий фактор зачастую может сыграть немалую, если не сказать решающую роль, особенно на переломе, в кризисные времена, в годину крутых перемен.
О роли человеческого фактора в недавней истории нашего Отечества я задумался, прочитав недавно воспоминания Виталия Ивановича Воротникова (1926 — 2012). Книга долголетнего члена Политбюро ЦК КПСС и председателя Совета Министров РСФСР, а затем и Председателя Президиума Верховного Совета РСФСР «Хроника абсурда. Отделение России от СССР» (М., Эксмо: Алгоритм, 2011) основана на его дневниковых записях 1982-91 годов, дополненных современным аналитическим комментарием, где автор, уже знающий, что произошло с его партией и его страной после распада СССР, с горечью пытается понять прошедшее, проанализировать причины катастрофы: «В конце 1991 года я закрыл последнюю страницу своего дневника, завершив рассказ о «перестройке». Россия вступила в 1992 год «независимым, суверенным» государством…Как повела себя «ельцинская команда», получив реальную власть в огромной стране России? К сожалению, мрачные прогнозы оправдались. Российская Федерация и другие страны СНГ стремительно покатились по наклонной плоскости».
В классовом обществе история всегда пишется, исходя из интересов тех или иных социальных сил и не забывая о текущих политических интригах, сиюминутных задачах власть и деньги имущих или их оппонентов, злободневных интересах той или иной стороны в полном противоречий постоянном процессе борьбы. Не стоит сбрасывать со счетов и личные классовые, политические убеждения историографов, их сословные, клановые и национальные предубеждения или религиозные предрассудки. Мистификации и легенды внедряются в память народную, мифы занимают место исторической истины, а прошлое предстает в виде мозаики из искусно перемешанных подлинных событий, искусно состряпанных вымыслов и препарированной полуправды, искаженной в итоге настолько, что её уже и не отличить от банальной лжи. Книга Виталия Воротникова, мне кажется, помогает читателям пробиться к истине. Это не историческая монография. Автор пристрастен, находится явно и в полной мере на одной из сторон политического противостояния. При этом подкупает его спокойная, вдумчивая манера изложения, самокритичность, столь редкая для мемуаров современных политических деятелей, чувство такта и объективность в показе своих идейных союзников и политических противников.
Воротников, в отличие от многих своих бывших соратников, отнюдь не идеализирует то общество, в котором все мы жили до 1985 года: «Недостатков, ошибок, промахов в работе в советский период было немало. Но граждане видели результаты нашей работы над ошибками. Это, во-первых. А, во-вторых, помимо недостатков было много позитивного. Страна развивалась высокими темпами. И что самое главное, право на труд в советское время было действительно обеспечено». Столь же откровенно говорит он и о событиях того периода, когда он как член Политбюро мог повлиять на ход событий в стране: «Не было концепции перестроечного процесса. Не говоря уж о программе. Ведь комплексная программа перестройки была утверждена Верховным Советом Союза только в декабре 1990 года! Но уже было поздно. Все предшествующие годы ее разрабатывали, рассматривали — и отметали на доработку. Вновь вносили. Рассматривали — и отметали. По-моему, трижды. А параллельно пытались решать какие-то частные проблемы…» И здесь мы подходим как раз к самому ценному, на мой взгляд, в воспоминаниях Виталия Ивановича. К описанию того, как выглядела перестройка сверху, как положение дел в партийном руководстве, взаимоотношения тех или иных высокопоставленных функционеров КПСС сказались на развитии событий. К тому самому «человеческому фактору», о котором в книге «Хроника абсурда» вдумчивый читатель узнает много новых подробностей.
Разумеется, не стоит трактовать перестройку, используя гегелевскую терминологию, как факт, равный самому себе, как отдельный, оторванный от традиций русской истории период, не имевший корней и аналогов в прошлом и не оказавший никакое влияние на будущее, на современную капиталистическую Россию. Точно так же было бы ошибочно сводить всё многообразие событий тех дней к личному противостоянию Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева и кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС Бориса Ельцина, забывая тот известный всякому марксисту факт, что в основе любой трансформации власти и общества лежат потребности экономического развития страны, приведения производственных отношений в соответствие с достигнутым на данный момент уровнем производительных сил и местом в системе мирового разделения труда в условиях глобального рынка. Стало быть, перестройка явилась одной из форм, пусть и особой, специфически окрашенной, классовой борьбы, а в политической реформе и экономических преобразованиях того времени точно так же нашли своё отражение противостояние эксплуататоров и эксплуатируемых, как и в нынешней российской действительности.
В начальные годы перестройки (1985-87) создаваемый общими усилиями советских людей, не в последнюю очередь ответственных и наделенных полномочиями исполнителей партийных решений наподобие Виталия Воротникова, авторитет Генерального секретаря ЦК КПСС подымался как тесто на хороших дрожжах. Этому способствовали и изменившийся в лучшую сторону духовный климат в советском обществе, и существенное обновление аппарата управления, рассматриваемое тогдашним руководством как залог укрепления социальной базы советского государства, и внешнеполитические успехи. Однако, уже тогда стали заметны негативные плоды политического компромисса между различными номенклатурными группировками, в рамках которого которого воплощали в жизнь свою линию Горбачев и его сторонники. Администрация США, используя своё влияние на арабские нефтяные монархии и другие государства-участники ОПЕК, обрушила цены на мировом рынке энергоресурсов. Если в год начала перестройки баррель нефти стоил на мировых рынках 30 долларов США, то в апреле 1986 года цена на нефть упала до 13 долларов США за баррель. Для советской экономики, ещё с брежневских времен подсевшей «на иглу» высоких экспортных цен на энергоносители, это была настоящая катастрофа. В сочетании с огромными потерями бюджета из-за беспримерной по своей непродуманности антиалкогольной кампании, инициатором и главным мотором которой стал тогдашний «второй» секретарь ЦК КПСС Егор Кузьмич Лигачев, это нанесло непоправимый урон экономике СССР. В книге Виталия Вортникова довольно подробно описаны весь ход «атаки на зеленого змия», в ходе которой только в 1987 году бюджет недосчитался 6 миллиардов рублей — по тому масштабу цен цифра огромнейшая!, равно как и попытки Виталия Ивановича и иных здравомыслящих членов Политбюро, к примеру, Николая Ивановича Рыжкова, урезонить впавших в, по выражению Салтыкова-Щедрина, «административный восторг» ретивых аппаратчиков, сперва поддержанных Горбачевым, а затем отыгравшим назад, как и в иных проблемных случаях.
Подобных эпизодов Виталий Воротников припомнил немало. Речь при этом идёт не столько о личных качествах или недостатках характера Горбачева, а, в конечном счете, об его политической или, если проецировать на судьбу страны, исторической несостоятельности. Оказавшись в затруднительном положении, Генеральный секретарь ЦК КПСС встал перед суровым выбором: попытка компромисса с Ельциным и стоящими за его спиной радикальными либералами, то есть, фактически сделавшей ставку на них мировой капиталистической элитой, ради сохранения остатков личной власти, либо борьба с ними, которая могла быть успешна лишь при опоре на широкие слои трудящихся. Номенклатурный инстинкт, подкрепленный общими интересами нарождавшегося класса новых собственников, перевесил, и реставрация буржуазных порядков с последующим распадом СССР стали реальностью. Несмотря на изменение внешней формы, «упаковки», «оболочки» (от номенклатурно-осторожного «союзного Центра» — к ельцинским либеральным рыночникам) классовое содержание проводимой политики — в сторону реставрации буржуазных порядков — осталось неизменным.
«Хроника абсурда» весьма подробно рассказывает и о всех этапах «хождения во власть» будущего соавтора Беловежских соглашений Бориса Ельцина. Тут так же, как мы теперь знаем, не обошлось без «человеческого фактора». По воспоминаниям бывшего первого помощника Лигачева Валерия Легостаева, «вопиющим примером» ошибок и неразборчивости в средствах ради решения сиюминутных тактических задач «могло бы послужить проталкивание на высшие должности в КПСС будущего махрового предателя Ельцина. Здесь Лигачев сыграл решающую роль», благодаря чему уральский аппаратчик средней руки «11 апреля 1985 года по рекомендации Егора Кузьмича Лигачева назначен заведующим отделом строительства ЦК КПСС», а 1 июля того же года избирается секретарем ЦК. Причина была проста: Борис Николаевич понадобился Лигачеву как противовес авторитетному мнению секретаря ЦК КПСС по экономике и впоследствии председателя Совета Министров СССР Николаю Рыжкову. Подробно об этом говорится и в книге Виталия Воротникова: «Лигачев в силу своего властного характера прибирал к рукам всё больше власти. На Политбюро часто возникали острые стычки между ним и Рыжковым, который он сначала деликатно, а потом всё более резко стал отбивать эти попытки. Безапелляционные заявления Лигачева нередко возмущали членов Политбюро. Были у него споры и со мной. Причем иногда он «дергал» людей по мелким вопросам… Уважая… Егора Кузьмича, я как и ряд других товарищей, не мог мириться с практикой постоянного нажима. С разного рода накачками, проверками, отчетами. Причем он всегда был убежден в правоте своего мнения. Часто это было верно, но нередко неверно или не совсем верно. В определенной мере Лигачев восстановил против себя ряд товарищей, чем преотлично сыграл на руку своим настоящим идейным противникам, в частности, Яковлеву».
В истории нельзя начать всё сначала, заново, а прозрение, увы, наступает слишком поздно. Как проницательно подметил Пушкин в финальной сцене «Бориса Годунова», народ — не просто свидетель тех или иных исторических событий. Даже когда он «безмолвствует», не является ни одной из активных борющихся сторон социального конфликта, не формирует свою политическую волю и не проявляет её в самостоятельных действиях, его отношение к происходящему, его моральная оценка определяют течение и конечный исход исторического процесса. Страх перед активным вмешательством широких народных масс заставляет действовать с оглядкой правителей страны, даже если оказавшись на политической сцене, как это было в перестроечные годы, трудящиеся зачастую действуют стихийно, не осознавая в полной мере свои классовые интересы, демонстрируют идейную незрелость, проявляют легковерие и политическую наивность. Уроки из прошлого, в том числе и нашего недавнего, необходимо извлечь для того, чтобы избежать подобного в будущем. И стоит прислушаться к мнению умудренного жизнью бывшего премьера Советской России: «Мало любить Россию или сочувствовать ей, надо понимать, видеть пути ее исторического развития». Последняя книга Виталия Ивановича Воротникова этой цели служит вполне…