С. Кордонский. Сословная структура постсоветской России. М: Институт Фонда «Общественное мнение», 2008.
Известно, что оценка социальной реальности, принятая в обществоведении и публицистике, не всегда с этой реальностью совпадает. Например, советские идеологи говорили о существовании в СССР двух дружественных классов – рабочих и крестьян – и отсутствии эксплуатации, а многие современные исследователи считают, что Советском Союзе номенклатура выделилась в отдельный эксплуататорский класс.
Симон Кордонский в своей книге «Сословная структура постсоветской России», вышедшей в 2008 году в издательстве Института Фонда «Общественное мнение», подходит к вопросу о структуре нашего общества в постсоветский (а фактически и советский) период с другой стороны. Он считает, что структура эта была и остается не столько классовой, сколько сословной.
Действительно, отталкиваясь от сословности, Кордонский очень остроумно объясняет многие российские социальные реалии. Например, почему наши социологи никак не могут обнаружить в России «средний класс» по западному образцу? А дело в том, что установившееся сейчас в западной науке деление на классы исходит не из марксистского их определения (привязанного к собственности), а из современного – связанного с уровнем потребления.А в России (хотя ценности общества потребления туда и проникли, причем в еще во времена СССР) статус общественных групп все равно связан не с потреблением и не с наличием собственности, а со степенью близости к государственной власти. Работа ради получения дохода, по Кордонскому, в таком обществе не принимается и часто воспринимается враждебно. Поэтому сословия в таком социуме делятся на титульные, непосредственно осуществляющие служение государству, и нетитульные – их обслуживающие. В современной России титульными сословиями являются государственные и муниципальные служащие всех уровней.
Либеральные экономисты долго ломали голову, почему в России с таким трудом формируется рыночная экономика, а то, что сформировалось, рынком в западном смысле назвать сложно. Кордонский же отвечает, что в сословном обществе рынка быть не может. Рынок и сословное общество вообще являются антиподами – первый, развившись, обязательно задушит второе. В сословном обществе есть не рынок, но система администрирования ресурсов, выделяемых государством той или иной общности, своеобразная «система кормлений».
По этой же причине в стране с сословным обществом так трудно добиться экономического роста, не связанного с успехами ресурсодобывающих отраслей. Ведь такое общество, согласно Кордонскому, ориентировано не на производство, а на раздел ресурсов.
Точно так же научное сообщество в сословном обществе ориентировано не на создание инноваций, а на раздел ресурсов, выделяемых государством «на науку»: «Члены сословия ученых… за редкими исключениями, являются бюджетниками, отстаивающими свои претензии на получение ресурсов для осуществления научной и другой деятельности. На саму профильную деятельность – получение нового знания – у них, как правило, не хватает ресурсов, о чем они только и говорят. Реальные достижения и результаты в науке и культуре возникают, как правило, не благодаря сословно-государственной системе, а вопреки ей». К тому же сами установки сословного общества, по Кордонскому, мешают развиваться настоящей науке, а место рационального знания в такой системе подменяется «интеллигентским мифотворчеством» либо заимствованием идей из-за рубежа (что в сфере гуманитарного знания неэффективно).
В свою очередь, образование в условиях сословности вовсе не готовит новые кадры для рынка труда (хотя бы за отсутствием такового), а занимается воспроизведением сословной структуры – когда вуз, в который попадает человек, определяет его место в этой структуре.
В сословном обществе нет настоящего публичного пространства, где циркулировала бы действительно необходимая обществу информация и решались бы действительно важные вопросы. Публичное пространство заменяется общением в узком кругу и кулуарным принятием решений. Поэтому здесь отсутствуют свободные СМИ, полноценные демократические институты и нет публичной политики как таковой.
Таким образом, отличие России от Западной Европы и США во многом заключается в структуре их обществ – в том, что на Западе преобладает классовая структура (хотя элементы сословности сохранились и там), а в России – сословная.
Как видим, небольшая по объему (всего 205 страниц с приложениями) книга Кордонского очень интересна, а многие выводы ее автора о социальной структуре России действительно кажутся очень правдоподобными.
Правда, по многим вопросам с Кордонским можно поспорить. Скажем, президент Фонда «Общественное мнение» Александр Ослон в предисловии к книге делает весьма эмоциональное заявление: «Кто-то по поводу этой книги обязательно начнет пустой разговор о правомерности употребления понятия «сословие». Это будет означать только одно – суть еще не дошла».
Может быть, о правомерности определения понятия «сословие» спорить и правда не стоит, но как сам автор понимает это определение, из книги не вполне ясно. Вскользь упоминается традиционное определение сословия, но, кажется, автор с ним не вполне согласен. Есть даже приложение с краткой историей этого термина в отечественной словесности. Нет только четкого определения, на которое опирался бы автор.
Возможно, из этой неясности проистекает и большинство положений исследования, которые можно поставить под вопрос. Из текста книги понятно, почему автор считает российское общество сословным. И доводы его чаще всего убедительны. Понятно, каким образом он разделяет сословия на титульные и нетитульные. Но вот по какому принципу он выделяет сами сословия, так и непонятно. Кажется, происходит это достаточно произвольно. Так, говоря о советских сословиях, Кордонский собрал в одну из пяти «групп сословного типа», «специалистов и служащих», и торговых работников, и интеллигенцию (судя по всему, как гуманитарную, так и научно-техническую). Между тем такое объединение вряд ли правомерно – это совершенно разные группы и по положению в обществе, и по корпоративному самоощущению. Вспомним хотя бы советский фильм «Блондинка за углом», где столкновение двух разных миров (интеллигента-ученого и девушки – торгового работника) показано вполне ярко.
С другой стороны, в современной России Кордонский выделяет как минимум семь титульных сословий: государственных гражданских служащих, военнослужащих, правоохранителей, муниципальных служащих, судей, депутатов и казаков. И минимум шесть нетитульных: лиц свободных профессий, бюджетников, наемных работников, коммерсантов, пенсионеров, осужденных и ограниченных в правах (к которым он причисляет и военнослужащих по призыву), а также отдельную внесословную группу – мигрантов.
Однако деление это кажется довольно условным. Ведь и по близости к государственной власти и по самоидентификации некоторые категории пенсионеров часто могут чувствовать себя ближе, скажем, к военнослужащим и правоохранителям. Депутаты – к тем группам, которые привели их в парламент (чаще всего – гражданским служащим, правоохранителям или коммерсантам), и даже основные источники дохода иметь в рамках прежнего сословия. Судьи – к правоохранителям (из среды которых они чаще всего выходят и к которым продолжают тяготеть по своей ментальности). Что касается казаков, то, за исключением очень небольших групп и казачьего офицерства, эти люди могут быть выделены в самостоятельную группу только по самоидентификации, да и то скорее на культурном уровне, на практике же они остаются теми же бюджетниками, наемными работниками, государственными служащими и т.д. Ведь их близость к распределению ресурсов (если следовать логике Кордонского) определяется вовсе не принадлежностью к казачеству, а нахождению в иных сословиях. Так что если считать казаков современной России отдельным сословием, да еще и титульным, то в такое же специальное титульное сословие можно выделить еще и «народных дружинников», благо этот институт развивается все активнее.
Вряд ли можно счесть едиными многие современные сословия, выделенные Кордонским. Скажем, сотрудников ФСБ он относит к сословию военнослужащих, хотя по своему положению в системе распределения ресурсов «чекисты» явно стоят отдельно и так же изолированно себя самоидентифицируют. Кстати, и сами военнослужащие не считают «чекистов» вполне своими – вспомним назначение Сергея Иванова министром обороны. Даже несмотря на наличие у него погон генерала спецслужб, военнослужащие восприняли его довольно настороженно.
Таким образом, отсутствие четкого определения сословия и механизма их выделения ослабляет очень остроумную и интересную теорию автора книги. Получается классификация в стиле Борхеса («животные делятся на: принадлежащих императору, набальзамированных, прирученных, сосунков, сирен, сказочных, отдельных собак, включенных в эту классификацию, бегающих, как сумасшедшие, бесчисленных, нарисованных тончайшей кистью из верблюжьей шерсти, прочих, разбивших цветочную вазу, похожих издали на мух»).
Жаль, что С. Кордонский не затронул такую интересную тему, как сословная самоидентификация и сословная солидарность, – а ведь подобное исследование может внести очень важные коррективы в картину социальной структуры России. Скажем, среди государственных и муниципальных служащих, военнослужащих и «чекистов» (выделим их все-таки в отдельную группу) она окажется самой высокой. И подобную самоидентификацию они сохраняют, даже если меняется их социальный статус – если они становятся депутатами, коммерсантами, лицами свободных профессий, пенсионерами или даже заключенными (вспомним о специальных зонах для такого контингента и специальных камерах в СИЗО). А вот даже у вполне благополучных групп, скажем, коммерсантов, уровень идентификации себя с сословием и сословной солидарности будет гораздо ниже.
Спорными также выглядят рецепты для России, предлагаемые автором «Сословной структуры…». Он прекрасно понимает негативные стороны сословной структуры. Но насколько можно понять Кордонского, он предлагает не реформировать ее, а, напротив, легализовать.
Так, для борьбы со злоупотреблениями представителей титульных сословий он предлагает ввести сословные суды. Однако история показывает, что такие суды будут не жестко блюсти сословную этику в лучшем смысле этого слова, а защищать представителей своего сословия от нападок других, выполнять распоряжения высших представителей своего сословия или карать тех, кто нарушил сословную круговую поруку. Вспомним, сколько именно таких нареканий мы слышали в связи с работой военных судов – в принципе подпадающих под определение «сословный».
Для улучшения работы парламента Кордонский предлагает ввести специальную «сословную» палату в российском парламенте, в которую следует преобразовать Совет Федерации: «Совет Федерации (или земский собор), состоящий из представителей всех сословий, мог бы выступать координатором их действий в отношениях с рынком, агентов которого представляла бы Государственная Дума. Государственная Дума, если ее вернуть в состояние, в котором она пребывала до попыток установить суверенную демократию, вполне могла бы выступать представительным органом классовой структуры (рыночной стратификации), представляя интересы богатых и бедных». Кроме того, автор книги предлагает «лишить представителей титульных сословий права избирать и быть избранными и права быть избранными в представительные органы власти».
Начнем с того, что в данном случае автор «Сословной структуры…» сам себе противоречит. Ведь если ни рынок, ни классы в России не сформировались, как же эта сфера общественных отношений может быть где-то «представлена»? Скорее там будет представительство по принципу сословности. К тому же в сословном обществе представительство будет организованно не по численности членов сословий, а по их значимости в представлениях данного общества (точнее, в представлении действующих «титульных сословий»). То есть «сословная палата» будет напоминать в лучшем случае государственные думы царских времен.
Но скорее всего, там окажутся представители государственных служащих высшего и среднего звена плюс некоторое число коммерсантов, вышедших из тех же сословий и себя с ними отождествляющих. Впрочем, кампанию им могут составить несколько представителей бюджетников, наемных работников и пенсионеров (правда, скорее всего эту роль сыграют военные пенсионеры или ветераны спецслужб). В конце концов, ведь в списках большинства ведущих партий, участвующих в парламентских выборах, и сейчас учитывается сословный фактор – там обязательно есть люди, представляющие рабочих, ученых, деятелей культуры, врачей, учителей и т.д. Правда, чаще всего это представители бюрократии, вышедшие из этих социальных групп или даже связанных с ними лишь косвенно, но тем не менее…. Таким образом, современная Госдума – это и есть тот самый «земский собор» по Кордонскому.
Неясно также, что имел в виду С. Кордонский, когда предлагал лишить представителей «титульных сословий» права избирать и быть избранными. Совмещать государственную службу и работу в представительных органах власти запрещено и сейчас. Но даже если запретить избираться депутатами разных уровней всем, кто когда-либо работал на госслужбе, то скорее всего, учитывая, что у других сословий уровень солидарности и сословного самосознания гораздо ниже, они будут представлять в парламенте интересы тех же титульных сословий.
Наконец, по мнению Кордонского, «люди, получившие образование, не могут считаться полноценными членами сословий, так как у них не формируется в явном виде сословные определенность и мировоззрение… Для формирования полноценных членов современных сословий необходимо вербализовать соответствующее мировоззрение и обеспечить его трансляцию молодежи, что пока невозможно в системе образования. Возможно, поэтому современные властные идеологи озаботились формированием разнообразных движений («Наши», «Местные», «Идущие вместе»)… Так вскоре может сложиться ситуация, когда для обретения сословного статуса диплом о высшем образовании будет менее значим, чем членский билет одной из таких молодежных организаций».
Однако Кордонскому можно возразить и на это.
Во-первых, можно поспорить, что образование в современной России не формирует «сословной определенности». Очень даже формирует. С одной стороны, в явном виде это представлено в военных и правоохранительных вузах, а также в различных корпоративных и пользующихся репутацией «клановых» (большинства медицинских, дипломатических и т.п.). С другой, сам уровень вуза уже закладывает сословную принадлежность – автор пишет об этом в другой части своей же книги, сам себе противореча.
Во-вторых, если государство зачем-то собирает молодежь, то скорее всего, чтобы использовать ее как вне- и надсословную силу, часто – чтобы направлять ее для борьбы со старой сословной системой, старыми элитами. Ведь у молодежи сословная идентификация обычно еще не успела окончательно сформироваться. Так происходило в разных странах в разные периоды истории. Вспомним роль легионеров в Римской империи и солдат в Российской, пока они набирались с помощью рекрутского набора, а не по призыву. Вспомним комсомольцев на заре советской власти. Вспомним хунвейбинов в Китае. Кстати, и «Наши» в своих лозунгах декларировали вовсе не «помощь» госслужащим («титульным сословиям»), а противостояние с ними – «Долой чиновников-пораженцев!».
Таким образом, многие наблюдения Симона Кордонского очень интересны и точны, а вот с рядом выводов стоит поспорить. Однако уже тот факт, что в книге «Сословная структура постсоветской России» была обозначена социальная структура нашей страны, которая начала складываться (точнее, восстанавливаться) после «хаоса 1990-х», делает книгу Симона Кордонского очень интересной для анализа и просто для чтения.
Михаил Нейжмаков
