Музей истории Тавриды. Фото: Дарья Бурлакова
Записки из Крыма: о жизни там, где «патриотизм» — не ругательство
Масштабные общественные дискуссии и локальные кухонные споры, демонстративные «отфренживания» в социальных сетях и серьезные разрывы крепких дружеских связей. Результат исторического референдума 16 марта присоединил Крым к территории России, однако разъединил российское общество. Чтобы понять, какие настроения царят в этот переходный период в общественном сознании самих крымчан, корреспондент Рабкор.ру Дарья Бурлакова отправилась в Севастополь.
Севастополь — военно-морская база Черноморского флота России, город-герой… Сведущие в истории добавят: основанный в 1783 году по указу Екатерины II в Ахтиярской бухте. И наверняка едва ли не каждый на вопрос «что вы знаете о Севастополе?», скажет об историческом референдуме 16 марта 2014 года. А оценки этого события будут совершенно разные.
После исторического возвращения полуострова, многие из нас почувствовали раскол в своем окружении. Появляются игнорирующие историческую справедливость и факты референдума утверждения об «аннексии» Крыма, выпады в адрес тех, кто поддержал присоединение. Стремящихся увидеть ситуацию объективно, находясь «над схваткой» российской оппозиции и власти, укоряют: «ты за присоединение, значит, ты за Путина».
Звучат и высказывания в духе: «Что ты, зачем нам Крым? Ты завтра придешь за хлебом — а он в два раза дороже… Люди в Крыму погибнут?.. Ну что делать, не спасем же мы всех». Или другие, чей бизнес был связан с Крымом, загибают пальцы, считая «потери». Свои личные «потери» — туристов в Крыму нет, гостиницы пустуют, цены выросли, и так далее.
Еще одна группа объяснений «против» сводится к рассуждениям о злодеяниях отдельно взятого властителя или общему утверждению, что «война — это плохо» (с чем, конечно, не поспоришь). По другую сторону — мишура развернувшихся в Москве торжеств, претендующих на запись в Книге рекордов Гиннеса, коммерческие ярмарки якобы крымских товаров якобы в поддержку Крыма, от которых полуостров не получил ни копейки, и бравые возгласы «Крым наш!».
Так сложилось, что в моем багаже знаний о Севастополе чуть больше и ассоциации чуть другие. Озаренные солнцем здания из белого инкерманского камня, севастопольцы (в этом слове горожане всегда слышат гордость за свою причастность к любимому городу-герою), которые со слезами на глазах подхватывают строчки «Легендарный Севастополь», бабушка, которая мечтала дожить до того дня, когда «Севастополь вернется к России».
А потому самым объективным в данной ситуации взглядом, который полезно учесть при любых попытках составить собственное понимание ситуации, представляется мнение самих крымчан. Кто, как не они, смогут высказать точку зрения, в которой сочетается здоровый прагматизм и видение обстановки изнутри. Отправляюсь в Севастополь, чтобы понять, какие настроения вызвал новый статус полуострова среди его населения.
Крымский вопрос глазами жителей полуострова
Первое мнение удается узнать еще не долетев до Крыма. Аэропорт Домодедово. Игорь — матрос. Возвращается к семье в Севастополь после трехмесячного рейса. Спрашивает у меня, когда посадка, а затем со свойственными крымчанам простотой и эмоциональностью делится впечатлениями от общения с иностранными коллегами. «Были в Австралии, вот знаешь, удивительно — все сочувствуют, дескать, как мы там живем после захвата! У них ведь никакой информации нет! Когда я голосовал, ко мне подошел журналист с французского телевидения. Спросил, как я проголосовал, а затем, сколько заплатили. Я возмутился, сказал, что сейчас разобью ему камеру. Он догнал, извинился, попросил объяснений. Я объяснил, что никакой оккупации нет, что мы этого ждали, объяснил все, как думаю. Уж не знаю, пошло ли это в эфир…»
В самом городе отголоски последних событий регулярно слышны — с экранов телевизоров, в разговорах прохожих на улицах, на пляже, в транспорте… В маршрутке едут два парня. Едут, судя по разговору, из миграционной службы, после медосмотра: «Да, все нормально, только давление у нас с Саньком повышенное. Но врач сказала, это ничего — пить меньше надо. Придется бухать меньше, да, Санек?» — хлопцы заливаются пышущим здоровьем гоготом и выходят. А мне почему-то вспоминается другой пример — друг-украинец, который, живя в Москве, после Майдана переехал жить на Украину, говоря о том, что нынешние события укрепили его потребность приносить пользу людям, живущим на родине. Вскоре выхожу и я. Центр города. Сейчас сложно найти улицу в Севастополе, где нет российского триколора. Флаг висит на балконах обычных квартир, в частных магазинах, кофейнях. Георгиевские ленточки у водителя почти каждой маршрутки.
День России горожане отметили массово. К началу парада по маршруту военного оркестра, начиная от улицы Ленина, стали выстраиваться люди. Толпы людей. Нахожу место на еще свободном проспекте Нахимова, а через несколько минут оказываюсь в толпе. В общем-то, здесь не без удивления замечаешь, что этот государственный праздник может быть по-настоящему народным. Вот появляется последний ряд военных музыкантов. За ним по дороге шагают уже не военные — те горожане, кто наблюдал парад еще на улице Ленина. С тротуара спрыгивают в колонну и мои соседи, стоящие на проспекте Нахимова, затем Большая Морская. И так по всему пути оркестра. Замыкают строй все новые и новые десятки горожан. Идут с российскими флагами, периодически раздаются одиночные возгласы. «Ну, что молчим, ребят? — обращается к шагающим рядом седовласый мужчина и, не ожидая поддержки, выкрикивает сам. — Севастополь, ура!»
Все это абсолютно самоорганизованно, без «зазывал» и «агитаторов», без лозунгов от властей. Во всяком случае там, где я находилась, не было слышно ни пафосных поздравлений, ни громких речей. Была просто всеобщая светлая и, главное, очень осмысленная, едва ли не выстраданная радость. Здесь «ура» кричат не по команде и не после выступления кого-то очень важного, «ура» кричат самостоятельно и в честь города.
В Севастополе «патриотизм» — не громкий, пустой звук, не ругательство, от которого в столице принято презрительно морщиться. В центре города даже названия улиц отсылают к истории, к двум героическим оборонам. На каждом доме, где жил участник Великой отечественной войны — будь то русский, татарин или украинец, — мемориальная доска в память о нем.
«Я переехал сюда из Москвы два года назад, в 2012, — рассказывает режиссер-документалист Марк. — Сначала был в Севастополе по работе. В какой-то момент начал думать, а как детей-то в Москве воспитывать. И решили семьей, что надо ехать в Севастополь».
«Мы 23 года ждали, когда это случится, — говорит публицист и писатель Виталий. — Я не думал, что Крым вернется при моей жизни. Это должно было случиться по исторической справедливости, но я не думал, что так скоро».
Говорим о том, с каким трудом создавался музей легендарной 35-й береговой батареи, о фронтовом кинооператоре, которые запечатлел оборону Севастополя. Виталий Федорович вспоминает, как в первые послевоенные годы мальчишками они часто плавали в районе 35-й батареи и видели множество костей в скалах, напоминающих о недавней войне…
В завершение встречи Виталий подписывает книгу, которую он посвятил своему отцу и всем героическим защитникам Севастополя: «…в память о наших отцах, дедах и прадедах, прошедших ад войны, победивших и подаривших нам мир и детство». «Если бы не эта операция, у нас было бы то же самое, что и на юго-востоке, только еще хуже. — добавляет он. — Севастополь всегда вызывал особую неприязнь у украинских властей…»
Эту же мысль слышу возле Центрального городского рынка — от продавщицы сувениров. Почетное место среди продукции занимают портреты Путина.
— И как, берут? — спрашиваю, кивая в их сторону.
— Знаете, берут очень активно. Покупают в детские сады, школы.
Выясняется, что большинство жителей Крыма воспринимают присоединение и оценивают его достаточно трезво. «Это теперь наш президент, — продолжает женщина. — Да, сейчас тяжело — увеличились цены на продукты, но это надо перетерпеть. Главное, что наши мужья здесь, а не на войне».
Память о войне в Севастополе сильна. По данным социальных служб города, к категории детей войны относятся 43 тысячи горожан. Одна из них — Антонина Карловна, или, как она сама просит себя называть, баба Тоня. Она рассказывает о детстве в осажденной Белоруссии, о том, как немцы расстреляли ее мать при отступлении. Рассказывает о том, как, не успев добежать до дома, от взрыва снаряда погибла ее маленькая племянница, как одна из ее старших сестер, угнанная в Германию, вернулась из плена, но прожила недолго — после работы на химическом заводе. Рассказывает и плачет.
Рассказывает о том, что в последние годы к ней на окраину города отказывается приезжать скорая помощь. Со дня референдума прошло три месяца, но отношение врачей пока не изменилось. Кроме того, в связи с переходом на рубли пенсия получилась совсем крошечной. «Соседка, когда посмотрела все выписки, сказала: «Баба Тоня, да вас обсчитали». Понятно, что многие захотят нажиться на ситуации, но ничего мы потерпим», — оптимистично говорит Антонина Карловна.
«А знаешь, какая у меня фамилия? — спрашивает с улыбкой она при прощании. — Молодец!»
Прихрамывая, Антонина Карловна Молодец направляется по проселочной дороге к дому соседа — советоваться насчет пенсионных выплат.
В Крыму опасность войны пережили не только ветераны, но накануне референдума 2014 года почувствовала и молодежь. Однако здесь последние события только сплотили население. Курсант Высшего военно-морского училище имени Нахимова Олег рассказывает, как тепло провожали они ребят-однокурсников, пожелавших вернуться на родину в Киев. И не скрывает: да, со слезами на глазах.
Место в истории
События весны 2014 года уже нашли место в музее истории. В Центральном музее Тавриды на первом этаже разместилась экспозиция: «Хроника Крымской весны 21 февраля — 21 марта 2014 года». Здесь фотохроника тех дней, листовки, фрагменты амуниции (на некоторых следы крови) крымского спецподразделения «Беркут», участвовавшего в февральских событиях в Киеве. В глаза бросается особый экспонат — дубина. Эту увесистую деревянную палку один из ветеранов Крымского краеведческого музея нашел у здания Верховного Совета. Нашел и передал в дар музею. «Видел десятки людей со следами легких телесных повреждений, с кровоподтеками, с синяками, в порванной одежде и без обуви…» — вспоминает он.
А там — этажом выше — экспозиции рассказывают об истории Тавриды, в залах представлено оружие периода Великой Отечественной войны, холодное и огнестрельное оружие ХVI-XVIII вв., экспозиции рассказывают о междоусобицах ханов Тохтамыша и Тамерлана. Однако ни один экспонат, даже относящийся к периоду от древнейших времен до позднего средневековья, не кажется такой дикостью, как эта дубина, обнаруженная ветераном возле пилона здания Верховного Совета во втором десятилетии XXI века.
В завершение позволю себе привести объемную цитату из эссе «Дороги в тумане» Милана Кундеры: «Человек — это тот, кто продвигается в тумане. Но когда он оглядывается назад, чтобы судить людей прошлого, он не видит на дороге никакого тумана. Из своего настоящего, которое для них было далеким будущим, их дорога кажется ему ясно различимой, открытой для глаз на всей своей протяженности. Оглядываясь назад, человек видит дорогу, видит людей, которые продвигаются вперед, видит их ошибки, но тумана больше нет. И тем не менее <…> все они шли в тумане, и можно задать себе вопрос: кто наиболее слеп? Маяковский, который, сочиняя свою поэму о Ленине, не знал, куда приведет ленинизм? Или мы сами, верша свой суд над ними по прошествии десятилетий и не замечая окутывавший его туман?»
Сколько должно пройти лет, чтобы развеялся туман над произошедшим на Украине-2013 и последующими событиями, неизвестно. Как неизвестно и то, когда станут понятны их истинные причины и определены виновники.
Сейчас очевидно одно — все теоретические построения и выводы, подкрепленные даже самыми убедительными аргументами, в миг оказываются несостоятельными и рассыпаются, если в основе их нет одной важной составляющей — понимания блага для человека. Не для абстрактного, а вполне конкретного — живущего на территории, одно название которой стало предметом кричащих заголовков в газетах, ярких лозунгов на плакатах и бессмысленных разногласий среди людей.
