…И подхватив под руку какого-то кустаря-баптиста, которого он принял за стопроцентного пролетария, повёл его к себе на квартиру. Повёл описывать скучными словами, повёл вставлять в шеститомный роман под названием «А паразиты никогда!»
…Дайте такому гражданину-аллилуйщику волю, и он даже на мужчин наденет паранджу, а сам с утра будет играть на трубе гимны и псалмы, считая, что именно таким образом надо помогать строительству социализма.
И. Ильф, Е. Петров. Золотой телёнок (предисловие от авторов).
Пытаясь найти социальные слои, которые бы соответствовали понятиям о «классовой базе пролетарской революции» в наше время, некоторые радикальные левые склонны обращаться не к реальному пролетариату, а к деклассированному плебсу.
1.
Классический пролетарий – тот, кто живёт исключительно продажей своего личного труда. Эту банальную истину не было бы необходимости напоминать, если бы её слишком часто не забывали. Некоторые считают, что критерием принадлежности к классу пролетариев служит не наёмный труд, а бедность, и при этом почему-то продолжают убеждать других и себя в том, что они марксисты.
Разберём простейшую и типичную ситуацию. Вот, например, менеджер среднего звена, получающий 100-120 тыс. рублей в месяц. Пролетарий он или нет? У него нет никакого иного источника дохода, кроме зарплаты (пусть и приличной), получаемой от фирмы-работодателя. Нет иной недвижимости, кроме единственной квартиры, где он живёт с женой и детьми. Свой личный автомобиль он использует не для того, чтобы «бомбить» по дорогам, а исключительно для поездок на работу и назад, а по выходным – чтобы вывести куда-то за город семью, развеяться. Можно ли считать его пролетарием? По отношению к средствам производства – а это единственный критерий классовой принадлежности – да, можно и дóлжно!
А вот, к примеру, его сосед по дому, с точки зрения обывателя – типичный трудяга. Работает слесарем в ЖЭУ, официальная «белая» зарплата – 25 тыс. рублей. Пролетарий? Конечно! – воскликнет кто-нибудь. Но не станем торопиться. Кроме обычного в таких случаях заработка на стороне (выполнения «левых» заказов), дающего ощутимую прибавку к зарплате (едва ли не больше её самой), и квартиры, в которой работяга живёт один и куда он водит своих сотрапезников, у него есть ещё однушка, формально принадлежащая родителям, которую он сдаёт тысяч за 30. А сами родители живут в деревне, возделывают 12 соток, так что сему пролетарию, в отличие от менеджера, не нужно тратиться, например, на покупку определённого разряда продуктов.
Да можно ли вообще назвать его пролетарием?! Теневое индивидуальное предпринимательство, семейное хозяйство в деревне, рента с недвижимости… Это мелкий буржуйчик, если не сказать, что мелкий рантье. Его общий доход, возможно, несколько ниже, чем у менеджера. Ну и что с того? К тому же, он почти весь идёт ему одному (ну, родителям иногда чуть-чуть подкинет, как прибавку к пенсии). И «пролетарий» уже сегодня летит на Сейшелы встречать Новый год, тогда как обременённый семьёй преуспевающий менеджер пока только мечтает о таком отпуске.
Рассмотрим теперь политические пристрастия обрисованных типажей. Менеджеру сильно не нравится существующий режим – коррупцией, произволом «правоохранителей» (особенно, как автомобилисту, на дорогах), ростом тарифов ЖКХ, ограниченной возможностью защищать свои права от нанимателя (который в любой момент может швырнуть его с высокой зарплаты на улицу). Он голосует за либералов типа Навального. Возможно, он бы даже поучаствовал в акциях «белоленточной» оппозиции, если бы не всё та же привязанность к семье, заставляющая быть осмотрительным в поведении.
Рабочему-рантье тоже не нравится власть – прежде всего тем, что норовит обнаружить и обложить налогом его теневые доходы. Он симпатизирует левой идее, как он её понимает, то есть – в виде КПРФ и ностальгии по Сталину. «Да, при Сталине был порядок, – вздыхает он, ничуть не смущаясь тем, что при Сталине он бы давно загремел в Воркуту за свои незаконные доходы, – столько чурок в Москве не было! И пидоров не было». Впрочем, если Жирик перед выборами удачно обругает мигрантов, кавказцев или геев, то он легко проголосует за ЛДПР. «Жириновский – свой в доску мужик», – скажет он тогда. Что касается «белоленточников», то наш рантье-трудяга убеждён, что по ним Колыма плачет.
Читатель может дополнить описанный пример другими, известными ему из жизни. Несомненно, какие-то примеры будут иллюстрировать противоположную картину. Но всё-таки, надеюсь, многие читатели согласятся, что нарисованная здесь картина, с теми или иными поправками, довольно распространена. И не будем путать уровень личных доходов с отношением к средствам производства.
2.
Яркий пример такого рода путаницы представляют нам такие левые, которые под «расколом в рядах пролетариата» понимают, прежде всего, отсутствие солидарности российских рабочих с рабочими-иммигрантами (то есть, российские рабочие, по их мнению, должны равнять свои интересы по интересам иммигрантов, и никак не наоборот).
Конечно, по отношению к средствам производства большинство иммигрантов из Центральной Азии являются здесь типичными пролетариями. У них действительно нет ничего, кроме рабочих рук. Однако самое время вспомнить, что понятие пролетариат многослойно, и что Маркс говорил не столько о пролетариате в целом, как беднейшем классе, но главным образом о промышленном пролетариате. А что такое был промышленный пролетариат во времена Маркса? Это был отряд рабочих, занятых на наиболее передовых и техноёмких производствах XIX столетия. С этим-то отрядом, а не с классом наёмных работников вообще, классики связывали свои основные надежды на социалистическую революцию.
Московские дворники © Константин Родиков/РИА Новости
Теперь посмотрим, на каких работах занято большинство рабочих-иммигрантов в России. Это дворники, официанты, бармены, продавцы на рынках и в магазинах, всякого рода разнорабочие. Единственное слегка квалифицированное исключение из данного правила это строители. За названным исключением почти все трудящиеся иммигранты принадлежат к той категории, которую марксисты в начале ХХ века не без оснований называли люмпен-пролетариатом и считали социальной базой реакции.
Поведение, например, русских люмпен-пролетариев того времени – дворников, извозчиков, ремесленников-одиночек, сидельцев в лавках – вполне оправдывало этот взгляд. Такие полупролетарские слои были массовой социальной средой для черносотенных организаций. Собственно, «чёрной сотней» они и назывались из-за преобладания в них таких категорий трудящихся, чей труд не претерпел никаких изменений со Средних веков.
При этом низы черносотенцев не по «темноте» участвовали в подобного рода организациях, а вполне осознавая свои классовые интересы. Развитие машинного производства несло гибель их вековому образу жизни. Поэтому они и поддерживали самые реакционные политические партии, выступавшие, насколько было возможно, не только против пролетарских, но и против либеральных партий, против наступления капитализма.
Скажут, что я априори и безосновательно записываю трудящихся-иммигрантов в политические реакционеры, тогда как ничего реакционного за ними не водится, и даже наоборот – они сами страдают от действий черносотенцев сегодняшних. Не спорю, приписывать иммигрантам активную защиту современной российской политической реакции было бы нелепо. Но отсутствие с их стороны таковой защиты вовсе не означает автоматически тождества интересов этой люмпен-пролетарской прослойки с интересами российского пролетариата. Тем более – тождества сознательного.
Сейчас наше правительство вовсю пропагандирует необходимость облегчить адаптацию мигрантов к российским условиям. Левые во все времена отличались способностью обращать либеральные причуды властей себе на пользу в плане финансовой поддержки и расширения возможностей пропаганды. Почему бы тем товарищам, которые видят в беднейших рабочих-мигрантах социальную базу «партии революционного марксизма», не обратиться к властям с предложением устроить за государственный счёт курсы русского языка для иммигрантов? А на этих курсах энтузиасты-преподаватели из числа левых могли бы заодно преподать иммигрантам теоретические основы марксизма и классовой борьбы. Такая попытка всё же была бы лучше абстрактных рассуждений об интернационализме, раздающихся с насиженного дивана в тёплой московской квартире. И если эта попытка принесёт хоть какой-то успех – флаг в руки этим товарищам.
Однако я сомневаюсь в таком успехе. Не только потому, что не жду эпатажных практических действий от диванных теоретиков революции. И не только потому, что для этого им пришлось бы выучить хоть один из трёх языков, на выбор – узбекский, киргизский или таджикский, и для практики прочитать на нём «Капитал» или хотя бы «Манифест Коммунистической партии». Все основные работы классиков были в советское время переведены на языки союзных республик, так что разыскать подобные книги не составит труда. Но не жду я такого успеха от этих левых в первую очередь потому, что они сами, не осознавая того, являются носителями вполне расистского отношения к иммигрантам.
Они и только они, видите ли, способны светом марксистской истины указать несчастным иммигрантам путь во тьме. Они выступают этакими «белыми учителями», «цивилизаторами», даже «прогрессорами» (по Стругацким) по отношению к тем, кого, не отдавая себе в этом отчёта, воспринимают как недоразвитых гуманоидов с Юга. Однако среднеазиатские рабочие отнюдь не глупее (на самом деле – намного умнее) тех комнатных русских марксистов, которые (больше на словах) жаждут их просветить и поднять на святое дело революции.
Я с детства знаю Среднюю Азию. У меня самого двоюродный брат – узбек по отцу (правда, сейчас он – гражданин Германии; это так, к слову). И я прекрасно знаю, насколько хорошо уроженцы этих мест (обладающие, кстати, и более долгой историей своей цивилизации, и не менее богатым современным политическим опытом, чем мы, нынешние россияне) понимают свои реальные интересы. И никакой российский левый «цивилизатор» им не указ и не авторитет.
Очевидный же реальный интерес рабочего-иммигранта в России состоит в том, чтобы:
1) заработать здесь денег;
2) вернуться на родину и обзавестись личным хозяйством;
3) сохранить существующую социально-экономическую систему, при которой грошовая по российским меркам сумма денег считается в Средней Азии довольно приличной.
Трудящийся иммигрант – охранитель в силу своих экономических и социальных интересов, прекрасно им осознаваемых. Там живут древние и мудрые, в плане жизненной практики, народы – не чета нам.
Иной левый энтузиаст, вероятно, считает, что покурив в подъезде с дворником Рашидом, этот подъезд подметающим, «раскрыв глаза» ему на «классовую ситуацию», может записать этот импровизированный ликбез в выполнение своего интернационального пролетарского долга. А дворник Рашид небось думал в этот момент: «Шайтан его поймёт, что у этого русского на уме? Он хочет, чтобы я здесь бунтовал?! Так за это меня не только отсюда депортируют без права повторного въезда, но ещё и на родине в зиндан посадят, ради дружбы правителей обеих стран! Я не дурак, чтобы делать так, как он говорит».
Так что не надо под видом «единства рядов многонационального пролетариата» декламировать солидарность с текучей деклассированной прослойкой, ничем, кроме временной работы, не связанной со страной-реципиентом. Эта прослойка, будучи здесь в неполноправном юридическом положении, не без оснований недолюбливает, как привилегированных (с её точки зрения), всех нас, независимо от классовой принадлежности. Ведь немало российских рабочих-рантье живут тем, что сдают излишек жилплощади гастарбайтерам.
Да и среди самих гастарбайтеров уже немало таких, кто, легально устроившись здесь, «помогает» своим нелегально проживающим соотечественникам. Они работают вместо него, а он отстёгивает им небольшие суммы со своей зарплаты. Часть этих сумм возвращается потом к нему в виде платы за субаренду жилплощади! Вот вам уже и микроэксплуататор, и микрорантье. А сам он пытается через ещё раньше приехавших земляков устроиться на менее пыльную работу – в розничную торговлю. Не верите? Понаблюдайте как-нибудь за тем, как они работают. Увидите, сколько их работает на самом деле, а сколько – откровенно валяет дурака. Войдите в доверие к какому-нибудь работнику ЖЭУ и поговорите не спеша. Узнаете много неожиданного и интересного про ваших «угнетённых»…
А Россия и её пролетариат всё равно всегда останутся многонациональными.
3.
Итак, социальная дифференциация по уровню доходов в нашей стране явно не совпадает с классовым делением по отношению к средствам производства. Прав автор статьи на «Рабкоре», утверждающий, что «адекватного представления о структуре современного российского общества нет ни у кого». Во всяком случае, самые бедные жители нашей страны отнюдь не обязательно являются наиболее эксплуатируемыми. И, напротив, пашущие от зари до зари офисные сидельцы могут относиться к статистически благополучным слоям общества.
Уместно вспомнить ироническую реплику персонажа фильма «Жизнь Клима Самгина» (не знаю, есть ли данный эпизод в самом романе Горького – ниасилил, многабукафф, как пишут в подобных случаях на жаргоне Живого Журнала) купца Лютова (в исполнении Алексея Жаркова) в адрес праздновавших манифест 17 октября 1905 г.: «А кто здесь угнетённый?.. Угнетённые, ау!»
Вот и сейчас, апеллируя к «угнетённым» в надежде найти отклик на призывы к пролетарской революции, следовало бы сначала разобраться, кто действительно вовсю эксплуатируется капиталом, а кто просто мало работает, принадлежит к полу- или около-пролетарским слоям с присущей таким слоям межеумочной политической психологией, отличающейся склонностью к радикализму разного рода, причём безразлично – левому или правому, и к метаниям между ними обоими.
Иначе говоря, основная база левого радикализма – интеллигенция, слой образованных людей без определённых трудовых навыков, кроме умения «складно звонить». Есть эрудиция, есть статусные претензии, но нет возможности или умения конвертировать это в конкретный доход. Значительная часть нынешней постсоветской интеллигенции находится в таком положении «блещущих умом» полунищих маргиналов (предвижу иронический вопрос и отвечаю: да, автор сам к ним относится). Причём среди них встречаются и микрорантье, что ещё больше подчёркивает невостребованность профессий данного слоя в условиях рыночной экономики на мировой периферии. Отсюда и радикализм. Но было бы ошибкой думать, что весь пролетариат или значительная его часть разделяет настроения этого слоя.
Под пролетариатом мы, напомним, понимаем весь класс людей, живущих, грубо говоря, на одну зарплату. По аналогии же с промышленным пролетариатом XIX столетия, особенное предпочтение, в плане перспектив социальных преобразований, связанных с активностью передового класса, следует отдать таким отрядам современного пролетариата, которые больше всего связаны с программированием, созданием и внедрением компьютерных технологий и новых средств коммуникации. Согласитесь, большинство трудящихся иммигрантов от этой сферы крайне далеки. Как далеки и многие россияне.
Я не берусь предсказывать, какой отряд пролетариата станет «самым передовым» и политически перспективным через 10, 20, … 50 лет. В описанном стремлении иммигрантов и российских трудящихся перейти к иным источникам существования, чем зарплата, нет ничего предосудительного. Напротив, это совершенно естественно. Всякий пролетарий имманентно стремится стать преуспевающим предпринимателем. Причём оба они в идеале стремятся стать рантье. И последняя возможность, пусть в микромасштабе, стала в последние годы реальностью для многих наших сограждан. Заинтересованы ли все эти слои в том, чтобы сразу уничтожить капитализм как таковой? Уверен, что нет.
Мы не знаем вообще, желает ли социализма реальный современный российский пролетариат. © ИТАР-ТАСС
Итак, мы не знаем, какой будет структура пролетариата в тот момент, когда он будет объективно готов совершить рывок к социализму (и будет ли вообще готов когда-нибудь – это тоже вопрос, но для отдельного обсуждения). В нынешних условиях нет толку от призывов к немедленной «пролетарской революции» через создание «революционной марксистской партии». Мы не знаем вообще, желает ли социализма реальный современный российский пролетариат. Отрываться от конкретных, жизненных, осознанных классовых интересов – путь к сектантству. Единственное, что мы знаем наверняка – это то, что путь к социализму в будущем лежит через радикальные политические преобразования в наше время. Без этого чисто логически не обойтись.
Возвращаясь к описанным в начале статьи виртуальным персонажам, отметим ещё одну деталь. Наш «преуспевающий» менеджер (он же типичный пролетарий, живущий на одну зарплату), скорее всего, голосовал бы не за либералов, а за левых, появись на политической сцене такая левая партия, для которой политические свободы являлись бы ценностью сами по себе, а не средством для перехода к новому авторитаризму под лозунгом «социализма». Существующие левые его пугают. Одни – своим сталинизмом и антилиберализмом. Другие – апелляцией к деклассированному плебсу и стремлением к уравниловке в доходах (что всегда воспринималось квалифицированными рабочими как величайшая социальная несправедливость). Не будем забывать, что за этим обобщённым персонажем – целый социальный слой, а именно: весьма значительный отряд пролетариата сегодняшнего и завтрашнего.
Разными авторами здесь и на других ресурсах уже много и верно сказано про то, что в условиях современного мирового экономического кризиса офисный пролетариат теряет свои социальные позиции, и его протестная масса растёт. Он более остро ощущает потребность в своей социальной и правовой защите (потенциально – это заинтересованность в смене ОЭФ). Революционное политическое действие в наше время не может не задействовать этот отряд трудящихся. Персонаж из первой части статьи активно участвовал бы в протестном движении, если бы был уверен в наличии у оного таких механизмов солидарности и взаимопомощи, которые бы гарантировали прожиток и безопасность его семье, в случае чего.
Сказанное вовсе не следует воспринимать как призыв к отказу от адресного обращения к беднейшим слоям наёмных рабочих. Помимо обрисованных типажей, есть ведь широкие отряды трудящихся, живущих на единственную зарплату ниже 25 тыс. рублей. Безусловно, они – массовая база пролетарской партии. Но здесь не должно быть предпочтения одних слоёв трудящихся другим. Такого рода раскол в рядах пролетариата опаснее любого другого. Всякий призыв, обращённый к беднейшим слоям пролетариата, должен формулироваться так, чтобы не быть отвергнутым более обеспеченными слоями этого класса. Ибо нет оснований считать, что самая пауперизованная часть трудящихся вправе совершить революцию вопреки интересам всех прочих слоёв рабочего класса, и что такая революция исторически обоснованна. Целью левых сил в обозримом будущем может и должна быть окончательная ликвидация бедности как социального явления. Но таковой целью не может и не должно являться равенство оплаты различного по количеству и качеству труда.
Итак, левые силы смогут эффективнее всего проявить себя через чётко организованную социал-реформистскую партию, представляющую, на данном этапе в России, авангард общенародного движения за политические реформы, общегражданские свободы, демократизацию государственного строя, включая сюда, в первую очередь, расширение прав трудящихся по отстаиванию своих интересов.
Уверен, что представленные мною наблюдения и вывод вызовут шквал критики. Что же, давайте спорить. Я, как Арамис в диспуте с отцами-иезуитами, предпочитаю умозрительные суждения догматическим утверждениям. А ещё лучше – примеры из практики. Догматизм же оставьте церковникам.
