Тематика деятельности латиноамериканской левой становится всё более популярной в Европе. Но, к сожалению, специфика работы левых сил в Уругвае зачастую остаётся за пределами этого законного интереса к судьбе латиноамериканского левого движения. Между тем, Уругвай тоже входит в число тех государств Латинской Америки, у руля управления которых находятся партии левой ориентации. О специфике уругвайской политической ситуации мы беседуем с кандидатом политических наук, докторантом Российского университета дружбы народов, преподавателем МГУ Георгием Коларовым.
Георгий, в Уругвае единое объединение левых сил — Широкий фронт (ШФ), существует уже свыше 40 лет. По этому показателю Уругвай заметно опережает другие латиноамериканские государства. В чём, на Ваш взгляд, залог такого «долголетия» ШФ в Уругвае?
Залог прежде всего в весомой политической культуре Уругвая, идущей от времени правления дважды избиравшегося на свой пост в начале ХХ в. президента Батлье-и-Ордоньеса. При нём Уругвай стал лабораторией социальных реформ, за что он подвергался критике буржуазных политиков. Отметим и высокую политическую культуру левых партий — коммунистической, социалистической и т. д. Ведь в основном те левые партии и движения, которые существовали и активно действовали там в 70-е гг., продолжают действовать в Уругвае и поныне.
Особая часть левой политической культуры Уругвая — это Движение «Тупамарос», оно изначально строило свою собственную политическую модель, но в итоге оказалось внутри ШФ. «Тупамарос» рекрутировал сторонников из числа городской интеллигенции, буржуазии и даже отчасти элитных слоёв (там участвовали дети богатых людей, военных, полицейских). С прежних пор это движение сохранило свою идеологию и сегодня для уругвайцев их ценности олицетворяет президент Хосе Мухика, который имеет маленькую зарплату, старый автомобиль, а его загородная асьенда находится в деревенском доме с туалетом во дворе.
Говоря об особенностях социально-политической системы в Уругвае, нужно иметь в виду, что для него характерно имманентное ощущение справедливости, в нём отсутствуют серьёзные расовые и этнические проблемы, ведь изначально среди уругвайцев преобладали выходцы из романских стран Европы — Испании, Португалии, Италии. То есть уругвайцы — это в основном белые люди, и там нет расовых противоречий. Смешанные браки — норма жизни в Уругвае. То есть социальная консолидация — факт для Уругвая. Ранее даже политические противостояния не носили очень острого характера. Скажем, движение «Тупамарос» фактически инициировало гражданскую войну в 1960-е гг., но до этого, как и после этой войны, преобладали политические и мирные средства борьбы. Вообще, Уругвай в Южном конусе Латинской Америки принимал участие в каких-то конфликтах только тогда, когда его вовлекали более могущественные соседи — Бразилия или Аргентина. Но в целом для уругвайского общества характерна именно «культура мира». И этот аспект также немаловажен, если говорить о высокой степени политической культуры уругвайской нации.
Разумеется, у Широкого фронта за все годы его истории сложилась серьёзная и широкая социальная база. В первую очередь, здесь речь идёт о молодёжи, рабочих, в целом о городском населении.
Как бы вы объяснили, почему тогда внутри левого движения ШФ именно «Тупамарос» захватил сейчас лидирующие позиции, и его представитель в итоге был избран президентом от левых сил?
Я бы тут обратил внимание на то, что «Тупамарос» или Движение национального освобождения до сих пор имеет большой авторитет среди широких средних слоёв населения, интеллигенции, студенчества, мелких коммерсантов и также городской бедноты. Также подчеркну, что левые позиции приобретают в Уругвае всё большее распространение с 80-х – 90-х гг. — в качестве реакции на влияние секты Муна, которая, как известно, связана с правыми идеями. И многие студенты и интеллектуалы поворачиваются влево, в том числе в сторону «Тупамароса», именно под воздействием «фактора Муна». Не оставим без внимания и фактор персонального авторитета Хосе Мухики. Особенность же политического подхода «Тупамарос» — исторически, но и сегодня тоже, — это то, что они, единственные в уругвайской левой, обращали внимание на силовые способы разрешения политических конфликтов. И даже после того, как в 1973 г. в Уругвае при президенте Хуане-Марии Бордаберри военные ликвидировали «Тупамарос» как реальную боевую силу и затем на некоторый период установили свою диктатуру, это движение сумело возродиться и стать значимой политической силой.
Сохраняет ли Социалистическая партия Уругвая (СПУ) в сегодняшнем Уругвае свои позиции?
Конечно, после избрания Х. Мухики, внутри ШФ маятник качнулся в пользу «Тупамароса». Более того, при президентстве социалиста Табаро Васкеса, в прошлом мэра Монтевидео, этот процесс усиления «Тупамарос» и начался, а сам Васкес был вынужден в конце своего срока радикализировать свою позицию, в том числе из-за неизжитых полностью противоречий с Аргентиной и Бразилией. То есть он как бы «вырыл фундамент» для Мухики, и в итоге социалисты поддержали его кандидатуру. Но при этом роль СПУ внутри парламентских групп в Конгрессе, на местном и провинциальном уровне остаётся достаточно заметной.
А что можно в этой связи сказать о влиянии Коммунистической партии Уругвая (КПУ)?
Исторически оно было высоким, но после смерти бессменного руководителя уругвайских коммунистов Роднея Арисменди КПУ не имеет прежнего политического влияния и авторитета в обществе. Но это общая картина для большинства компартий Латинской Америки, в которых, как и в КПУ, преобладают сегодня ветераны. Молодёжь, повторю, в большей степени поддерживает «Тупамарос».
Многие десятилетия в уругвайской политике доминировали буржуазные партии «Колорадо» и «Бланко». Сколь влиятельны они остаются сегодня?
В целом они сохраняют влияние над своим традиционным электоратом, ведь богатые слои, буржуазия, тоже себя воспроизводят. Но для уругвайской буржуазии характерен европейский тип семьи, поэтому этот слой всё-таки сужается в общей массе населения. Так что в целом можно констатировать, что правый и либеральный фланги уругвайской политики за последние десятилетия всё же ослабли.
Георгий, известно, что именно латиноамериканские страны с левыми президентами, например, Венесуэла, проводят оригинальную антиимпериалистическую внешнюю политику. Что в этом контексте можно сказать в отношении Уругвая?
Знаете, на мой взгляд, по своим политическим позициям Хосе Мухика занимает место между левыми и левоцентристскими президентами Латинской Америки. Уругвай не является частью радикального альянса ALBA, но входит в различные региональные структуры, типа МЕРКОСУР. В силу тесного соседства с Аргентиной и Бразилией внешняя политика Монтевидео объективно в значительной степени завязана на эти страны. Но политически Мухика всё же больше тяготеет к таким лидерам, как Мадуро, Корреа, Кастро, Моралес, братья Ортеги, чем к Дилме Роусеф или Кристине Фернандес де Киршнер, которую он даже «нечаянно» назвал «ведьмой» и вызвал небольшой дипломатический скандал. У Уругвая с его соседями есть серьёзные разногласия по вопросам экологии, имеются и кое-какие пограничные споры. Поэтому логично, если Мухика приведёт свою страну в ALBA. Если он проявит твёрдость, это в принципе возможно. Он уже неоднократно как наблюдатель участвовал на разных саммитах Боливарианского альянса. И Мухика имеет близкие личные отношения с лидерами стран, входящих в ALBA.
А как можно охарактеризовать уругвайско-российские отношения?
Можно ожидать, что в перспективе отношения России с Уругваем будут развиваться по типу того, как они развиваются с Никарагуа, Кубой или Венесуэлой. По проблемам мировой политики между Москвой и Монтевидео очень много общих подходов. Однако не будем забывать, что свой политический путь Хосе Мухика начинал в организации, которая одновременно занимала и антиамериканские, и антисоветские позиции. Не перенесёт ли он тот свой настрой на нынешнюю Россию?
Кроме того, нужно понимать, что Уругвай просто не нуждается, в отличие от той же Венесуэлы, в военном сотрудничестве с Россией. Перед Уругваем нет военных вызовов. Ведь если представить невозможное, войну Уругвая с кем-то из соседей, Аргентиной или Бразилией, даже если вооружить всё население Уругвая, это не помогло бы… У Уругвая нет и полезных ископаемых, интересующих российские компании, нет цветных металлов, своей нефти или газа. С другой стороны, Уругвай — успешный экспортёр мяса, зерна и морепродуктов. И если в российском импорте появится по этим показателям «вакансия», реальное развитие внешнеэкономического партнёрства станет возможным.
