Хитрость разума
«Гегелем вообще завершается философия <…> потому, что его система представляет собой величественный итог всего предыдущего развития философии» [1, c. 23] — такую оценку философии Гегеля ставит Фридрих Энгельс. Возможно, поэтому существует расхожее карикатурное представление о Гегеле как о мыслителе с тотальной замкнутой философской картиной мира, в которой нет места открытости. Подобный образ отталкивает молодых творческих любителей философии от изучения его трудов. Однако я уверен, что спустя два столетия философия Гегеля открыта и актуальна, как никогда, её важно и нужно изучать. Именно гегелевское понятие «хитрости» разума позволит взглянуть на немецкого мыслителя по-новому.
Что вообще такое хитрость разума? Гегель утверждает, что история не раскрывается в соответствии с какой-либо предопределенной линейной установкой (по крайней мере доступной человеческому разуму), она не движется по заданной божественной дуге к моральной справедливости. Для Гегеля история всегда идет противоречивым путем, используя для своего раскрытия человеческие страсти и желания против самих людей. В этом и заключается основа хитрости разума. В лекциях по философии истории Гегель пишет:
«Можно назвать хитростью разума то, что он заставляет действовать для себя страсти, причем то, что осуществляется при их посредстве, терпит ущерб и вред» [2, c. 84].
Чтобы лучше разобраться в этом, необходимо понять, что Гегель подразумевал под «хитростью», и что Гегель подразумевал под «разумом». Чаще всего, хитрость понимается, как простой обман, ловкий трюк, с целью «одурачить» кого-либо. Гегель использует понятие «хитрости» также в смысле обмана, тонкого маневра, но не прямого обманного воздействия на человека, а опосредованного; грубо говоря, человек, на которого направлена хитрость, «одурачивает» сам себя. Приведу цитату из первого тома «Энциклопедии философских наук»:
«Хитрость состоит вообще в опосредствующей деятельности, которая, позволив объектам действовать друг на друга соответственно их природе и истощать себя в этом воздействии, не вмешиваясь вместе с тем непосредственно в этот процесс, все же осуществляет лишь свою собственную цель» [3, c. 397].
Можно провести пример с противопоставлением таких видов единоборств как бокс и дзюдо. В боксе для достижения успеха необходимо активно атаковать соперника, самому использовать обманные движения, затрачивать собственные ресурсы. В то время как в дзюдо нужно использовать вес и инерцию оппонента против него же самого. То есть, как и в хитрости разума, ты побеждаешь (достигаешь цели) только при условии того, что позволяешь сопернику «проиграть самому себе». Приведу еще одну аналогию, теперь уже из философии. Хитрость разума в сущности функционирует так же, как и майевтический метод Сократа. Хитрость платоновских диалог заключается не в том, что столь умный Сократ выдвигает сокрушительные аргументы против оппонента в споре. Сократ побеждает в дискуссиях благодаря тому, что противник через собственные противоречия в некотором смысле сам загоняет себя в тупик. Таким образом, хитрость для Гегеля в данном случае заключается в том, что истинная природа вещей раскрывается сама по себе.
Теперь разберемся, как Гегель определяет понятие разума. Стоит отметить, что в одном эссе гегелевскую теорию разума не раскрыть, на эту тему пишут диссертационные работы, поэтому постараюсь рассказать об этом кратко для общего представления. Разум в системе Гегеля — высшая форма знания, разум есть «бесконечная мощь». В строгом смысле эта форма знания не является самопознанием, а историческое поле — это средство, с помощью которого разум раскрывается в полной мере. Человек есть существо, синтезирующее разум. Он состоит из абсолютно свободного разума и подчиняющегося ему материального начала. Человек должен действовать как бы в двух мирах: с одной стороны, он имеет абсолютно свободный разум, с другой — подчиняющееся ему тело. Поэтому человек должен познавать законы разума, его необходимость. Из принципа «свобода есть внутренняя необходимость духа» вытекает и принцип «свобода есть познанная необходимость». Человек познает необходимые законы духа, законы разума, сам становится свободным, потому что он соединяется с замыслом разума и духа и действует точно так же. Именно поэтому разум действует помимо человеческого сознания и понимания, разум действует часто так, что человек даже не замечает его замысла и хода мировой истории.
Несмотря на то, что Гегеля часто характеризуют как философа, обладающего своего рода детерминистским абсолютным знанием, согласно которому люди лишь марионетки мировых процессов, на самом же деле для Гегеля история не определена в полной мере, она контингентна. Гегель, безусловно, верит в идею мирового исторического духа и определенных агентов, которые становятся конкретным воплощением этого самого духа. Можно вспомнить, как Гегель анализирует личность Наполеона Бонапарта. Для немецкого мыслителя явление Наполеона на исторической сцене, разумеется, есть воплощение духа мировой истории. Однако это не означает то, что Наполеону суждено было появиться на свет или он был своего рода исторической необходимостью. Дело обстоит ровно наоборот: историческая роль Наполеона могла принадлежать любому человеку. Иными словами, проявления мирового духа не есть идентификация одного неприкосновенного субъекта, на которого снизошла «благодать» исторического знания. Вместо этого история сама по себе создала такие противоречия, из-за которых и возникла фигура Наполеона, фигура «абсолютного духа на белом коне»:
«Самого императора — эту мировую душу — я увидел, когда он выезжал на коне на рекогносцировку. Поистине испытываешь удивительное чувство, созерцая такую личность, которая, находясь здесь, в этом месте, восседая на коне охватывает весь мир и властвует над ним» [4, c. 255].
При всем этом, сам этот дух истории не может быть определенно дан в конкретный момент настоящего. Значимость исторического момента возможно определить только какое-то время спустя, ретроактивно. Хитрость разума не проявляется нам как всеобъемлющий «сценарий» детерминированной природы истории, в котором мы все, как пешки на доске, просто движемся к исторической конечной точке, в которой будет реализовано абсолютное знание. Для Гегеля, и здесь важно это отметить, хитрость разума — это проявление диалектического раскрытия знания на протяжении истории. Куда конкретно ведет эта диалектика, субъект знать не может. Именно поэтому так важно знаменитое изречение Гегеля «сова Минервы начинает свой полет лишь с наступлением сумерек» [5, c. 56]. Другими словами, понимание приходит уже слишком поздно. Гегель утверждал, что никто никогда не может предсказать будущего, философия не имеет в своем арсенале футурологической функции. Задача философии, по мысли Гегеля, состоит в фиксации настоящего момента, даже несмотря на то, что мы не можем осмыслить в полной мере историческую перспективу этого самого настоящего момента. При этом Гегель не говорит о том, что через несколько десятилетий или веков историки полноценно узрят то или иное событие в истории. Не существует какой-либо точки, в которой мы бы могли корректно оценить определенную ситуацию, у нас есть только точка настоящего противоречивого момента в его раскрытии и становлении. Парадоксальная мысль заключается в следующем: чем менее ясно для нас что-либо сейчас, тем более откровенным это самое предстает перед нами.
В этом и заключается, как мне кажется, ключевая позитивная мысль Гегеля, которая сейчас актуальна как никогда. Неверно трактовать философию истории Гегеля, как некую теорию фатума. История воспроизводится через нас, не как некий кукловод, заставляющий нас действовать в соответствии с ее волей. Суть истории в точности наоборот состоит в отсутствии какого-либо предопределенного исторического фактора. Только от людей зависит, войдут они в поток истории или нет. Я считаю ложным представление о Гегеле, как о мистическом философе, «провозглашающего тотальность абсолютного знания». Абсолютной для Гегеля является как раз незавершенность. Он заявляет об абсолютной необходимости для субъекта изучать, постигать и творить в этом мире. Если мы этого не сделаем, это сделает кто-то другой. Именно поэтому, я убежден, что Гегель освобождает нас, как никто из философов.
Литература:
1. Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. М.: Издательство политической литературы, 1985. — 128 с.;
2. Гегель Г. В. Ф. Лекции по философии истории. — СПб.: Наука, 1993. — 480 с.;
3. Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. — М.: «Мысль», 1974. — 452 с.;
4. Гегель Г. В. Ф. Письма. Гегель — Нитхаммеру, 6 октября 1806 г. // Работы разных лет. В двух томах. Т. 2. — М.: «Мысль», 1971. — 630 с.;
5. Гегель Г. В. Ф. Философия права. — М.: Мысль, 1990. — 524 [2] с.
Автор: Даниил Казаков
