События, происходящие на Ближнем Востоке, заставляют вспомнить европейские революции 1848-49 годов. Такая же непрерывная череда восстаний, перекатывающихся из одной страны в другую и превращающихся в единую революционную волну, такие же лозунги, соединяющие базовые демократические и социальные требования, такая же обобщенная размытость идеологии и такое же потрясение элит (включая «образованное общество») от самостоятельного выхода на политическую арену ранее пассивных или управляемых масс нового пролетариата и полупролетариата. Революционное движение будет развиваться и радикализироваться по мере того, как решая одни задачи, оно будет сталкиваться с другими, куда более сложными и масштабными. Идейным итогом революций 1848 года в Европе стало появление марксистского коммунизма и рабочего социализма, ставших в последующие годы массовыми идеологиями не только в странах, переживших революцию, но и по всему миру. Каков будет итог революций 2011-12 годов?
С точки зрения марксистской ортодоксии события на Ближнем Востоке можно характеризовать как «буржуазно-демократические революции».
Но что такое буржуазно-демократическая революция в периферийной стране в эпоху империализма, а тем более – в эпоху глобализации? С этим вопросом столкнулись еще русские социалисты в 1905 году, обнаружив, что любое серьезное демократическое преобразование, даже не ставящее перед собой антикапиталистических целей, неизменно и очень быстро оборачивается конфликтом масс с местной буржуазией, а на определенном этапе – со всем устройством капиталистической миросистемы. Как показывает опыт ушедшего века, подобные события не обязательно приводят к торжеству социализма, но в любом случае ставят вопросы антикапиталистических социальных и экономических преобразований, явно выходящих за рамки буржуазного развития. Сложившаяся модель международного капитализма находится под ударом.Как бы ни развивались дальше процессы на Ближнем Востоке, возврата к докризисному прошлому не будет – ни там, ни в Западной Европе, ни в России.
Если говорить о России, то уроки, которые нам предстоит извлечь из опыта ближневосточных революций, меньше всего сводятся к поверхностному напоминанию о том, что власти не следует доводить народ до крайности. Политический кризис в нашей стране развивается по собственной логике, которая никак не станет повторением ближневосточных «сценариев», даже если перемены окажутся – в конечном счете – не менее, а, может быть, даже более драматичными и значимыми. Российское общество отличается от обществ арабского Востока и социально, и культурно, и демографически. В отличие от обществ Востока, где мы видели противоречивое, но динамичное развитие, наши проблемы вызваны упадком индустриального общества, демографическим упадком и попытками власти разрушить культурно-образовательную систему и социальную организацию, оказывающуюся слишком развитой и слишком передовой для деградирующей экономической структуры. Историческое содержание происходящих в нашей стране процессов, проводимой политики и всей системы принимаемых в рамках этой политики решений состоит именно в демодернизации, сколько бы власти ни пытались убедить нас в обратном.
Гораздо более важный урок состоит в том, что в условиях авторитаризма и управляемой демократии политические кризисы оказываются не менее, а более драматичными, чем в странах с более развитой гражданской жизнью.
Отсутствие сильной оппозиции не означает отсутствие вызова власти в условиях кризиса, но выдвигает на передний план слабых политиков и организации, не имеющие серьезной программы и стратегии. Важнейшее противоречие современного революционного процесса состоит в том, что лозунги, выдвигаемые на первом этапе борьбы, являются преимущественно демократическими, тогда как проблемы, приведшие к взрыву, являются социальными, а потому не могут быть решены ни простой сменой власти, ни даже проведением «свободных выборов». Они могут быть разрешены или смягчены лишь в рамках прогрессивной социальной программы, более или менее радикальной. Иными словами, останутся нерешенными вплоть до выхода на авансцену левых политических сил, которые сами на данный момент к этой роли совершенно не готовы.
Проблема социальной программы стоит и перед Россией. Если посмотреть на сегодняшних отечественных оппозиционеров, то бросается в глаза, что на первом плане находятся либералы и националисты, и лишь на заднем плане разрозненные и неспособные к серьезному политическому действию левые. Либералы неслучайно сводят свою программу к минимальным требованиям, которые они отчаянно пытаются выдать за «общедемократические». Их главная цель – не изменение общества и даже не демократизация политической системы, даже не отставка нынешнего правительства, а всего лишь отставка Путина и замена его кем-то из «своих», желательно из команды Михаила Ходорковского. Националисты, напротив, хотят изменить многое, но их планы не имеют никакого отношения к проблемам, реально стоящим перед Россией. Вернее, существует убеждение, роднящее их с либералами, что все проблемы магическим образом решатся сами, если у власти окажутся «настоящие» русские люди, готовые «зачистить» Москву и Петербург от кавказцев, мигрантов и прочих инородцев.
Уверенность националистов в популярности собственной программы базируется на том, что большинство населения действительно разделяет националистические и расистские предрассудки. Беда националистов в том, что они, как и положено людям, ослепленным собственной идеологией, не осознают разницы между общественными настроениями и общественными потребностями.
Из того, что значительная часть россиян на данный момент заражена ксенофобией, как корью или гриппом, отнюдь не следует, что именно эти настроения будут определять их дальнейшие действия или политический выбор. Напротив, по мере того, как политическая борьба начнет разворачиваться всерьез, на передний план станут выходить иные вопросы, содержательные и конкретные…
Успех нацизма в Германии 1933 года был вызван отнюдь не популярностью его расовой программы.
Расовая программа и антисемитизм были очень важны для внутренней консолидации нацистского движения, особенно в его противостоянии с левыми, у которых крайне правые заимствовали многие социальные лозунги. Однако для массы обывателей нацисты были привлекательны прежде всего как сила, обещающая стабильность и порядок, тогда как успех левых связывали с неизбежными потрясениями. В этом смысле германский нацизм 1932-33 годов разительно отличался и от своего собственного прообраза середины 20-х годов, и от сегодняшних ультраправых группировок в России. Победив, нацисты смогли консолидировать свою власть опять же не за счет расовых чисток, которые, кстати, набирали силу постепенно, а за счет проведения в жизнь социальных реформ, объективно необходимых для выхода из кризиса, то есть, по сути, за счет реализации социал-демократической экономической программы, которую, надо признать, ультраправые провели в жизнь куда последовательнее, чем сами левые, оказавшиеся в 1936 году у власти во Франции. Как только на первый план вышла собственная идеологическая повестка дня ультраправых, последовала катастрофа, от которой Германия окончательно смогла оправиться лишь к концу ХХ века.
Погромы, война с кавказцами на улицах и нападения на гастарбайтеров не являются способом мобилизации масс. Перемены наступят тогда, когда в общественную борьбу втянется «молчаливое большинство», а оно, независимо от его национальных предрассудков, действовать начнет лишь, когда ощутит необходимость защищать свои насущные и конкретные интересы. Совершенно очевидно, что российские ультраправые, ослепленные кажущимися успехами и сосредоточенные на собственной «внутренней» расистско-погромной повестке дня, не могут сегодня выступить консолидированной «силой порядка», да и общественной потребности в такой силе нет. Зато складывается общественная потребность в «силе перемен». Эту силу на данный момент не могут сформировать ни националисты, ни либералы, ни левые. Точно так же ни одна из фракций власти, все более поглощенной внутренними конфликтами и разборками, не смогла пока предъявить себя обществу в этом качестве. Так что место временно остается вакантным.
Идеологически именно левые наиболее подходят для заполнения этого вакуума, но политически они этой роли столь же явно не соответствуют.
Объективная потребность страны состоит в восстановлении «социального сектора» за счет прекращения неолиберальных реформ, разрушающих образование, здравоохранение, пенсионную систему, в консолидации и укреплении государственного сектора, реиндустриализации и технологическом рывке, который возможен только на основе активной промышленной политики, проводимой общественным сектором экономики. Любой другой сценарий развития означает продолжение деградации и неминуемый распад страны. Надо прямо сказать, что «Проект Россия», придуманный неолибералами в конце прошлого века, провалился, остается лишь надеяться, что не рухнет вместе с ним и сама страна Россия.
Урок Ближнего Востока состоит как в понимании неизбежности перемен, так и в необходимости осознания нашей катастрофической неготовности к ним, неспособности даже многих критически и демократически мыслящих людей встать на уровень задач, объективно возникающих перед нами. Вопрос ближайшего будущего состоит в том, сможет ли коалиция перемен сложиться и предъявить себя обществу уже в ходе развития кризиса, и какую роль в ее создании сыграют левые. Однако уже сегодня очевидно, что если эти задачи не будут осознанны, сформулированы и поставлены, нет никакой надежды на то, что оживление общественной жизни само по себе принесет нам перемены к лучшему.