Мы, левые, обожаем предсказывать капиталистические кризисы и рассуждать о них. Постоянный клич «Волки, волки!» становится настолько обыденной частью подобных дискуссий, что на появление реальных хищников никто даже не обращает внимания. Потому неудивительно, что несмотря на постоянные разговоры о кризисе буржуазного порядка левые оказываются всегда позорно не готовы к нему, когда он и в самом деле приходит.
Между тем сегодня на мировую капиталистическую систему обрушился нешуточный кризис, по своим масштабам сравнимый только c Великой Депрессией 1929 года, а возможно, и более катастрофический. Подлинные масштабы катастрофы мы обнаружим лишь тогда, когда за биржевым крахом — в соответствии с логикой рынка — последует спад производства. И бессмысленно пытаться успокаивать себя тем, что основные хозяйственные потрясения сейчас происходят в Америке, а нефть и сырье, производимые Россией, всегда будут нужны. Соединенные Штаты являются центром мировой экономической системы, и происходящие там процессы неизбежно распространятся по всему остальному миру. Таковы законы капитализма.
Что касается российского сырья и топлива, то оно, конечно, будет продаваться. Вопрос лишь в том, по каким ценам и в каком количестве.Суть капитализма в том, что не существует спроса «вообще», значение имеет только платежеспособный спрос. Если миллионы людей замерзают от холода или умирают от голода, но не могут платить, спрос на топливо и продовольствие от этого не повышается.
России предстоит пережить очередной экономический крах, возможно, даже череду крахов, поочередно поражающих разные сектора хозяйства и общественные слои и регионы. В ходе мировых кризисов поставщики сырья всегда теряют больше других. Это тоже закон капитализма, который нам предстоит в полном объеме испытать на себе в ближайшие годы.
Политическая модель, сложившаяся в России за годы правления Владимира Путина, вряд ли справится с подобной нагрузкой.
Ведь в основе путинской стабильности лежала способность государства удовлетворить все конкурирующие группировки внутри элиты, одновременно повышая жизненный уровень населения. Короче, и овцы были сыты, и волки целы. Некоторых, наиболее агрессивных, волков из олигархической стаи, разумеется, наказывали. Но не потому что кто-то собирался пожертвовать интересами олигархии, а потому что своим поведением они представляли проблему уже для самой стаи.
В условиях мирового кризиса все обстоит иначе. Пряников сладких опять не хватает на всех. Обостряется борьба между группировками внутри элиты и одновременно усиливается социальный конфликт между верхами и низами общества.
В условиях надвигающегося кризиса государственные лидеры становятся неожиданно агрессивны, невероятно чувствительны к вопросам национального интереса и даже национальной гордости. Короче, они готовы лезть в драку даже по таким поводам, которые в иной ситуации не вызвали бы у них большого возбуждения. Однако войны начинаются обычно либо в период, когда кризис еще только назревает, либо в тот момент, когда он уже завершен или близок к завершению. К первой категории относятся Крымская, Англо-бурская и Первая мировая война. Ко второй — Русско-японская и Вторая мировая войны. Легко заметить, что российско-грузинский конфликт превосходно укладывается в ту же схему. Однако разрастание кризиса осенью 2008 года может оказаться спасительным для дела мира. Правящим классам ведущих держав уже не до международных конфликтов — они бьются с нерешенными экономическими вопросами.
Когда кризис еще только назревает, правительствам выгодно попытаться отвлечь внимание от него, переключив общественное мнение на международные события. К тому же военные расходы подбадривают экономику. Но после того, как кризис разразился в полную силу, такие методы уже не срабатывают: военное бремя накладывается на общее бремя кризиса, а военные предприятия теряют популярность.
И хотя нет причин забывать о необходимости борьбы против национализма и милитаризма (как западного, так и своего, доморощенного), можно надеяться, что углубление экономического спада спасет нас от новой войны. По крайней мере, на некоторое время.
Неолиберальная модель экономики, господствовавшая в России и по всему миру на протяжении прошедших лет, находится в состоянии распада. Впереди — острые социальные конфликты и политическая борьба. Либеральная оппозиция может попытаться использовать российский кризис, но не сможет предложить ничего конструктивного. Ведь ее собственная программа и философия терпят сейчас наглядное и очевидное крушение.
Казалось бы, идеальное время для подъема левого движения! Наш анализ подтверждается фактами, наши идеи могут быть востребованы, наша идеология способна дать ориентиры обществу, стремящемуся найти выход из кризиса. Но что происходит с самими левыми?
Одни прибились к либералам и возлагают все надежды на участие в «объединенной оппозиции», теряя собственное лицо и социальную базу. Другие поглощены сектантским самодовольством, до бесконечности пережевывая одни и те же верные формулы прошлого, и совершенно не желают думать о задачах практической политики сегодня. Третьи полагают, будто механическое соединение нескольких малочисленных групп автоматически приведет к появлению серьезной общественной силы.
К сожалению, ситуация, наблюдающаяся в России, отнюдь не уникальна.
Повсюду, где левые не в состоянии создать сильную политическую организацию, инициативу перехватывают крайне правые. Типичным примером является Австрия, где после синхронного краха ставших неотличимыми друг от друга социал-демократов и консерваторов избиратели отдали голоса партиям неофашистского толка. На родине Адольфа Гитлера «коричневые» сегодня получают 29 % голосов, отставая от социал-демократов всего на один процент. Результат примерно такой же, как в Германии 1928-1929 годов.
Совершенно иначе выглядит картина в самой Германии, где действует сильная и массовая Левая партия (die Linke). А во Франции сегодня опросы общественного мнения предсказывают, что новая Антикапиталистическая партия будет способна получить до 20 % голосов.
Вернемся, однако, к российской реальности.
Говорить о создании сегодня мощной левой партии у нас, увы, нет никаких оснований. Совершенно очевидно, что левое движение должно будет формироваться и оформляться политически уже в процессе кризиса. В этом нет ничего трагического, если только имеется политическая воля, направленная на то, чтобы сложился качественно новый, общественно значимый проект. Для такого проекта существуют социальные предпосылки. Накоплен опыт тесного взаимодействия левых со свободными профсоюзами. В процессе кризиса все больше людей проникается критическим отношением к капитализму — многие из них потенциальные активисты. Изменилось и настроение интеллигенции — либерализм давно вышел из моды.
Однако все эти возможности могут быть использованы лишь в том случае, если левое движение, отказавшись от бесконечного повторения абстрактных лозунгов и изящных теоретических идей, займется проблемами, волнующими общество сегодня. И в первую очередь — это вопрос антикризисной программы.
Огосударствление экономики происходит сегодня стихийно. Вопреки всем своим идеям, его вынуждены проводить все те же либеральные министры. Другого выхода у них просто нет. Но то, что мы видим сегодня, — огосударствление в интересах корпораций и частного бизнеса. Общественные средства используются для того, чтобы спасти собственников, оказавшихся в трудном положении. А использование активов частных компаний в качестве залога при получении государственных средств — не более чем прикрытие политики бюрократической благотворительности в пользу капитала.
Ответ должен быть гораздо более простым и радикальным.
Корпорации, обращающиеся за государственной помощью, необходимо национализировать. Если они хотели свободного рынка — пусть идут на дно по его законам. Если они не могут жить без государственной поддержки, значит, должен быть раз и навсегда отменен их статус частного предприятия. Корпоративные долги надо не оплачивать, а списать; полностью или частично — это уже вопрос тактики. Стабилизационный фонд и резервы Центробанка надо активно тратить сегодня, не дожидаясь, пока они сгорят в топке кризиса. Но не на выплату корпоративных долгов, а на строительство дорог и школ, модернизацию предприятий и научные разработки, переквалификацию кадров, повышение оплаты учителей, врачей и преподавателей вузов.
Нынешними правящими кругами такая политика принята не будет. Будут испытаны дорогостоящие полумеры, которые лишь усугубят кризис. Страх обидеть знакомых бизнесменов для чиновника значит куда больше, чем интересы трудящихся. Но углубление кризиса все равно поставит на повестку дня радикальные меры. Да, принять подобные меры сейчас значило бы смягчить остроту кризиса. Но принимать их будут лишь после того, как кризис достигнет пика, Стабилизационный фонд испарится, а от резервов Центробанка останется одно воспоминание. И все равно изменение экономического курса потребует политической борьбы, противостояния социальных сил и перемен в идеологии. Все это не происходит само собой. Исход кризиса зависит от того, какие будут действовать силы и насколько они будут эффективны.
История не раз демонстрировала примеры, как обладающее четкой политической перспективой и волей меньшинство в кратчайший срок превращалось в мощную силу. Но для этого нужна ясная политическая перспектива и сконцентрированная политическая воля. Проблема левых не в том, что они малочисленны, а в том, что у них нет сегодня ни того, ни другого. Нет даже понимания собственных задач и возможностей.
Выбор, который открывается перед нами — оставаться наблюдателями или стать участниками процесса. Но если мы хотим на что-то повлиять, нам предстоит радикально измениться самим.