Почти четверть века капиталистическая Россия упорно искала подходящую для себя «национальную идею». Судя по всему, наконец-то нашла. Это «национальная идея» охранительного консерватизма, сохранения любой ценой пресловутой «стабильности», являющаяся на деле хорошо знакомой банальной проповедью мира и согласия угнетенных и ограбленных с теми, кто довел их до такого состояния. В первых рядах проповедников такого рода «национальной идеи» весьма заметна супруга бывшего президента РФ, нынешнего главного единоросса и по совместительству председателя правительства РФ Светлана Медведева.
Выступая в сентябре этого года с пафосным докладом на открытии Евразийского женского форума в Санкт-Петербурге, мадам Медведева заявила, что «Россия никогда не пойдет на поводу у тех, кто идет на ревизию традиционных ценностей нашей цивилизации, на размывание того защитного слоя, которым культура, вера в бога и прочие национальные традиции защищают современного человека от агрессивной внешней среды».
Оказывается, вера в бога — это и есть отныне национальная традиция нашей страны. Смысл подобных заявлений предельно ясен.
В основанном на отчуждении и ежеминутно порождающем отчуждение капиталистическом обществе, особенно в условиях периферийного капитализма, в который наша страна ввергнута усилиями правящего класса и, не в последнюю очередь, стараниями супруга бывшей первой леди РФ, власть и деньги имущим трудно изыскать поведенческие образцы, опереться на моральные авторитеты, предъявить позитивные примеры, стиль жизни и приоритеты которых были бы приемлемы большинству граждан.
Вот и раздаются чем чаще, тем больше призывы следовать православным ценностям, опираться в практической деятельности, семейных и общественных делах на «жития святых» и «деяния угодников божиих». Довольно часто встречающейся разновидностью подобной «национальной идеи» является гипотеза о «симфонии» православного люда, власть и деньги имущих и их государства с Русской православной церковью Московского патриархата. «Симфонии», озарявшей-де своим чудесным звучанием просторы «Святой Руси», начиная с незапамятных времен, и приведшей-де к процветанию самодержавной монархии, будто бы злодейски умерщвленной «большевиками-богоборцами» при активном участии либо содействии забывших «ценности веры» и «искушенных бесами» русских мастеровых и крестьян.
Что же, давайте обратимся к некоторым фактам из истории нашего Отечества, дабы понять, откуда идут национальные традиции мадам Медведевой и её единоверцев и откуда — наши, принципиальных противников буржуазной власти, чем они отличаются друг от друга. В далеком 1551 году, ещё до появления на Руси патриаршества, в Москве заседал собор Русской православной церкви. Его постановления составили сборник из 100 глав. Отсюда и название «Стоглав», впоследствии перенесенное на сам собор. На соборе выступал царь Иван Грозный, были приняты многие важные решения, в частности, по предложению самого православного царя ограничен дальнейший рост церковного землевладения. Озаботился Стоглав и моральным обликом православного духовенства.
Женские монастыри, пишет историк русской церкви, член-корреспондент АН СССР Николай Никольский, «предпочитали отдавать свои вотчины в управление мужским монастырям вместо того, чтобы держать приказчиков. Монахини таких монастырей, не стесняясь, поселялись вместе с монахами в одном и том же монастыре, живя на годовые доходы. Совместное сожительство сейчас же приводило к обоюдному забвению обета воздержания; монахам не приходилось уже искать баб, имея под боком «христовых невест». Подобные отношения никого не смущали, стали бытовым явлением. Было найдено юридическое положение и для детей, рождавшихся от таких связей, — они оставались при монастырях в качестве монастырских рабов». Живая жизнь всегда возьмет верх над мертвой схоластикой и религиозными догмами, так что никоим образом не стоит осуждать людей, сохранивших в себе нормальные человеческие желания, но вряд ли вменяемый человек сможет не просто отказаться от своего ребенка, а превратить на веки вечные его и его возможное потомство в крепостных. Пришлось Стоглавому собору принимать по данному вопросу специальное решение.
Впрочем, Грозный думал не только о раздельном проживании под монастырской крышей: «Во всех монастырях держатся хмельные напитки, и монахи предаются пьянству, по кельям незазорно ходят женки и девки, а «робята молодые» живут там невозбранно». За полстолетия до Грозного тем же озаботился преподобный Иосиф Волоцкий. Правда, «робят молодых» он именовал «голоусыми отроками», полагая при этом, что «голоусые отроки» сии «для монахов еще опаснее, чем женщины». Преподобный Иосиф отмечал, что «за трапезой слышатся только неподобные речи и скверные слова, а драки между монахами и игуменом — самые обыкновенные явления», вполне возможно, что и на почве ревности. Собор, как водится, к царскому мнению прислушался. Однако и через сто лет после Стоглава ревнители истинно православной веры отмечали, что «аз же мню несть уже ни единого епископа, чтобы жил по-епископски, ни одного священника, чтобы жил по-священнически, ни инока, чтобы жил по-иночески, ни христианина, чтобы жил по-христиански; вси свой чин презреша» для того, чтобы «мерзостное и калное свое житие всем являти…»
Иван Грозный, обращаясь на Стоглаве к церковной верхушке, поставил вопрос «Достойно ли монастырям приобретать земли?»
Вопрос этот был вполне обоснован: уже к 1551 году православные монастыри успели завладеть примерно одной третью всех населенных крестьянами земель в центральных уездах страны. По итогам дискуссии царя с иерархами «основанием для монастырского землевладения была признана единственно функция монастырей как молитвенников за умерших, — отмечает Николай Никольский. — Поэтому все земли, черные и поместные, попавшие в руки монастырей за долги или неправильно записанные за монастырями, должны были немедленно быть возвращены прежним владельцам».
Надо сказать, что после смерти Грозного царя его преемники, опиравшиеся на «церковный авторитет» в борьбе за сохранение сословной помещичьей монархии и использовавшие «имя божие» для удобства эксплуатации своих подданных, отошли от линии Стоглава, сделав государственную — фактически со времён Петра Первого, который ввел синодальный принцип церковного управления и отменил институт патриаршества, — церковь крупнейшим собственником Российской империи. Когда Советская власть в 1919 году приняла решение о закрытии двух третей действовавших на тот момент монастырей, у них было изъято и передано в общенародное пользование более 900 тысяч гектаров земель, 4248 миллионов рублей монастырских капиталов, 84 завода, 436 молочных ферм, 602 скотных двора, 311 пасек, 1112 доходных домов, 704 гостиницы и подворья. На широкую ногу жили православные монахи, о которых Иван Грозный говорил на Стоглаве как о тунеядцах, многие из которых «постригались только покоя ради телесного».
Уже после смерти Грозного царя начались восстания и черносошных, то есть государственных, незакрепощенных, и монастырских крестьян против земельных захватов новых эксплуататоров – из Троице-Сергиевой лавры, Кирилло-Белозерского, Соловецкого монастырей. Самым же крупным оказалось восстание крестьян Иосифо-Волоколамского монастыря к западу от Москвы. Оно началось в ответ на мероприятия, вызвавшие активный протест крестьян. По данным, изложенным в монографии члена-корреспондента РАН Виктора Буганова, «инициатором хозяйственного начинания, имевшего своей целью сильное увеличение доходов монастыря, был келарь Мисаил Безнин, человек властный и крутой». Монастырский завхоз резво начал переводить крестьян с оброка на барщину – пускай смерды поработают на монастырской пашне! А чтобы ускорить процесс, той части православных, которая хотела продолжать платить оброк, его резко повысили – аж в три раза. Видимо, чтобы думали быстрее… Этими мерами Безнин не ограничился. Келарь Мисаил решил приумножить богатство духовных пастырей ростовщичеством. Монастырских крестьян принудительно заставили брать в монастырской казне деньги под невиданные тогда, да и сейчас, 33% годовых. «В 1591 году Безнин раздал крестьянам более 740 рублей. В следующем году он планировал вернуть с крестьян почти весь долг (около 710 рублей). Начиная же с 1594-1595 годов он надеялся получать ежегодно «и во веки» по 600 рублей чистой прибыли». Суммы по тем временам огромнейшие!
И тут-то и выяснилось, что такая «симфония» монастырским крестьянам совсем не по нутру. Они перестали работать на барщине и вносить оброк.
В ответ на угрозы и увещевания со стороны святых отцов перешли и к более активным действиям – отказались от всяких работ на монахов, начали бить приказчиков и ключников и самовольно вырубать монастырские леса. Тут-то и выяснилось, что «крутому и властному» Безнину ничего не остается сделать, как отступить. Уж больно большие убытки стала нести монастырская казна. В начале января 1595 года крестьян освободили от выплаты денежных ссуд и процентов. Увеличенные оброчные платежи за весь 1594 год отменялись; общий объем оброка снижался на одну треть по сравнению с платежами за предшествующее десятилетие. Временно отменили и барщину.
Через два года очередной аккорд «симфонии» прозвучал в Устюжском Прилуцком монастыре. Местные крестьяне разбили амбары, захватили монастырские хлеб и имущество и разделили их между собой. Восставшие связали игумена Авраамия, угрожая бросить в огонь его самого и других монахов. Пришлось игумену жаловаться царю: «Да и вперед, государь, те люди угрожают боем и грабежом и пожегом и всякими лихими делами хвалятся везде»…
Подобные факты были в те времена не единичны. Так же, как и впоследствии. Русские люди, не думая ни о каких «симфониях» с властью и церковью, «бросали смелый вызов гнету и насилию, отступали и погибали, но снова и снова поднимали знамя восстания против угнетателей». Так сложились те истинно русские нравы «борьбы за землю, за волю, за лучшую долю», те национальные традиции, от которых не стоит отказываться и сегодня. И уж точно не стоит о них забывать. Обязательно напоминая тем, кто не знает или сознательно игнорирует исторический опыт великого русского народа, пытаясь превратить нацию революционеров, борцов и героев в тупое стадо послушных, покорных и смиренных рабов.