Руководство ФНПР редко оказывается на переднем плане общественной дискуссии. Не потому, конечно, что лидеры официальных профсоюзов столь скромны и предпочитают держаться в тени. Просто у них очень редко обнаруживается собственное мнение, отличное от мнения правительства и старших партнеров из «Единой России».
Справедливости ради надо сказать, что критические высказывания со стороны ФНПР иногда всё же звучат, как это было во время дискуссии про «заемный труд», завершившейся невнятным компромиссом, с которым федерация на удивление легко согласилась. Но тогда речь шла не только об интересах трудящихся, но и специфических корпоративных интересах профсоюзов, ведь работники, которых одни компании сдают внаем другим, не вступают в профорганизации и взносов не платят. Вполне закономерно, что тут ФНПР никакой оригинальности не проявила — общая позиция является, по сути, обязательной для всех организаций трудящихся, официальных и альтернативных, в России и за её пределами.
Именно поэтому любое участие представителей ФНПР в содержательных дискуссиях по социальной политике становится своего рода событием.
Не потому, что вклад федерации является неожиданным и оригинальным, а потому что свидетельствует о чем-то выходящем за рамки обыденности. Как правило, такие выступления свидетельствуют о наличии разногласий в верхах. Эти споры вынуждают лидера ФНПР Михаила Шмакова и его ближайшее окружение так или иначе высказываться, занимая ту или иную сторону. И в данном случае интересно даже не само мнение официальных профсоюзов, а то, чью сторону они занимают.
На сей раз активность представителей ФНПР спровоцирована кризисом Пенсионного Фонда. Суть этой истории достаточно проста — не справившись со своими обязательствами, государство заморозило средства накопительных пенсионных фондов, а затем, когда после затяжной и крайне неприятной дискуссии «в верхах» эти средства правительство всё же решило разморозить, выяснилось, что они куда-то исчезли – растаяли. Единственный способ выкрутиться из этой неприятной истории состоит в том, чтобы окончательно закрыть тему пенсионных накоплений и средства конфисковать. Однако прямо и открыто говорить об этом не решаются. В том числе и по политическим причинам — ведь всё то же правительство на протяжении многих лет внушало гражданам, что именно внедрение накопительных пенсий обеспечит им благополучие в старости.
И ровно в тот самый момент, когда население более или менее этой мыслью прониклось, власти дают задний ход. Конечно, делается это вынужденно, но в том-то и беда, что признать свои ошибки чиновники и их друзья из «Единой России» категорически не желают. Вместо этого на роль виновников провала назначаются накопительные пенсионные фонды, которые якобы неэффективно используют полученные средства. Именно с этой мыслью выступил в «Российской газете» Андрей Исаев, являющийся по совместительству и профсоюзным функционером и одним из политиков первого ряда в «Единой России».
Забавно, что именно Исаев был одним из тех, кто на протяжении целого ряда лет решительно защищал пенсионную реформу, настаивая, что с ней нет никаких проблем.
Сегодня он же, выступая от имени «Единой России», настаивает, что накопительные пенсионные фонды «являются крайне ненадежным инструментом инвестирования средств».
Ситуация изменилась, и депутату нужно срочно сжигать всё, чему он поклонялся, а поклониться тому, что сжигал. Тут, конечно, всякого, кто знаком с биографией политика, подмывает вспомнить об его анархистской молодости или оппозиционном прошлом. Но, если честно, дело тут вовсе не в личности Андрея Исаева и даже не в том, что «колебаться вместе с генеральной линией» — наша давняя политическая традиция. В данном случае колебания Исаева отражают общую ситуацию ФНПР, неразрывными институциональными узами связанную с правительством и особенно с его социальным блоком, возглавляемым Ольгой Голодец. Если бы курс социального блока был иным (вернее, пока он был иным), иной была и риторика официальных профсоюзов.
Высказывания Михаила Шмакова в связи с пенсионным кризисом оказалось ещё более радикальным. Он назвал происходящее «государственным переворотом», хотя и не уточнил, в чем состоит преступление.
Обрушившись на министерство финансов, профсоюзный лидер высказал много вполне справедливых претензий, осудил попытки повысить пенсионный возраст до 63 лет и даже назвал проводимый этим ведомством курс антинародным. Однако странным образом эта вспышка праведного гнева случилась именно тогда, когда возник конфликт между министром финансов Антоном Силуановым и вице-премьером по социальной политике Ольгой Голодец. При этом для самой же Голодец, которая на практике проводит всё тот же неолиберальный курс, реализуя установки «жесткой экономии», у Шмакова не нашлось ни одного критического слова. Иными словами, лидер ФНПР выступил здесь не как борец за социальные интересы работников, а как верный вассал, бросающийся всеми средствами защищать своего патрона.
Верность и преданность — очень хорошие качества. Но не в отношениях между профсоюзными деятелями и министрами. Разница между официальными и свободными профсоюзами здесь просто бросается в глаза. Президент Конфедерации труда России Борис Кравченко тоже не в восторге от деятельности Минфина, но его позиция, как и позиция других представителей КТР, определяется самостоятельным анализом ситуации, а не установками «социальных партнеров» из правительства. Критикуя общее направление пенсионной политики, Кравченко обратил внимание на законопроект о приостановлении выплат пенсий работающим «богатым» пенсионерам, разработанный Министерством труда и социальной защиты РФ. Согласно этому предложению, пенсионерам, имеющим годовой доход свыше 1 млн рублей, пенсии выплачиваться не будут.
Законопроект явно направлен против высококвалифицированных работников: пилотов, авиадиспетчеров, моряков, шахтеров, работников добывающих отраслей. Представители этих специальностей есть и среди членов ФНПР. Но по вполне понятным причинам эти предложения не спровоцировали яростного возмущения ни у Шмакова, ни у Исаева. То же самое относится и к судьбе накопительной части пенсионной системы. Вне зависимости от того, насколько оправданным было решение внедрить в России накопительные пенсии, государство взяло на себя определенные обязательства и уже приступило к их реализации, которые теперь оно обязано выполнять:
«Следует помнить о том, что на сегодняшний день в накопительной программе участвуют десятки миллионов людей — простых работников крупнейших предприятий страны, являющих собой основу нашей экономики. Жонглирование их интересами неприемлемо».
Ту же позицию поддержал и другой лидер КТР, Игорь Ковальчук:
«С точки зрения нашего профсоюза, лишить их пенсий — шаг абсолютно нелогичный, потому что их отчисления в Пенсионный фонд, скорее всего, превышают по размеру те пенсии, которые они получают. Согласно документам Международной организации труда, допускается ставить в зависимость выплату пенсий от оставления той или иной должности, но только в том случае, если уровень такой пенсии достаточен для нормального проживания. Я очень сомневаюсь, что большинство наших пенсионеров получают пенсии, уровень которых достаточен».
Разумеется, для изрядной части граждан России свободные профсоюзы остаются всё ещё чем-то экзотическим, поскольку охватывают куда меньше людей, чем система ФНПР. Тем более, что в организации, составляющие КТР, надо вступать по собственной воле, часто — рискуя навлечь на себя гнев хозяев предприятия, тогда как ФНПР получила своих членов по наследству от советских профсоюзов так же, как помещик получал по наследству своих крепостных. И именно поэтому считаться с мнением рядовых членов организации за редкими исключениями в структурах ФНПР не принято. Куда важнее мнение корпоративных и правительственных патронов, которых для приличия называют партнерами.
Однако в условиях экономического и социального кризиса эта феодальная верность может обернуться большими неприятностями. Потому что наемные работники в России, хоть и отличаются изрядным терпением и добродушием, но всё же отнюдь не лишены разума. А потому вполне способны разобраться кто чего стоит. Тем более, что и низовые ячейки профсоюзов, входящих в ФНПР, тоже регулярно сталкиваются с пренебрежительно равнодушным отношением своего собственного высшего начальства. И если они естественным и закономерным ходом событий оказываются рано или поздно вовлечены в социальные и трудовые конфликты, то их раздражение неминуемо выплескивается не только на хозяев предприятий и правительственных чиновников, но и на «собственное» профсоюзное начальство, играющее с этими чиновниками в одной команде.
