События на Украине поставили в повестку дня российских левых вопрос о социальной составляющей право-радикальных движений, об их перспективах в свете успеха украинских националистов, чем дальше, тем больше усиливающих свои позиции в нынешней украинской власти и силовых структурах, о том, насколько «майданный» сценарий может повториться в России. Следует отметить, что попытка создать массовое движение обездоленных с социальными лозунгами, националистической идеологией и погромной политической практикой уже предпринималась в нашей стране. Ровно сто лет тому назад царское правительство пресекло подобные поползновения, доказав полную бесперспективность надежд скрестить направленный против помещичьего землевладения протест крестьянства с крайне правой политикой тогдашних черносотенцев. Разумеется, нынешняя РФ — не сословная монархия, однако суть механизмов самосохранения власть и деньги имущих изменилась с тех пор не так уж сильно, что делает эпизод из истории русской контрреволюции актуальным и поныне.
В отличие от большинства нынешних официальных «корифеев», зарабатывающих свой кусок хлеба с маслом на ниве «казённого патриотизма», многие советские историки не стеснялись ставить перед собой серьёзные проблемы, ответы на которые могли оказаться неожиданными и не всегда и во всем удобными для догматической интерпретации общественных наук. Так, немало интересных наблюдений и обобщений, касающихся деятельности буржуазных и дворянских партий Российской империи, в том числе и крайне правых, монархических, националистических, к которым в обиходе намертво прилипло наименование «черносотенные», сделали А.Я. Аврех и С.А. Степанов. В их работах на примере «казуса» архимандрита Виталия, наместника Почаевской лавры, объясняется, почему черносотенные партии и союзы так и не стали массовой силой, опирающейся на мощное низовое движение.
«Казалось бы, в стране с большим количеством мещанских и деклассированных элементов, легко поддающихся правоэкстремистской пропаганде, при общей темноте масс, веками одурманиваемых церковью и царистской идеологией, в условиях реакции и при мощной поддержке всего правительственного аппарата, черносотенное движение должно было вырасти в значительную силу, хотя бы на первых порах. Но этого не произошло. Спрашивается, чем объяснить столь быстрый и сокрушительный провал? — размышляет А.Я. Аврех. — Исключительно наглядный и убедительный ответ на этот вопрос даёт нам деятельность некоего архимандрита Виталия в юго-западных губерниях и Бессарабии».
Деятельность архимандрита Виталия стоит рассмотреть особо. Личный авторитет и умело поставленную социальную демагогию, понимание психологии масс сбрасывать со счетов никогда не стоит. Монархист и националистический депутат Государственной Думы В. В. Шульгин, «как волынский помещик, хорошо знавший наместника лавры Виталия, отзывался о нем в столь же восторженных выражениях, как и архиепископ Антоний: «Это был «народник» в истинном значении этого слова. Аскет-бессребреник, неутомимый работник, он день и ночь проводил с простым народом, с волынскими землеробами, и, действительно, любил его, народ, таким, каков он есть… И пользовался он истинной «взаимностью». Волынские мужики слушали его беспрекословно — верили ему». Архимандрит Виталий и иеромонах Илиодор сумели привлечь в Союз русского народа десятки тысяч крестьян, — констатирует С.А. Степанов. — Определяющим фактором роста Союза русского народа были национальные разногласия, имевшие экономическую подоплеку.
Черная сотня отнюдь не случайно сосредоточила основное количество организаций на западных и юго-западных окраинах. На первый взгляд великорусская пропаганда не должна была иметь успех в украинских и белорусских селах. Но в Почаевском союзе в 1906–1907 годах было 1155 сельских подотделов. В Бессарабской губернии в тот же период действовали 178 деревенских дружин Союза русского народа. В этих районах национальный вопрос имел экономическую подкладку. Дело было не только в антисемитизме, представлявшем собой извращенную форму социального протеста. В западных губерниях еще со времен Речи Посполитой оставались многочисленные владения польской шляхты. Черносотенный лозунг «Россия для русских!» воспринимался крестьянами как заявка на земли польских магнатов».
Неудивительно, что избранные в Государственную Думу депутаты-крестьяне, принадлежащие к крайне правым фракциям, в земельном вопросе и в отношении к столыпинской аграрной реформе занимали позиции, близкие левым, в то время как вожди черносотенцев рьяно защищали помещичьи привилегии, доказывая на деле, что сословное братство для них дороже национального, и оказывали рьяную поддержку вешателю Столыпину. Монархисты не скрывали того, что им «польский помещик ближе, чем русский крестьянин», а неизбежность обезземеливания части крестьян в ходе столыпинской реформы их ни капельки не волнует: «И скатертью им дорога, пусть уходят», пополняют армию городских неимущих пролетариев. Не добившись ничего полезного для интересов крестьян посредством парламентской работы, многие черносотенные активисты попытались перенести после 1907 года центр своей деятельности в низовые организации «Союза».
Особенно активной оказалась направленная против польских помещиков печатная и устная пропаганда почаевских черносотенцев. Бесплатно раздаваемая и издаваемая большими по тем временам тиражами литература, усиленная красочным и доходчивым «пастырским словом», находила живой отклик в крестьянской среде. Крестьяне отказывались от производства работ на землях помещиков-поляков, внесения арендных платежей, исполнения прочих повинностей. Искры, запущенные почаевскими черносотенцами, начали разгораться в большой пожар аграрных волнений, потихоньку перекидываясь с польских имений на русские и украинские. Уже в 1913 году в документах Департамента полиции зазвучали тревожные для властей нотки: крестьяне села Каракуя Бендерского уезда под влиянием черносотенной агитации отказались платить налоги, а в селе Михалкове Бессарабской губернии «пришлось арестовать двух членов Союза русского народа, как агитаторов по аграрному вопросу, имевших целью установить произвольную плату и ограничить помещиков в праве распоряжения собственной землей».
Власти перепугались не на шутку, и было от чего: «в пределах Хотинского уезда образовалась сеть отделов Союза русского народа, членами которых являются в большинстве крестьяне, имеющие самое смутное понятие о задачах и целях союза и ожидающих от участия в нем практических для себя выгод, почему при тяжелых местных аграрных условиях почаевские отделы стоят на скользком пути, имея ясные оттенки крестьянских союзов», а на землях Киевской губернии обстановка стала и вовсе угрожающей для местного дворянства: «В начале текущего 1913 года в Васильковском уезде члены Союза русского народа стали объявлять крестьянам, что лица, вступившие в союз, вправе предъявлять требования к крупным землевладельцам о предоставлении в их владение части помещичьих земель и могут безвозмездно пользоваться помещичьим лесом для отопления своих жилищ, устанавливать цены на рабочие руки и не вносить причитающихся казенных сборов и налогов. В Липовецком же уезде члены союза внедряют в крестьянскую массу мысль о праве поселян на владение помещичьей землей, а также на самостоятельное разрешение всех общественных дел и возникающих вопросов, побуждая крестьян к неповиновению властям. Некоторые из членов союза разъезжают по отдельным населенным пунктам и там распространяют свои идеи, причиняя неправильным толкованием заботы должностным лицам при взыскании казённых и других сборов. В результате такой деятельности означенных пропагандистов сельские жители составили об организации Союза русского народа неправильное понятие, как о движении исключительно крестьянском, долженствующем быть враждебным помещикам и местным органам власти…»
Как написал 18 января 1914 года обер-прокурору Синода В.К.Саблеру министр внутренних дел Н.А. Маклаков, деятельностью почаевских черносотенцев «не только возбуждается недоверие к правительству и проводимым им мероприятиям, но и даётся надежда крестьянам увеличить площадь своего землевладения за счёт принудительно отчуждённых земель польских помещиков». Царский министр увидел, что пропаганда архимандрита Виталия является «причиной агарных брожений и сеет классовый антагонизм, угрожающий экономическому положению Юго-Западного Края и Бессарабии, благосостояние которых в значительной степени зависит от отношения крестьян к владельцам интенсивных хозяйств», и предложил церковному начальству надавить на архимандрита с целью прекращения аграрной агитации, ибо «установлено, что брожение обычно начинается в тех местностях, где открываются отделы Почаевского Союза русского народа».
Наибольшей остроты столкновения крестьянских отделов Союза русского народа с помещиками и властями достигли в Подольской губернии, где среди черносотенцев было особенно много бедняков и малоимущих. Как отмечает С.А. Степанов, «весной 1914 года, в самый разгар полевых работ, крестьяне-союзники Ольгопольского уезда отказались выполнять работы в помещичьих экономиях меньше чем за рубль в день. Сообщение об аграрной забастовке, вызванной Союзом русского народа в Подольской губернии, было перепечатано многими столичными газетами. Особо отмечалось упорство крестьян, не поддававшихся ни на какие уговоры: «…стойкость забастовщиков проявляется не только по отношению к частным землевладельцам, но и к администрации казенных земель, которой «союз» не отпускает «своих» рабочих дешевле, чем за 1 рубль в день»…
Уже через несколько дней дело дошло до вооруженных столкновений. Когда в село Вербку-Чечельникскую прибыл земский страховой агент для переоценки крестьянских строений, местные жители не допустили его в село, объяснив, что земство определило непосильное для них обложение. В село отправились местные полицейские чины». Порядка тысячи крестьян оказали сопротивление. Лишь с прибытием подкрепления из соседних уездов «29 апреля 1914 года конный отряд вошел в село и арестовал зачинщиков. Вооружившись палками, крестьяне пытались отбить арестованных. Несколько человек, собравшихся у потребительской лавки Союза русского народа, призывали толпу перебить стражников из ружей. В конце концов конный отряд «рассеял толпу». Власти приняли энергичные меры для пресечения подобных инцидентов».
23 мая 1914 года, сообщает А.Я. Аврех, министр внутренних дел направил указания киевскому, подольскому и волынскому генерал-губернатору Ф.Ф. Трепову с требованием «принять самые решительные меры» к недопущению подобной деятельности почаевских союзников, вплоть до закрытия провинившихся отделов и с уведомлением об этом министра внутренних дел». 31 мая Трепов доложил министру о «принятии самых решительных мер к прекращению угрожающей общему спокойствию деятельности местных отделов «Союза русского народа»…, что и было исполнено. На этом попытки аграрной агитации со стороны архимандрита Виталия были прекращены».
Очевидно, попытка российских крайне правых выдать себя за выразителя и защитника социальных интересов широких народных масс, в данном случае крестьянских, в условиях тогдашней России, где вопрос ликвидации помещичьего землевладения был ключевым для дальнейшего развития страны, определяющим степень поддержки той или иной политической силы со стороны абсолютного большинства трудового народа, была обречена на провал. Отстаивая классовые интересы помещиков, защищая дворянское и монастырское землевладение и неограниченную власть «первого помещика» страны в лице православного царя Николая Кровавого, вожди черносотенных организаций не могли пойти даже на сулившую несомненные и скорые тактические выгоды аграрную агитацию в низах.
Связь с правящей бюрократией и придворной камарильей не только несла черносотенным организациям полицейское прикрытие их деятельности и практически неограниченное государственное финансирование из «рептильных фондов» Департамента полиции, но и накладывало серьёзные ограничения в выборе политической линии, агитации и пропаганде. Отказ от социальной демагогии не давал возможности расширить социальную базу черносотенного движения, сделать его подлинно массовым, укорененным в народе, а ведение её, как показала неудача архимандрита Виталия, заканчивалось конфликтом с властями, на что вожди черносотенцев идти не желали, да в силу своей классовой природы идти всерьёз и не могли.
