Современный музей должен начинаться с уютного кафе. Это усвоили, кажется, все: и сами музейщики, и посетители. Выработался новый ритуал: вначале в музейном кафе можно зачекиниться (I’m at museum of и далее по тексту with 3 others), затем заказать себе яблочный штрудель с корицей и грецким орехом, сделать фотографию штруделя на фоне билета в музей и выложить ее в инстаграм. Очевидно, что когда дело доходит до осмотра самой экспозиции, от штруделя уже очень хочется спать, да и домой пора.
Многофункциональность, к которой сейчас стремятся все культурные институции, рассчитана в первую очередь на увеличение количества посетителей-потребителей. Эффективный менеджмент работает, оставляя позади главное, ради чего все это делается. Посетитель, побывавший де-факто в музее, не усваивает предоставляемый контент, он отмечается в форсквере и уходит «чистым как белый лист». Пока я работала в музее, мне не раз приходилось наблюдать, как экспозицию просматривали за 10-15 минут. И если выставку фотографий еще возможно облететь за столь короткое время, то гравюры Дюрера с подробными комментариями к каждой из них, изучить нельзя. Однако многие посетители, приостановившись на долю секунды у каждой гравюры, с вдумчивым видом переходили к следующей. Сознание современного человека часто оказывается неспособным к восприятию подробной информации по какому-либо предмету. Незаметно поход в музей становится моментально проскальзывающим событием ленты новостей в фейсбуке.
Свою роль в возникновении ритуала потребительского посещения музея сыграл феномен «третьего места» в Москве. Так и хочется сказать социальным сетям и средствам массовой информации: «Перестарались». Бесконечное нытье по поводу того, что в Москве совсем некуда сходить, негде пообщаться, было услышано, и «третьим местом» внезапно стало все: библиотеки, театры, кинотеатры, книжные магазины, кафе, коворкинги, ну и музеи. За счет чего они стали «третьими местами»? Как раз за счет того, что в них можно поесть яблочный штрудель, зачекиниться и при этом выглядеть не праздным денди, а интеллектуалом. В конце концов, неважно, что ты не запомнил сюжета ни одной из гравюр серии «Апокалипсис». Оценки «крутая выставка, и как в тему, апокалипсис все же» будет вполне достаточно, чтобы произвести впечатление и инспирировать знакомых тоже посетить выставку. И вот, методом «сарафанного радио» информация о «крутой» выставке постепенно распространяется: ретвиты, перепосты, новости информагентств и модных сми, и какая-нибудь экспозиция становится местом, которое неприлично не посетить. И хорошо, если «в струю» попала важная выставка, но случается это далеко не всегда. Смотреть на «упоротого лиса» пойдут охотнее, чем на альбомы Казакова. И дело не только в том, что «упоротого лиса» легче «понять», а в том, что хитрый лис появляется во всех потоках информации гораздо чаще, чем Казаков.
«Я встретила вчера на вернисаже одну свою подругу, она известный современный художник, мы с ней выпили, мило поговорили и решили, что будем участвовать в конкурсе N, правда мы еще не придумали, что будем делать». Или так: «Познакомились вчера с женой режиссера N, можно будет с ними сделать что-нибудь интересное».
Таких историй, работая в музее, я услышала массу. На вопросы: «Как вы будете участвовать, если еще не придумали ничего?» или «Причем здесь режиссер N и его жена?» ответом было: «А почему бы нет?»
Между тем, эти истории мне кажутся показательным примером того, как происходит организация многих культурных проектов, музейных в том числе.
Дело в том, что те, кто находятся по другую сторону музейной жизни, часто не готовы к созданию интересных и серьезных проектов.
Музейных сотрудников можно условно разделить на две группы: исследователи и менеджеры. Исследователи — это люди, занимающиеся наукой всю жизнь, они работают с фондами музеев и не имеют ни интереса, ни часто даже представления о том, что происходит с экспонатами за пределами хранилищ. Они не ходят на открытия выставок, не заинтересованы в том, чтобы их музей узнавало больше людей. Это люди, знающие очень много, но почти всегда не готовые передавать знания, создавать концепции, доносить до посетителей важную информацию. Менеджеры чаще всего оказываются тусовщиками, которые благодаря своей общительности, бесконечным походам по вернисажам и личным связям разрабатывают за бокалом вина проекты, которые иначе как случайными и сомнительными назвать нельзя. Музейный мир полон ощущения духоты и замкнутого круга, когда большинство выходов к качественным идеям и возможностям их реализации перекрыт.
Создается ощущение, что и со стороны тех, кто предоставляет нам возможность ходить на выставки, и со стороны тех, кто ходит на них, нет особого рвения к познанию, анализу, созданию и созерцанию важных идей, к тому, ради чего создавались культурные пространства. Кажется, будто каждая из сторон пытается убедить себя, что есть смысл в том, что она делает.
«А смысл?» — спрашиваю я.
«А почему бы и нет?» — отвечают мне.
