14 ноября, оказывается – день социолога. Есть день шахтера, день строителя, день учителя, а есть еще и день социолога. 14 ноября, в 1901 году в Париже была открыта Русская высшая школа общественных наук, которую некоторые считают первым в истории мировой науки социологическим факультетом. Лекции в этой школе читали ведущие социологи и политики России: М. Ковалевский, Н. Кареев, Е. Де Роберти, и др. С 1994 года этот день регулярно отмечается на факультете социологии Санкт-Петербургского университета и постепенно становится общероссийским.
Как известно, Огюст Конт поставил социологию на вершину иерархической лестницы наук. Он считал, что для человека нет ничего важнее изучения своей собственной жизни, общества, в котором он живет. И чтобы хоть что-то суметь в этой жизни исправить, улучшить, нужно изучать социальную реальность, а не строить проекты и не рассуждать о том, как надо. Нужно знать, как есть.
Вроде бы сейчас все это понимают. Социологические исследования в моде. По крайней мере, были в моде до кризиса. Сейчас из моды они, может быть, и не вышли, но платить за них стали значительно меньше и реже.
И все же любой уважающий себя кандидат в депутаты чего угодно должен иметь в штабе социолога или заказывать исследования социологическим агентствам. Уважающие себя компании обязательно имели маркетинговый отдел, некоторые их сохранили и сейчас. Это, кстати, логично: когда все и так хорошо продается, зачем вам маркетолог? Вот когда продается плохо, тогда он и нужен, вдруг поможет? Правда, насколько я знаю, помогает редко. Уважающие себя политики непременно ссылались и ссылаются на социологические опросы. То есть получается, что социология – очень уважаемая наука.
Тем не менее, многие понятия не имеют, зачем и кому нужна эта самая социология.Нянечка в больнице, где я лежала с ребенком, узнав, что я преподаю социологию, удивленно протянула: «Ну чем только люди не занимаются!» Выразилась она еще резче, то есть не одобрила такое странное и непонятное занятие. Конечно, нянечка – не эксперт, но скажи я, что преподаю физику или математику, на худой конец, русский язык, она бы меня поняла и одобрила бы. А так я вернула ее доверие, только когда помогла с уборкой.
Нужно сказать, что нянечка во многом выразила реальное отношение к социальным наукам, в котором не все признаются, но в душе разделяют. Например, все знают, что могут быть способности к математике, физике, склонность к естественным наукам. Может быть чувство языка или писательский дар. А что такое способности к социологии?
Обычно если человек не может решить простейшее уравнение или путает ватты и вольты, все снисходительно говорят, что у него «гуманитарные склонности». Даже если он не может запомнить, как зовут героя романа «Евгений Онегин», питает отвращение к истории и не отличает экспрессионистов от импрессионистов. Гуманитарная одаренность автоматически приписывается старательному ученику, не обладающему склонностью к математике и естественным наукам. Имена и даты он, в конце концов, выучивает, привыкает добросовестно повторять фразы из учебника обществознания и скоро сам начинает верить, что у него «гуманитарные склонности».
На самом деле, гуманитарная одаренность – вещь еще более редкая, чем математическая, чем способности к физике или исключительные спортивные данные. Это не просто склонность к анализу, это способность наблюдать, анализировать и чувствовать одновременно, «вживаться» в ситуацию, оставаясь при этом над ней, анализируя и сопоставляя информацию. Недаром Макс Вебер говорил о социологии, а Чарльз Райт Миллс писал о .
У французского социолога Даниеля Берто есть мысль, что существует некое третье пространство между естественными науками и литературой, которое обладает «своим собственным режимом истины», особое пространство интерпретации фактов, явлений реальной действительности, в котором воображение может развиваться совершенно свободно, не мешая, а помогая анализу. Вот в этом третьем пространстве и находится социология. Она требует от исследователей соединения несоединимых, на первых взгляд, вещей: беспристрастного анализа и интуиции, живого чувствования, умения обобщать и классифицировать различные явления и в то же время чутко реагировать на нюансы и оттенки жизни.
Муж моей сестры, профессор биологии американского университета, все время повторяет шутку, что науки делятся на естественные, неестественные и противоестественные. Социология, конечно, попадает в неестественные. «Нужно описывать факты – и все станет понятно». Мне бы уверенность моего зятя в том, что где-то спокойненько лежат себе факты о нашей с вами жизни, которые нужно просто взять и описать…
Фактами, конечно, пренебрегать не стоит. Но что принять за факт, описывая социальную реальность? Вот, например, вы зашли в кафе и начали подробно и старательно описывать всё, что там видите. И посетителей, и официантов, и убранство столиков, и музыку. Не упускаете ни одной детали, строго следуете фактам. Но пока вы все скрупулезно описываете, одни посетители уйдут, другие займут их места, на столиках появится другая еда, официанты могут смениться. А если вы, увлекшись детальным описанием абсолютно реальных фактов, промедлите, кафе и вовсе может закрыться. Вы можете воссоздать реальную ситуационную картинку, но чтобы описать ее как , нужно ввести понятия, находящиеся за границами этой конкретной ситуации (определить, что такое кафе, где оно находится, к какому классу принадлежит, что за день, какой тип посетителей и т.д.). При этом, определяя необходимые понятия, вы должны исходить из своего понимания ситуации, иными словами, иметь некую концепцию социального развития, социального явления.
В этом и трудность социологии. Можно проверить точность приборов и определить их надежность и разрешительную способность. А как все это сделать, если прибор – это ты сам? Вот про кафе вроде все понятно, а сколько социологических исследований сделано по такой логике! Срез, фотография, причем настолько точная и детальная, что… изображает то, чего уже нет.
Правда, наука не была бы наукой, если бы всё решали приборы. В любой науке, чтобы интерпретировать факт, нужно выйти за его пределы, поместить его в систему других фактов, а создать такую систему можно только на основе определенной концепции. И все-таки в естественных науках эксперимент позволяет не только получать, но и проверять полученную информацию.
Беда социологии в том, что возможности эксперимента в ней ограничены. Да и вообще социологический эксперимент имеет особенности. Например, так называемый эффект Хоторна. Он означает, что люди начинают вести себя иначе, если знают, что участвуют в эксперименте, если знают, что за ними наблюдают. Очень сложно поэтому (почти невозможно), провести контрольный эксперимент, проверить данные. Все-таки люди – не микробы.
Еще одна беда социологии – идеологическая заданность исследования. Казалось бы, можно воспользоваться математикой, она все расставит по местам, благо математические методы анализа разработаны. И никакая идеология не пробьется, все будет точно, как в аптеке. Но я сильно сомневаюсь в подобном всесилии математики (хотя по образованию я – экономист-математик). Не убеждают меня заявления некоторых исследователей, что можно «обсчитать» данные – и все станет ясно само собой, даже если вы заранее никакой гипотезы и концепции не имели.
Я не устаю повторять моим студентам, что математика – только мельница, что засыплешь, то и смелет. А то, что засыпается, определяет исследователь, больше некому. Я часто говорю им, что Нобель отказал математикам в премии не из-за романтической истории, а просто потому, что не считал математику наукой, приносящей практическую пользу. Не помню, где я прочитала такое объяснение, но мне оно показалось гораздо достоверней, чем история про женщину, которую Нобель якобы не поделил с каким-то математиком. Как-то не верится – не тот масштаб.
Социологию Нобель, правда, тоже не уважил.
И все же я прекрасно знаю, что есть не просто идеологически заданная, идеологически скорректированная, а просто социология. Если простыми словами, без эвфемизмов – наукообразное вранье. Обыкновенная манипуляция данными (причем еще на стадии сбора) для доказательства того, что нужно. Да, заказные социологические исследования есть, но мне трудно вообразить себе заказной интеграл. Или идеологически скорректированное дифференциальное уравнение. Но тут уже вспоминается классическое: «Если бы геометрические формулы задевали интересы людей, они бы оспаривались страстно» (Томас Гоббс).
Однако недобросовестность некоторых исследователей не может доказать, что сама область знаний не имеет права на существование. Если долгое время считалось, что Земля стоит на трех китах, это не означает, что астрономия – лженаука.
Правда, не легче мне представить Андрея Фурсенко, который заказывает, например, мне, экспертизу реформы образования и на основании выводов о несостоятельности и губительности этой реформы прекращает ее. Даже если это буду не я, а целый конгресс социологов, да и сам господь бог в роли главного исполнителя, этого никогда не произойдет.
Всем хочется, чтобы ездили машины, летали самолеты, звонили мобильные телефоны. Но всем ли и всегда ли нужна правда об обществе, в котором мы живем? Например, зачем знать причины и участников социального протеста: для того чтобы найти эффективные методы подавления, чтобы предотвратить взрыв популистскими мерами, или чтобы искоренить сами причины?
Математика или химия могут позволить себе бесстрастие, беспристрастие и политическую нейтральность. Социология – нет. Но политическая определенность, классовая сущность социологической идеи – это одно, а идеологическая предвзятость, которую нужно избегать, тем более ложь ради денег заказчиков – совсем другое.
Но все же, сколько интересного и неожиданного можно открыть, внимательно и чутко «вживаясь» в хитросплетения социальной жизни, вытаскивая факты и закономерности и опять погружаясь в живую, еще не проанализированную, не классифицированную жизнь, но уже с новыми знаниями, владея более совершенными методами. Методы и концепции совершенствуются, инструмент же у социолога всегда один – его голова. И еще, кстати, совесть, и ответственность, и воображение, и интуиция.
Социальное познание – очень хитрая и тонкая штука, поэтому с ним получается сложнее, чем с познанием природы. Познавать себя всегда сложнее, чем посторонний для тебя объект. Поэтому социология не может похвастаться такими успехами, как физика, химия или астрономия. Но без нее все равно люди не смогут сделать главного – понять, как организовать свою жизнь, как справиться с социальным неравенством (если решат, наконец, окончательно, что нужно справляться), как разрешать социальные конфликты, как использовать ресурсы разумно, не разоряя свою планету. Ресурсы – это вроде по части экономики, но она со многими вопросами без социологии справиться не сможет, когда речь идет об отношениях между людьми, социальными группами и слоями.
А без решения социальных вопросов достижения химии, физики и астрономии могут и не пригодиться. Более того, если люди не организуют, наконец, свою жизнь разумно, многие технические штучки окажутся опасными. Если их будут использовать не так и не те. Так нужно разобраться, что это значит – «так» и «те»! Выходит, социология нужна, и она вполне заслужила свой профессиональный праздник. Будем надеяться, что социологи его тоже заслужат.