ЕСФ – немаловажное событие, и о нем нужно писать и много. Но писать две статьи подряд как-то не принято. Однако мне очень хочется поделиться соображениями, которым Европейский Социальный Форум в Мальмё позволил, наконец, кристаллизоваться, оформиться, вербализироваться. Речь идет о пресловутом противоречии Востока и Запада, демонизированном многими исследователями и публицистами некоем «цивилизационном проклятии России», ее якобы исторической «азиатчине» или – в другой интерпретации и ином политическом аспекте – о принципиальном непонимании западными левыми специфических проблем восточноевропейских движений. Вот о сути этих «проклятий» и «противоречий» я и задумалась, обобщая свой опыт участия в европейских социальных форумах, конференциях Американской Социологической Ассоциации и других международных встречах.
Забавно, что помимо наблюдений, становящихся основой теоретических выкладок, у меня накапливается багаж впечатлений, случаев из жизни, которые как бы иллюстрируют сакраментальное высказывание Р. Киплинга, что Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись. Правда, Запад и Восток у Киплинга – это не Запад и Восток Европы, ну да ладно. Все равно иллюстрируют.
Для начала – смешная картинка. Мы с детьми на отдыхе, в Болгарии, на яхте. На яхте происходит так называемый пикник «все включено». Еды немного, включены в основном спиртные напитки. Мы с детьми попали сюда случайно, нас заманивали всего лишь на часовую рыбалку.На яхте преимущественно русские и украинцы, правда, проживающие по всей Европе, но, тем не менее, этническую идентификацию не сменившие. Славяне, включая и болгар, владельцев яхты, отдают должное спиртному. Неожиданно к ним присоединяется молодой голландец. Экзотики захотелось, наверное. Долго он, конечно, не выдерживает, я с ужасом и жалостью наблюдаю, как он то краснеет, то бледнеет, то почти теряет сознание. Умоляю его остановиться. «И правда, – говорит по-русски пожилой болгарин, обращаясь к русской компании, – надо бы сложить в тень – а то он тянется за и совсем сомлел». Вдали мы видим американский военный корабль: Болгария нынче – член НАТО.
Совсем недавно на вечеринке TNI в Мальме мы с хорватом Алексеем Скирой и его молодым коллегой обсуждали, насколько преодолимы противоречия внутри европейского левого движения, насколько западные европейцы способны понять, например, что такое режим выживания, характерный для эпохи рыночных преобразований в России и Восточной Европе. Обсуждали различие моделей социального поведения в различных сферах: политической, профессиональной, семейной. Мне легко было говорить с Алексеем: и английское произношение у нас схожее, и социальный опыт, и что-то еще очень важное – точка обзора, что ли. Серьезное обсуждение мы скрашивали неплохим красным вином. Вино на вечеринке оказалось в дефиците, но нас это не касалось: официант был хорватом и снабжал нас вином «из-под полы». Славянское братство.
Мой первый ЕСФ – Флоренция, 2002 год. Очень серьезный член оргкомитета предлагает мне заполнить анкету. В графе «пол» три варианта (!): женский, мужской и другой. Я интересуюсь, что означает этот другой пол. Без улыбки и смущения итальянец объясняет мне, что другой, не мужской и не женский, пол у человека может быть тогда, когда он родился мужчиной, а чувствует себя женщиной, и наоборот. Мобилизовав свое знание английского, я отвечаю: «А что писать, если я родилась женщиной, а по жизни чувствую себя лошадью?» Итальянец раздражается: «Ты русская? – обличающее спрашивает он. – Только русские способны смеяться над такими серьезными вещами». По-моему, он обиделся на мою политическую некорректность. Жаль, я всего лишь хотела его рассмешить: он был так молод и так удручающе серьезен.
Европейская Подготовительная Ассамблея (подготовка ЕСФ) в Киеве, 2008 год. Мы с Аллой Глинчиковой из ИГСО, чехом Миреком Прокешем и Матиашем Бенеком из Венгрии обсуждаем неэффективную работу программного комитета ЕСФ, нежелание членов программной группы прислушаться к левым из Восточной Европы, предоставить им больше возможностей для влияния на программный процесс. «Им так хорошо друг с другом, – говорит Алла о членах программной группы, преимущественно французах и итальянцах, – что они готовы никогда не отрываться от своих компьютеров, обсуждая на своем особом английском то, что обсуждают уже много лет. Они бы не поняли активистов из Белоруссии, Украины и России, даже если бы те говорили по-английски как профессора Оксфорда. У них разный словарный запас». «Мы и они» – эта тема все больше звучала в наших рассуждениях. Наше выступление против методов программного комитета выглядело как «восточноевропейский бунт», этакий крик загадочной славянской души.
Но не все так просто и очевидно. Выступление шведа Торда Бьёрка из Швеции было не менее темпераментным, чем наши, вообще оно было очень русским и по стилю и по содержанию. Итальянка Рафаэлла Болини из ARCI хоть и упрекала нас в том, что мы «эксплуатируем образ жертвы», тем не менее, прекрасно понимала наши проблемы. Нет, не так. И Торд, и Рафаэлла вообще не воспринимали кризис в работе программного комитета Социального Форума только как исключительно восточноевропейскую проблему. Они понимали, что дело совсем не в том, учитывается или не учитывается та или иная специфика. Дело в тенденции, которая все больше обозначается в работе социальных форумов. Очень уж кому-то хочется разделить круг проблем и вопросов, терминов и подходов для их обсуждения на «главные», «правильные» и «побочные», «неправильные», в лучшем случае «специфичные». Но, положа руку на сердце, скажите, причем здесь проблема ментальностей, цивилизационных различий? Не кажется ли вам, что проблема – просто из другой оперы?
В ноябре 2007 года я присутствовала на совещании сети East-West. Это постоянно действующий проект, организованный левыми фракциями Европейского парламента. Меня поразило, насколько трудно мне было объяснить специфику проблем сопротивления неолиберальным реформам социальной сферы, в частности ЖКХ, в России. Алла Глинчикова подняла вопрос, что национализация не всегда является выходом для России, спасением для социальной сферы, гарантией реализации социальных прав в силу коррумпированности российского государства. Я говорила о том, что схемы решения проблем общества, работающие на Западе, не годятся для России и Восточной Европы в силу определенных социально-экономических и политических условий. Другой уровень социальной ответственности, другой социальный и политический опыт, иные стандарты экономического поведения. Но даже если участники совещания со мной соглашались, я понимала, что они воспринимают эти различия как специфику. Дескать, с развитием капиталистических отношений у нас мы станем такими же, вот тогда-то проблемы и их решения не будут различаться. Но историю не изменить, социальный опыт не отбросить, он будет, конечно, меняться и преобразовываться, но унификации социально-политической ситуации не произойдет. У России и Восточной Европы свое место в международном разделении труда, своя история, свои модели социального поведения.
Но ведь немцы из бывшей ГДР нас понимали и поддерживали! Это тоже восточный менталитет? То есть у восточных немцев (бывших, заметьте) менталитет восточный, а у западных – западный? Нет, просто в рамках Восточной Европы, политических, а не географических, мы пережили особый опыт, который и позволяет нам иначе смотреть на нынешнюю ситуацию. Понимание сущности социальных проблем все же никак не связано с национальностью. Понимает же меня француженка Карин Клеман, социолог, активист, директор Института «Коллективное действие». Она рассказывала, что не раз замечала в своих исследованиях, как различаются принципы мобилизации людей в протестных движениях в России и в Западной Европе. На Западе, рассказывала Карин, легче поднять людей общими лозунгами, в России (Карин говорит о России «у нас») протест складывается в основном вокруг конкретной, насущной и понятной проблемы. Конечно, годы социальных деформаций, ломки социальной структуры в России наложились на то, что все общие слова и лозунги девальвировались, потеряли для людей смысл. Это-то как раз, я думаю, обстоятельство преходящее. Но оно, во-первых, требует сегодня от левых активистов совершенно новых форм работы с населением, новых подходов к агитации, особого языка, не повторяющего когда-то найденные (пусть даже прекрасные и емкие) формулировки. Во-вторых, само преодоление этих обстоятельств – неприятия принципиального социального протеста, излишнего доверия к государству, отторжения общих лозунгов – рано или поздно породит совершенно особые социальные институты и формы, отличные от западных. Пусть даже вывод возможен один, но к нему придут другие люди, другими путями и с другим опытом. Именно это принципиально в дискуссиях с западными товарищами: дело не только в том, чтобы понять нашу специфику, дело в том, чтобы освоить наш особенный опыт, который никуда не исчезнет со временем, как подростковые прыщи, а все время будет проявляться в конфигурации тех или иных социальных явлений и процессов. Именно содержание социально-экономических и политических проблем по-прежнему формирует сегодня границы между Западной и Восточной Европой невзирая на позиции руководства восточноевропейских стран и членство в разных блоках и союзах. Выступая в Мальмё на семинаре по проблемам женщин и женского движения, полька Беата Груджинска сказала: «Польша по характеру социальных проблем и противоречий, даже будучи членом Европейского Союза, является страной Восточной Европы. Это вопрос не географии, а реальности».
Непонимание между различными группами и течениями в левом движении – также проблема не географии, а политики и истории. В конце концов, границы между бедностью и богатством, гуманностью и жестокостью, справедливостью и несправедливостью, законом и произволом тоже на карте не отмечены. Мировой капитализм, кстати, весьма успешно использует своеобразие каждой из втянутых в глобальную экономику стран как средство для достижения единой заветной цели – прибыли. Консолидация протестного движения в Европе не может происходить как уничтожение различий, она может и должна проходить только как усвоение, освоение многообразия. Обсуждение различий и противоречий поэтому – не проявление политической некорректности, а необходимый элемент рабочего процесса. В конце концов, внутри каждого движения ведь не все едины, далеко не всегда легко могут договориться. Особенно когда нужно принимать непростые решения, искать границы возможных компромиссов, выходить из тени и брать на себя ответственность. Ох, как хочется гордо сказать «есть два мнения: мое и неправильное», не поступаться принципами и почить на лаврах собственной принципиальности! Ничего при этом не делая. Менталитеты и цивилизации тут не при чем, картинка-то интернациональная.
Мы разные, но границы между нами не сложены из кирпича и не отмечены на карте. Каждый из нас – продукт своей истории, национальной и личной, но мы не безвольные функции, выбор всегда за нами. И то, как и во имя чего сделан этот выбор, важнее менталитета, традиций и цивилизационных особенностей. И поэтому педантичные скандинавы по части хаоса и неорганизованности, как показал форум в Мальмё, могут перещеголять греков, которым по южному происхождению положено быть ленивыми и несобранными. Темпераментные итальянцы в 2002 году организовали флорентийский Форум почти без сучка, без задоринки. Стороны света не виноваты в непониманиях и противоречиях внутри левого движения. Не надо бояться многообразия – при умелом использовании оно станет не помехой, не слабостью, а силой. И тогда у мирового левого движения появится не только и не столько география, но и подлинная, единаяистория.
