Мао и Мохаммед. Что такое «исламо-гошизм»?
Во Франции разгораются споры вокруг “исламо-гошизма”. Что означает это слово, вызывающее у многих крайнее раздражение?
Стефан Доран рад, что всё позади. Несколько недель назад музыкальный социолог выиграл в суде дело против своего работодателя, Лиможского Университета. Тем самым было оставлено его исключение из исследовательской группы и прекращён процесс по делу о нанесении ущерба репутации.
Позади у него уже остались два с лишним года юридических разбирательств, травли в социальных сетях, ссор с коллегами. “Это был ад,” — говорит он. Тем не менее Доран не сожалеет, что в ноябре 2017 года он открыто высказал критику. Тогда на мероприятии в его университете должна была выступать Хуриа Бутельдья, спикер от партии “Parti des Indigènes de la République”, от партии, которая выступает против расизма и колониализма. Не стоит удивляться, что приглашение было ему отправлено Филиппом Колян, экспертом по постколониальным теориям.
Бутельдья придерживается мнения, что “Хамас” и “Хисболла” это “Движения сопротивления”, направленные против израильского колониализма. В интернете есть фотография, на которой она, улыбаясь, позирует рядом с надписью “Сионисты в ГУЛАГе”. Основателя “Хамаса” Ахмада Ясина она охарактеризовала как антиколониалиста, к чьей борьбе надо присоединиться. Но саму Бутельдью упрекают в расизме (утверждение чёрного расизма как противостояния) и гомофобии (в Иране нет гомосексуальных людей).
“У меня не вызывает сомнений, что таким образом никто в аудитории ничего не потерял,” — говорит Доран. Но практически никто не поспешил к нему на помощь. “Я столкнулся с безразличием и молчанием со стороны большинства моих коллег.” — рассказывает он. Поэтому он написал открытое письмо и этим спровоцировал дискуссию. За этим последовали обвинения, приступы негодования в интернете, и попытка университета исключить Дорана.
Наука и активизм
Несмотря на то, что процесс Дорана уже два года как остался в прошлом, тем не менее он до сих пор часто цитируется французской прессой. Всё потому, что он очень хорошо подходит к одному слову, которое на протяжении нескольких месяцев активно распространяется средствами массовой информации — “исламо-гошизм” или “левый ислам”, при нескладном переводе которого теряется уничижительный смысл, изначально присущий понятию “гошизм”(т. е. левачество).
Это очень похоже на союз Мао и Мохаммеда, потому не стоит удивляться, что этот термин разжигает страсти. Для одних это нарастающий феномен, который обесценивает ценности республики. Для других же это агрессивное понятие раздора, употребление которого сразу указывает на приверженность говорящего крайне правым взглядам. Ясно только одно: как и для многих слов-ярлыков и этому присуще клеймо неопределенности.
Убийство учителя Самюэля Пати вызвало дискуссии не только во Франции: действительно ли ислам всё ещё недооценивается — особенно левыми? 16 октября 2020 года чеченец Абдуллах Абуезидович Анзоров, вооружённый большим ножом, напал на учителя возле средней школы города Конфлан-Сент-Онорин, расположенного в 25 километрах от центра Парижа. Нанеся серию резаных ран в области шеи, он отрезал жертве голову. Учитель был виноват в том, что на уроке свободы слова показал школьникам карикатуры на пророка Мухаммеда, опубликованные в 2008 году журналом «Charlie Hebdo».
Министр образования Жан-Мишель Бланке сказал на канале “Europe 1”: “То, что называют “исламо-гошизмом”, причиняет опустошающий вред университетам.” По его словам, там распространяются идеологии, которые в основном ведут к насилию. Этому противоречит особая конференция президентов университетов (CPU), в следствие которой около ста учёных пришли на помощь министру с докладом в “Le Monde” и публично выразили недовольство неспособностью университетов называть ислам ответственным за убийство Пати.
В феврале министр высших учебных заведений Фредерик Видаль попросила слова и сказала на канале “CNews”, что “исламо-гошизм” отравляет не только университеты, но и общество в целом. Самый престижный исследовательский университет Франции “CNRS” почувствовал себя обязанным объяснить в коммюнике, что “исламо-гошизм” не является научным термином.
Происхождение понятия является в некоторой степени туманным. Крис Харман, некогда член Центрального Комитета британской троцкистской Социалистической рабочей партии (SWP), в 1994 году опубликовал текст “The Prophet and the Proletariat”. Там он исследует взлёт исламизма и возможности левых на это реагировать. Здесь он чётко определяется, что исламисты это “не наши союзники”, но вставать на сторону авторитарного режима, чтобы справиться с исламизмом, это не правильный ответ. Текст Хармана может показаться стоящим обсуждения, но прочтение, согласно которому левые должны объединиться с исламистами, чтобы противостоять государству и капитала представляет собой тенденциозное упрощение его выводов. И всё же Харман — старое пугало для критиков “исламо-гошизма”. Так пишет философ Паскаль Брукнер: стратегическое заключение Хармана — с исламистами иногда, с государством никогда.
Этот термин впервые появился в 2002 году, во французских дебатах, в книге философа и социолога Пьера-Андре Тагёффа “La nouvelle judéophobie”. Там он критикует левых за их снисходительное отношение к антисемитизму в социальных движениях Третьего мира. Термин происходит отнюдь не из среды крайне правых. Тагёфф тогда ориентировался на политика-социалиста Жан-Пьера Шевенемана. В конце февраля он заявил газете “Journal du Midi”: “Я ввожу этот термин в употребление к началу второй Интифады (палестинское движение сопротивления на землях, принадлежащих Израилю), после больших анти-израильских и пропалестинских демонстраций в октябре 2000 года. По его словам там можно понаблюдать за союзом исламистских организаций и крайне левых группировок. Он сетует, что сегодня этот термин используется слишком смягчённо и выступает за то, чтобы ему было дано ясное определение, как раз потому, что левые обратились к “деколонизации” и “псевдо-антирасизму”, наиболее ярким выражением которых является “Parti des Indigènes”.
Критики “исламо-гошизма” видят своих противников также среди сторонников концепций деколониализма и постколониализма, интерсекциональности, антирасизма и гендерных теорий. Их упрёк в принципе звучит так: эти теории смешивают активизм и науку. По их мнению, эти теории игнорируют антигуманистическую суть взглядов тех, кого сами определяют как “угнетенных”, и они тем самым хоронят ценности Запада, свободу, универсализм и веру в историю, субъект и прогресс. Другая же сторона критикует связь западных ценностей с колониализмом и попытками обосновать претензию Запада на господство.
Петушиные бои в аудитории
Этот конфликт совпал с трансформацией общества, которая охватила и западные университеты и для которой также есть подходящее ключевое слово: неолиберализм. Университеты открылись с социальной точки зрения и были политически и экономически перестроены. В центре внимания находится эффективность. Больше упора на успех и больше кандидатов на должность преподавателя обозначают увеличение конкуренции.
Таким образом борьба за рабочие места в научных организациях велика, и это работает не только во Франции. И так как условия влияют на значение понятий, постмодернистские теории являются основным выражением и инструментом этой борьбы. Используя их интеллектуалы стремятся к повышению собственной эффективности внутри системы, а осуждение с критиков данных теорий становится инструментом в конкурентной борьбе. Также с этим связано то, что с помощью основ языковой философии арена политических споров была перемещена с вопросов классовой борьбы на общественное обсуждение понятий и терминов. Традиционные либералы, однако, также не хотят классовой борьбы. Их критика не оправдывает ожиданий, когда они ссылаются на старые идеалы и ценности свободу, на представления Макса Вебера в борьбе против теоретиков, которых они упрекают за смешение науки и активизма. Когда социолог Натали Хайнич напоминает о “республиканских ценностях” в «Neue Zürcher Zeitung» и говорит о “французской нации” как о едином политическом сообществе, она забывает, что “Французская нация” это тоже коллективная идентичность, которая была исторически сконструирована.
Нет такой вещи, как нейтральная наука. Это совсем не значит, будто неважно, что в итоге получится, а потому что каждый может верить в то, во что он хочет верить. Но благодаря социальной и эпистемологической открытости научного сообщества и исчезновению марксистов из университетов там было подготовлено поле для леволиберальных петушиных боёв, не имеющих никакого отношения к освобождению трудящихся от угнетения.
Леандер Ф. Бадура
Перевод с немецкого Татьяны Прониной
https://www.freitag.de/autoren/lfb/mao-mit-mohammed
