Мой сын окончил девятый класс. При вручении аттестатов об основном общем образовании директриса школы сделала заявление, которое вполне могло бы стать сенсацией: «Быть настоящим специалистом своего дела – это процентов семьдесят счастья. Особенно для мальчиков. Девочкам труднее. Я вам никогда не говорила, теперь скажу: мы живем в цивилизации. Женщине приходится брать на себя мужские обязанности, если она хочет состояться как человек».
Сенсационность была в том, что директриса неожиданно заговорила языком западных феминисток, употребив термин «мужская цивилизация». Но, к сожалению, этих слов никто не заметил. Ни девушки, ни юноши просто не поняли, о чем речь.
Как человек и как женщина
Что это значит: «Если девушка хочет реализоваться как человек»? А как еще она может реализоваться, как жираф, что ли? Девушки любого возраста, от старшеклассниц до бабушек, находят ответ мгновенно: как женщина.Встретить свою любовь, выйти замуж, родить детей, чувствовать себя красивой и желанной. Это и значит – реализоваться как женщина. А как человек? Развить свои таланты, преуспеть в профессии, добиться всеобщего уважения.
Хорошо, а для противоположного пола есть такое же разделение: как человек – и как мужчина? Опрошенные автором этих строк мужчины сначала ответили твердо: фигня какая-то, нет такого понятия «реализоваться как мужчина». Потом вспомнили: а вот говорят же, что мужчина должен построить дом, посадить дерево, вырастить сына. Ага, так вот это и значит – реализоваться как мужчина? Хотя нет, постойте, это как раз – как человек…
С другой стороны, когда мужчина достигает профессиональных успехов, зарабатывает деньги, добивается высокого социального статуса – это он реализуется как человек, так? А почему не как мужчина – ведь, как известно, мужчина должен быть добытчиком… Нет, все-таки фигня: понятия «мужчина» и «человек вообще» никак не хотят разделяться. Не зря во многих языках это просто одно и то же слово (английское man, французское homme). Мужчина воспринимается как «человек вообще», женщина – как отклонение от «мужской нормы»: такова одна из характерных особенностей «мужской цивилизации».
Девочки и мальчики вместе учатся в школе и вузе. Им говорят: становитесь настоящими специалистами – это правильный путь к интересной и достойной жизни для всех и каждого. Потом они женятся, заводят детей. И вдруг обнаруживается что-то, к чему их всю жизнь одинаково готовили и к чему они все это время одинаково стремились: это профессиональное самосовершенствование для мужчины – святая обязанность (ведь он должен быть добытчиком), а для женщины – непозволительная роскошь (ведь у нее дети).
Сказанное, конечно, не означает, что мамы вовсе не ходят на работу. Просто в каждом из миллиона случаев, когда надо решить: взяться за работу перспективную, но напряженную или остаться на скромной, зато спокойной, потому что ребенок еще маленький и без конца сопливится; поехать в завидную командировку или остаться дома, потому что ребенок только пошел в первый класс и каждый день надо вместе с ним делать все уроки; пойти сегодня на службу или взять бюллетень, потому что ребенок опять заболел; отправиться на интересную и многообещающую деловую встречу – или на родительское собрание, где вас давно с нетерпением ждут директор и классный руководитель… В каждом из миллиона таких случаев, если мама делает выбор в пользу забот о ребенке, это само собой разумеется, как же иначе?
А вот если такой выбор (гораздо, гораздо реже и вообще далеко не в каждой семье) делает папа, то в глазах общественного мнения он герой. А может, и не герой, а просто тряпка, подкаблучник. А то и вовсе бездельник: не мог придумать ничего убедительнее, чтобы отлынивать от работы.
Миллионы случаев в сумме дают годы. И когда дети, наконец, выросли, выясняется, что маме поздно делать карьеру. Теперь только их с папой бывшие однокурсники помнят, что в юности мама считалась даже более талантливой, чем папа. Для папы тоже возможны грустные неожиданности. Он детей кормил, одевал, летом на отдых отправлял, платил за их образование. А они вот выросли – и как будто он им чужой. За серьезным советом – к маме. Пожаловаться на жизнь – к маме. Если зашли просто поболтать, похихикать, душу отвести – опять у мамы на кухне сидят. А отец как будто ни при чем.
Хуже, чем убийство
Пример «мужской» социальной проблемы – пьянство. У нас вообще пьют по-страшному, но все-таки пьющих женщин гораздо меньше, чем мужчин. Как сказала одна мудрая второкурсница, девушка некурящая и равнодушная к выпивке: «Если бы я была мальчиком, наверняка бы уже со школы курила и пила пиво каждый день. В нашем классе с этим было строго: без пива и сигарет ты “не пацан”. Если бы так сильно морально давили на меня, я бы тоже не выдержала. Просто для девчонок это считалось необязательно, с нас какой спрос? Ну, не пацан я, что поделаешь».
Подобные общественные установки сами по себе достаточно сильно «украшают» жизнь. А если тебя еще не предупредили об их существовании, и ты налетаешь на эти установки со всего размаху – можно и вовсе лоб разбить так, что не склеишь. Наше общество почему-то упорно не хочет предупреждать своих детей. Директриса школы сказала правду: она никогда не говорит об этом на уроках – даром что ведет как раз обществознание. Ни слова не говорит, не преподносит даже азбучных истин. Нет этого в школьной программе. И, уж конечно, наши люди ничего не знают о гендерных исследованиях, что повсеместно распространились в университетах Европы и Америки в последние 20 лет.
Слово «гендер» (английское gender) изначально было лингвистическим термином, обозначающим грамматическую категорию рода: «сарафан» – мужской род, «рубашка» – женский и т.д. Начиная с 80-х годов прошлого века западные ученые – социологи, психологи, антропологи, историки – стали использовать этот термин в новом значении: «гендер» – «социальный пол», то есть та социальная роль, которую общество предлагает (а честно говоря – навязывает) каждому человеку в соответствии с половой принадлежностью. Например: «мужчина-воин», «мужчина-первопроходец»; «женщина-хранительница очага», «женщина-муза»…
Гендерные роли, признаваемые обществом здесь и теперь – это те самые «нормальная баба» и «настоящий мужик», о которых у каждого из нас имеется неколебимо твердое представление. Это основа. Это то, на чем стоит мир. Это – святое. Массовое сознание воспринимает гендерные роли как что-то вечное и неизменное, определенное «самой природой». Отход от этих ролей если не осознается, то ощущается как самое большое несчастье и преступление. Даже убийство может быть оправдано при определенных обстоятельствах (на войне, при самообороне, в состоянии аффекта…). Но «немужское поведение» мужчин и «неженственность» женщин – это, с точки зрения обыденного сознания, окончательный приговор. Тут смягчающих вину обстоятельств быть не может.
Каков подлец!
Только вот загвоздка: представления о мужественности и женственности у разных людей бывают довольно разные. Причина проста – она в неоднородности общества. Ведь на самом деле природа дает нам только биологическую половую принадлежность – ее мы приобретаем еще в материнской утробе. А социальную роль, связанную с полом, то есть роль гендерную, «пишет» для нас общество. Вряд ли стоит долго объяснять, что «нормальная баба» – современная москвичка, к примеру, сильно отличается от «нормальной бабы» из первобытного племени, обитавшего в Африке, скажем, десять тысяч лет назад.
Но и в одну и ту же эпоху, в одной и той же стране могут существовать несколько моделей гендерных отношений, каждую из которых принимает лишь часть населения. В нашей стране сегодня именно так дело и обстоит; при этом все осложняется тем, что подавляющее большинство соотечественников не осознают собственных гендерных представлений, хотя и руководствуются ими в жизни – пожалуй, более последовательно, чем какими-либо другими.
Обычная история: люди сначала женятся по любви, намереваясь жить вместе долго и счастливо – и только потом вдруг с изумлением обнаруживают, что их представления о семейных (как и вообще гендерных) отношениях настолько разные, что совместная жизнь превращается в почти невозможный подвиг. Только тут каждый из супругов узнает, в чем, собственно, состоят его (ее) собственные взгляды на семейную жизнь, на социальные роли мужчин и женщин, – раньше просто в голову не приходило до конца осознавать, формулировать и обдумывать столь «очевидные для всех», «самой природой заданные» истины.
И начинается: «Он говорил, что любит меня. Я все готова была для него сделать: бросить работу, нарожать кучу детей. А теперь, когда мы поженились, выяснилось, что детей он согласен завести не больше двоих, и не сейчас, а лет через пять, а то и десять – сначала, говорит, мы с тобой должны стать на ноги каждый в своей профессии. А с женой-домохозяйкой ему, видите ли, будет скучно, он не хочет, чтобы я уходила с работы. Каков подлец! Зачем он тогда вообще женился – что это за семья без детей? Я уверена, он нашел другую, иначе не может быть, ведь все мужчины хотят, чтобы их жены сидели дома, это же всем известно, самой природой определено…»
А в другой семье муж думает горькую думу: «Она говорила, что любит меня. Я все для нее делал: работал день и ночь, чтобы она могла спокойно сидеть дома, заниматься нашей дочкой. Ну, и собой, конечно: на фитнес ходила, в салон красоты, наряжал ее, как куклу… А она едва дождалась, когда дочке исполнится три года – и заявила, что ей дома скучно. Зачем же тогда выходила замуж, если не готова для нас с дочкой пожертвовать своей “карьерой” – так и сказала, не постеснялась. Да любая мечтала бы так удачно выйти замуж, как она – какую еще бабе нужно карьеру? Кто бы мог подумать, что моя жена такая стерва…»
Романтизм как национальное бедствие
Оба автора приведенных монологов – приверженцы традиционной модели семьи, и если бы они заключили брак между собой, не пришлось бы им переживать таких разочарований. Но вот незадача: им достались в супруги люди, считающие «саму собой разумеющейся» для нашего времени другую, модернизированную модель семьи. И люди эти тоже почувствовали себя, каждый в своем браке, несчастливыми и как будто в чем-то обманутыми. Кто тут прав, кто виноват? Правы каждый по-своему, а виноваты все одинаково: в том, что не попытались еще до свадьбы договориться о том, какой она будет, эта семейная жизнь.
Только вот они ведь не потому не попытались, что все такие легкомысленные. А потому, что это у нас решительно не принято. Попытку рационализировать семейные отношения, понять, как они устроены в принципе, и потом самим строить свою семью сознательно, на основе договоренности – такую попытку наши люди воспринимают как недопустимое посягательство на святое, как нечто, в корне противоречащее главному – любви: «Как это мы будем договариваться, словно торговцы на базаре? Вы еще скажите – подписать контракт. Главное – чтобы была любовь. Если любовь есть, все само решится».
За эту романтическую установку наши люди держатся крепко, что подтверждают и простые житейские наблюдения, и исследования отечественных социологов. Любовь как универсальный ответ на все жизненные вопросы – наше народное вообще, и женское в частности, постоянное заблуждение. Первой его жертвой становится, натурально, сама любовь. Вместе с бывшими счастливыми влюбленными, пополняющими собою несметные ряды людей, чья личная жизнь – поломатая, колесом переехатая.
Мы знаем, как надо
Если посмотреть, что у нас сегодня пишут и говорят публично на темы личных и семейных взаимоотношений мужчин и женщин, обнаруживаются два основных направления.
Первое – ортодоксальное. Когда в XXI веке в поезде московского метро удивленные пассажиры обнаруживают на стене плакат с лозунгом «Безопасного секса не бывает!», агитирующий молодежь использования презервативов – это не диверсия врагов, стремящихся ускорить у нас распространение гепатитов В и С, не говоря уже о СПИДе и прочих двадцати с лишним заболеваниях, передающихся половым путем. Нет, это Мосгордума объясняет нам, что презерватив – штука практически бесполезная, а главное – безнравственная. Зато полное воздержание до брака, а после – верность одному на всю жизнь супругу – единственная правильная защита от всех опасностей. А заодно и залог семейного счастья. Что тут скажешь? Если коротко, могу скромно сослаться на собственный опыт двадцатилетней давности: попытка честно следовать этой высокоморальной установке уже тогда была практически стопроцентной гарантией не просто неудачного, а до изумления дурацкого первого брака. Теперь – тем более.
Второе наиболее заметное направление мысли – как будто совсем другое, современное. Его отражение – телевизионные ток-шоу и психологические передачи, посвященные личным и семейным проблемам. В популярном ежедневном шоу «Давай поженимся», например, ведущая и эксперты доброжелательно выслушивают рассказы женихов и невест об их личном опыте, каким бы он ни был – хоть один брак с последующим разводом, хоть десяток романов с чужими мужьями. Здесь не выставляют нравственных оценок, а только делают выводы и дают советы психологического порядка: «Мне кажется, вы внутренне еще не освободились от тех отношений…», «Он готов к серьезному шагу, а она пока не готова…»
Вроде бы все современно, толерантно, и культурно, и ведущая – актриса Лариса Гузеева – вполне справедливо называет «дебильным» любимый вопрос многих женихов: «А готова ли невеста ради меня бросить пост заместителя директора крупного банка?»
Но вот всплывает роковая тема – о мытье посуды. И та же Лариса Гузеева, постепенно приходя все в более сильное волнение, словно жрица языческого божества, входящая в транс, начинает восклицать примерно следующее: «Нет, нет! Мужчина не должен мыть посуду. Это – нельзя, никогда. Ни за что! Мы сами заставляем мужчин мыть посуду, а потом удивляемся, почему у подруги – такой мачо, а у нас – нет. Это невозможно, ни в коем случае, я даже не знаю, почему…»
Тут-то впервые посещает зрителя догадка, которая при дальнейшем внимательном просмотре этого и других «лично-семейных» телешоу только подтверждается. Система координат тут другая, чем у суровых сторонников патриархальных традиций, это правда. Но она столь же иррациональна (просто те смертельно боятся презервативов, а эти – посуды) и столь же мало имеет отношения к живым сегодняшним людям. И патриархальные ортодоксы, и психологи-астрологи из ток-шоу – те и другие уверены, что существует готовый (и, кстати, простой) , и что они, советчики, его знают. А тем, кто приходит к ним за советом, надо только достаточно благонравия (сообразительности, решимости) чтобы последовать правильным путем. При этом все советы лежат в области чисто личных взаимоотношений.
Лучше – про посуду
Но проблема-то в том, что ответа – нет. Никто его не знает. Потому что наш мир перевернулся, а потом еще три раза перевернулся, а после постоял на голове, покачался из стороны в сторону и снова рухнул, и так восемь раз подряд – и продолжает крутиться и меняться все быстрей. У нас у всех уже от этого темно в глазах, и мы пытаемся удержать равновесие, хватаясь за старую систему координат. Но ее давно сорвало ветром, это теперь уже ни к чему не привязанная, однако все еще прочная сетка, которая только опутывает нас по рукам и ногам, а поддержать не может.
И добрые советы из области личных взаимоотношений не помогают нам, а еще больше запутывают, мешая понять главное. Понять, что на нашей личной и семейной территории мы то и дело встречаемся с силами, социальными по природе и мощи – и нередко враждебными нам.
Сила общественного предрассудка; сила семейного предубеждения или страха, передающегося из поколения в поколение, как самое настоящее родовое проклятие; сила обычно не осознанных нами, но властно управляющих каждым шагом «самих собою разумеющихся» «мужских» и «женских» правил, обязанностей и прав – вот силы, которые могут нас покалечить или вовсе закатать под асфальт, изуродовать наши отношения с близкими или перекорежить всю жизнь, личную и социальную, могут здорово обмануть – а когда раскроешь обман, увидишь, что обретенное знание почти уже некогда использовать, поскольку заблуждался ты лет тридцать подряд… Чтобы не быть пассивной жертвой этой могучей, коварной и вполне равнодушной к твоей личной судьбе стихии, надо бы постараться понять, как это все устроено и что на самом деле происходит. Окончательного ответа не знает никто – но надо думать об этом, надо научиться говорить на эти темы (пока у нас и слов-то нет), надо бы хоть как-то ориентироваться в происходящем и по возможности лучше понимать друг друга. Такого рода размышление – это, собственно, и есть гендерный подход.
Но с упорством, на первый взгляд загадочным, гендерный подход отвергается отечественным общественным сознанием. Практически нигде, кроме специальных, сугубо научных журналов или книг тема гендера – «социального пола» – не рассматривается хоть сколько-нибудь серьезно. Ни в общественно-политической прессе, ни в глянцевых женских и мужских журналах, ни в популярных ток-шоу, ни, тем более, на уроках в школе. Почему? Ссылка на отечественные традиции тут не работает: можно подумать, «Плейбой» и «Космополитен» на Руси читали испокон веков. А прижились журналы как родные. И куда менее почтенные из рода глянцевых прижились не хуже, и много еще всякого на телевидении и в кино, не говоря об интернете. А гендерный подход – нет, и всё тут. Почему?
А может быть, дело в том, что представления о «настоящем мужике» и «нормальной бабе» – это и есть наши истинные общественные убеждения? Не политические, конечно – ну, так насчет осознанных и постоянных политических взглядов у нас вообще не очень, судя по тому, с какой поразительной быстротой и легкостью большинство населения бросается из крайности в крайность на протяжении последних 20 лет. Политические взгляды вообще, строго говоря, мало у кого есть, и не о них сейчас речь. А гендерные представления есть у всех. Далеко не все их осознают (ведь это что-то «само собой разумеющееся»), зато абсолютно всеми они движут. Представления эти не подвержены моде, не меняются под влиянием рекламы и крайне неохотно, трудно, мучительно медленно модернизируются даже под действием самой жизни.
Вот и получается, что принципы, которыми мы на самом деле руководствуемся в социальной жизни, лежат в сознании каждого из нас за той дверью, на которой написано (в зависимости от пола носителя данного индивидуального сознания) «Нормальная баба» или «Настоящий мужик». И открывается эта дверь легче легкого: стоит только воскликнуть что-нибудь вроде «Или ты не мужик?», как человек подпрыгивает и начинает весьма энергично действовать в соответствии со своими гендерными представлениями, и только после (может быть) задумывается, по делу ли, собственно, ему сказали эти волшебные слова.
Возможно, потому общественное мнение и боится заглядывать за эту дверь – ворошить основу основ? Да еще неизвестно, что там увидишь. Несколько лет назад социологи МГУ им. Ломоносова и Института социологии РАН проводили большое исследование на тему «Домашнее насилие в отношении женщин». Удалось охватить семь экономических регионов, где проживает 75 % населения страны. На вопрос: «Был ли такой случай, чтобы муж вас ударил?» лишь 44,7 % женщин ответили, что их мужья ни разу не пытались этого сделать. 26,8 % – больше, чем каждая четвертая – выбрали ответ: «Бил неоднократно».
Но самое поразительное другое. 48,1 % мужчин и 28,2 % женщин согласились с утверждением: «Некоторые женщины заслуживают того, чтобы их побил муж». Итого, 38 % всех опрошенных в принципе принимают такой способ разрешения конфликта между двумя взрослыми людьми, как битье одного человека другим. Прошу заметить: речь даже не о драке, а о том, что просто один бьет другого, будучи сильнее физически и, кроме того, имея на это «моральное право» – то есть бьет, заранее уверенный, что сдачи не получит. Вот некоторая информация к размышлению о том, в каком обществе мы живем. Насколько мы все вместе готовы, например, уважать права человека.
Да, мрачновато как-то получается. Поговорим лучше о том, способен ли мачо мыть посуду.