Антимарксизм, по-моему, можно было бы подразделить на три вида:
* пропагандистский,
* псевдонаучный,
* научный.
Что касается , то он, как правило, конъюнктурный, дирижируемый, хорошо оплачиваемый, оголтелый и рассчитан на простачков. Редко, но все-таки встречаются представители этого вида, у, то есть пишущие или говорящие по TV, исходя из своих убеждений. К ним, например, относится Юрий Афанасьев, о котором я пишу в параграфе 3.6.3 своей монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества».
значительная по численности разновидность антимарксистов – ; среди них немало тех, кто пишет за деньги, то есть по заказу, хотя сами они ни на йоту не верят написанному. Этот вид отличает самоуверенность, стремление сделать себе имя, оставив заметный след в истории научной мысли.К их числу я отношу, например, известного всем, мало-мальски знакомым с социологической литературой, Фрэнсиса Фукуяму. Но если его или Людвига фон Мизеса можно отнести к оригинальным мыслителям, то в этой группе немало компиляторов, таких, например, как Владислав Иноземцев и ему подобные, чьи труды я разбираю в параграфе 1.2.1. упомянутой выше монографии.
И, наконец, к я отношу исследователей, которые , стараются объективно оценивать достоинства и недостатки того или иного научного направления. К их числу я отношу, например, Владимира Бубнова, который написал книгу «Антимарксизм» (СПб., 2000). В. Бубнов отошел от марксизма благодаря созданию концепции энергоемкости, которая призвана, по его мнению, в политэкономии заменить категорию «труд» как основу стоимости товаров. Такая замена с неизбежностью привела Бубнова к отрицанию существования , а следовательно, и к отрицанию марксистской политэкономии. К этому же виду антимарксистов принадлежит и Питер Бергер, книгу которого «Капиталистическая революция. 50 тезисов о процветании, равенстве и свободе» (М., 1994) я хотел бы прокомментировать, противопоставив ему свои аргументы.
В самом начале своего произведения П. Бергер признает научную ценность марксизма. Он пишет: «…только марксисты последовательно пытались объединить в единой теоретической структуре экономические, правовые, политические и социальные аспекты капиталистического феномена … любая адекватная теория капитализма непременно будет подразумевать и теорию социализма. Эти две формы организации экономики в одинаковой степени являются продуктом современности, и, чтобы понять одну, нужно обязательно понять другую» (С. 6, 15). Он верно подметил, что «приверженцы социализма намерены заменить производство ради прибыли производством прежде всего на благо человека» (С. 25). Бергер признает и такую важнейшую категорию философии марксизма, как «способ производства», справедливо критикуя тех, кто, как Э. Тоффлер и другие, выдвигает на первый план технологию. Бергер называет это направление технологическим детерминизмом, который заменяет «экономизм марксистов» (С. 38).
Здесь, говоря о методологии научного исследования общества, уместно отметить точное наблюдение Михаила Хазина, который писал, «что исторический материализм был неотъемлемой составляющей частью и, соответственно идеологической компонентой “Красного” глобального проекта, что автоматически приводило к тому, что представители враждебного ему проекта “Западного” просто отказывались признавать его существование как научной теории. Но альтернативной собственной исторической концепции «Западный» глобальный проект довольно долго создать не мог, что вынуждало его ограничиваться разнообразными “симуляторами” типа “неотъемлемого стремления человека к свободе”, достичь которой можно было только в условиях “свободной конкуренции”». И П. Бергер с удовлетворением отмечает, что в пику и в противовес марксизму «…объединенными усилиями социологи все же создали своего рода парадигму» (С. 36). При этом в числе ее создателей, кроме себя, он называет М. Вебера, Г. Зиммеля и Э. Дюркгейма. Заодно он критикует такое направление в западной социологической науке, как теория конвергенции. П. Бергер пишет: «Вместе с тем мы стараемся избегать чрезмерного выделения технологического компонента и заблуждений теории конвергенции, которая не придает должного значения существенным экономическим, социальным и политическим различиям» (с. 39).
Питер Бергер честно признает несостоятельность мифа о прямой связи капиталистической системы производства с демократией. Он замечает: «Безусловно, бывает капитализм и без демократии» (С. 105).
Весьма примечательны и такие высказывания П. Бергера: «…нет никаких теоретических оснований лишать бывший Советский Союз названия “социалистический”. Напротив, СССР действительно был первым в мире “социалистическим государством”, и именно данное обстоятельство имеет огромное теоретическое значение» (С. 222); «Если говорить о будущем социализма, то может оказаться, что с точки зрения перспективы Китай имеет более важное значение, чем Россия» (С. 220). Приведу еще одно верное замечание Бергера, имеющее большое значение для понимания природы собственности при социализме: «Суммируя выводы Мизеса относительно двух типов “рыночного социализма”, можно сказать, что нельзя заставить директора предприятия разыгрывать из себя капиталиста, а рабочий не может изображать из себя акционера» (С. 241). Многие так называемые марксисты не понимали и до сих пор не понимают природы общенародной собственности при социализме, , и суть тех экономических отношений, которые складываются на государственном предприятии (см. главу 4 моей монографии).
Перейдем теперь к тем положениям парадигмы П. Бергера и его единомышленников, с которыми я согласиться не могу.
1. . Этот, с позволения сказать, постулат типичен для идеологии антимарксизма. Все противники марксизма пытаются различными способами доказать, что никакой прибавочной стоимости при капитализме не создается, следовательно, все разговоры об эксплуатации наемных работников – это коммунистическая пропаганда. Стоит признать факт существования прибавочной стоимости, как по всей логической цепочке причинно-следственных связей надо признать неизбежность возникновения социального неравенства, отсутствие подлинной свободы и братства, то есть надо отказаться и от тех лозунгов, которые были провозглашены Великой французской революцией (более подробно проблема прибавочной стоимости рассмотрена в параграфе 1.2.2. моей монографии).
Справедливости ради, следует отметить, что П. Бергер делает верный вывод о том, что в истории никогда не существовало (добавим от себя – и не может существовать), чего не понимали «авторы» нынешнего глобального экономического кризиса, такие, например, как, А. Гринспен – верные последователи рейганизма и тэтчеризма.
2. . Это утверждение Бергера не подтверждается ни фактами, ни статистикой. Наоборот, несмотря на то что народное хозяйство СССР начало развиваться на развалинах Первой мировой и Гражданской войн, а также понесло ужасающие потери во время Второй мировой войны, страна сумела выйти на второе место в мире, став сверхдержавой. Высочайшие темпы демонстрирует и экономика Китая. А по уровню научных открытий, изобретений СССР нисколько не уступал США. Когда рухнул СССР, десятки тысяч ученых, инженеров, программистов, взращенных в вузах Советского Союза, в его НИИ, КБ и лабораториях, вынуждены были уехать за границу, ибо эти талантливые люди не могли плодотворно работать в условиях дикого капитализма, воцарившегося в России благодаря «демократам» – выученикам западных экономистов и социологов. Спору нет, совершенно ошибочно было бы полагать, что современный капитализм препятствует научно-техническому прогрессу. Наоборот, стремление максимизировать прибыль в условиях жесточайшей конкуренции, а также огромные государственные заказы и финансирование из бюджета НИОКР способствуют развитию производительных сил, техники и технологии. В то же время при капитализме неумолимо действуют силы, препятствующие развитию экономики, хотя бы в виде периодически возникающих кризисов, отбрасывающих ее на несколько лет назад и порождающих массовую безработицу, в том числе и среди специалистов.
3. . Конечно, в определенной мере они создавались за счет эксплуатации собственной рабочей силы, однако отрицать факт грабежа колоний метрополиями и беззастенчивое выкачивание прибылей из суверенных стран «третьего мира» в настоящее время невозможно – этот тезис никак не подтверждается документами ООН и ее структурных подразделений, таких как МВФ и Всемирный банк. Развивающиеся государства в долгах как в шелках, в то время как активы ТНК и международных банков пополняются прибылями, выкачанными путем нещадной, грабительской эксплуатации их природных и людских ресурсов. П. Бергер пишет о так называемой теории зависимости, пущенной в оборот бразильцем Фернандо Кардозо и мексиканцем Пабло Казановой, подразумевая под этим подчиненность стран «третьего мира» ТНК и иностранным правительствам развитых капиталистических стран, которая «увековечивает нищету» (С. 159). Бергер при этом вынужден признать, что «концепция “зависимости” выросла не из марксистской догмы, а из конкретных попыток понять специфические ситуации» (С. 158), став «как в своем умеренном варианте, так и в марксистском варианте… важным элементом идеологии “третьего мира”» (С. 159).
4. . Марксизм рассматривает вопрос владения собственностью, точнее, средствами производства, не только как юридический, но и как политэкономический, понимая под собственностью систему производственных отношений, формирующих экономический базис данного общества. При этом проводится четкая грань между функцией средствами производства и функцией () ими. Эти функции как при капитализме, так и при социализме могут осуществлять различные субъекты. Непонимание этого аспекта сущности собственности приводит к ошибочным выводам.
5. . В этом вопросе П. Бергер споткнулся о тот же тезис, который ранее им же был раскритикован, то есть о . На самом деле люди, создающие знания и вообще работающие исключительно с информацией, также включены в систему капиталистических экономических отношений. Все работники НИОКР, выполняющие заказы частных корпораций, являются такими же наемными работниками, как и работники сферы материального производства. Правда, благодаря созданию персональных компьютеров появилась многочисленная группа людей, которые являются независимыми товаропроизводителями, работая на дому и продавая свои услуги в информационной сфере. И вообще здесь уместно заметить, что при капитализме все, что человеком, превращается в товар. Более того, товаром становятся даже те или иные моральные качества человеческой природы – честь, совесть, преданность и другие, не говоря уже о . Все продается и все покупается, даже голоса избирателей. Как справедливо замечает П. Бергер, «перевести в денежное выражение можно и человека. Достаточно наглядно это иллюстрирует известная американская фраза-вопрос: “Сколько он стоит?”» (С. 141).
Такая культура, основанная на унижении человеческого достоинства и продажности, не может не вызывать протеста. Сам П. Бергер отмечает, что «антикапиталистические настроения интеллигенции отмечались давно и исследованы во всех подробностях Йозефом Шумпетером, а в последнее время – Дэниелом Беллом. В американской среде они давно стали неотъемлемой частью так называемой “враждебной культуры” (Лайонел Триллинг), в которой неприятие буржуазной культуры естественно сочетается с антикапиталистической политикой» (С. 89).
Бергер, в отличие от буржуазных моралистов, отмечает, что «связи между людьми также становятся подверженными “созидательному разрушению” капитализма. Существует, таким образом, настоятельная потребность в мире “тепла”, чтобы сбалансировать эту “холодную расчетливость”» (С. 145).
6. (С. 99). Оно противоречит процитированному выше совершенно верному выводу П. Бергера о принципиально различных целях капиталистического и социалистического производства. В СССР, несмотря на огромные структурные диспропорции (флюс ВПК и приоритет в области развития производства средств производства), действовала , нацеленная на развитие просвещения, здравоохранения, физической культуры, рекреации, социального обеспечения и т.д. При капитализме, особенно в процессе формирования , финансирование социальной сферы рассматривается как неизбежная уступка наемным работникам, десятилетиями боровшимся за свои права в обстановке острой классовой борьбы. Причем в конце прошлого века в силу жесточайшей конкуренции на мировых рынках затраты государств на социальные нужды стали урезываться, усилился пресс эксплуатации дешевой рабочей силы в слаборазвитых странах. Сравнивая капитализм и социализм, следует также учитывать совершено различные принципы формирования систем финансирования пенсий, пособий, здравоохранения, просвещения, основанные в капиталистических странах на так называемом индивидуальном самофинансировании и платности услуг. А если человек вытолкнут из системы общественного производства и стал паупером, то он лишен, например, не только пенсии, но даже права пользоваться услугами медицинских учреждений. В лучшем случае таким изгоям помогают выжить различные частные благотворительные организации. Примечательно, что, выражая недовольство буржуазии «чрезмерным вниманием» государства к социальной сфере, Бергер пишет: «Все это сдерживает инициативу. Рост числа различных контрольных организаций, свойственных государству всеобщего благосостояния (которые, скажем, следят за соблюдением тех или иных прав наемного персонала), приводит к бюрократизации. Нынче, однако, наш бизнесмен станет, вероятно, жаловаться еще и на дополнительные ограничения, налагаемые бесконечно увеличивающейся массой нормативных актов, имеющих целью не допустить дискриминации по расовому или половому признаку, защитить потребителя (с каждым из них предприниматель вступает в сложные договорные отношения), окружающую среду (а точнее – отдельных лиц, и групп населения, в чью среду обитания бизнесмен будто бы вторгается и т.д.» (С. 144). Ясное дело, кому может нравиться контроль за его деятельностью! Любое государственное вмешательство всегда сопровождается ростом бюрократии. Тем не менее, сопоставляя ситуацию, которая была в СССР, при государственном социализме, с тем, что творится сегодня в России и в других республиках канувшего в лету Советского Союза, избравших капиталистический способ производства, легко заметить, что день сегодняшний отличается не только разбуханием чиновничьего аппарата, но и всепроникающим взяточничеством, коррупцией не только местных чиновников, но и деятелей всегосударственного масштаба.
7. (С. 231). П. Бергер просто констатирует практику, имевшую место в СССР, обобщая ее и распространяя свой вывод на все возможные варианты социалистического общественного устройства. Я полагаю, что планирование как метод управления не связан тесно с политической системой. Планирование применяется даже в капиталистических государствах (формирование государственного бюджета, целевые программы развития, прогнозные расчеты, основанные на использовании экономико-математических моделей и т.п.).
8. Капитализм как одна из разновидностей общественно-экономического строя абсолютно свободен от всяких мифов (С. 248). Это утверждение П. Бергера чрезвычайно далеко от истины. Апологеты капитализма породили множество мифов: об обществе народного благосостояния, о свободе и демократии, о равенстве всех людей, независимо от их социального положения, об оптимальности чисто рыночных отношений и т.д. Кстати, сам Бергер в своем труде разоблачает некоторые из этих мифов (см. параграф 1.2.3. моей книги). Чтобы не быть голословным, приведу цитату, касающуюся мифа о равенстве возможностей (каждый при желании может стать миллионером). П. Бергер пишет: «Капитализм… не может гарантировать большего равенства, как и более высокого материального благополучия» (С. 178). Кстати, здесь нелишне остановиться на одном из самых распространенных мифов, который использовался «демократами» в годы горбачевской «перестройки» и в который поверили миллионы людей, – мифе о том, что капитализм обеспечивает более высокий уровень потребления и более высокое качество жизни, чем социализм. Этот миф воспроизводит даже П. Бергер, который обладает способностью отличать черное от белого. Обычно сравнивали СССР с США, или СССР и Западную Германию. Почему именно Германию? Да потому, что она так же, как и Советский Союз, значительно пострадала в ходе Второй мировой войны. Сравнение качества жизни в США и в бывшем СССР вообще неправомерно, ибо когда, скажем, в 1944 году шли решающие битвы на фронтах Великой Отечественной войны, половина Европейской части страны лежала в руинах и страна напрягала последние силы для победы над врагом, в США вовсю работала набравшая мускулы экономика, получая огромные прибыли на поставках в воющие страны, обеспечивая высокий уровень заработной платы наемным работникам. В СССР после войны ушло почти десятилетие, чтобы восстановить разрушенную экономику. А в это время США реализовывали свой знаменитый план Маршалла, предусматривающий поставки американских товаров европейским странам за счет кредитов США. Кстати, именно это обстоятельство способствовало быстрому восстановлению экономики Западной Германии, в то время как Советский Союз развивался только за счет собственных внутренних ресурсов, и к тому же был вовлечен в бешеную гонку вооружений. А что касается сравнения уровня жизни народа современной капиталистической России с уровнем, имевшим место в СССР (конечно, не в последние два года горбачевской «перестройки», когда экономика страны была доведена бездарными реформами почти до краха), то советую почитать книгу члена-корреспондента РАН Н. Римашевской «Человек и реформы: секреты выживания» (М., 2003), базирующуюся на результатах научных социологических обследований, проведенных Институтом социально-экономических проблем народонаселения РАН.
9. П. Бергер утверждает, что «капиталистическое развитие вероятнее, чем социалистическое, способно улучшить материальные условия жизни людей современного “третьего мира”. В том числе и его беднейших слоев» (С. 269). Это утверждение вызывает у меня удивление. Неужели П. Бергер не знаком со статистикой?
Возрастающее неравенство между пятой частью мирового народонаселения, живущего в богатейших странах, и пятой частью, живущего в беднейших странах, характеризуется следующей динамикой (данные доклада ПРООН за 1999 год):
1820 год – 3:1
1870 год – 7:1
1913 год – 11:1
1960 год – 30:1
1990 год – 60:1
1997 год – 74:1
Таким образом, разрыв за два столетия возрос почти в 25 раз!
Взять хотя бы Кубу, которая в 1959 году совершила революционный поворот в своей многострадальной истории и бывшей в то время фактически колонией США. Несмотря на экономическую блокаду американцев, дискриминационные цены на сахар-сырец, установленные на мировом рынке синдикатом во главе с США, Куба за годы социалистического строительства сумела создать превосходную систему просвещения и медицинского обслуживания населения. И хотя сегодня уровень жизни кубинцев все еще остается низким, в частности, во многом из-за предательства М. Горбачева, Куба является примером для многих стран Латинской Америки. И неслучайно такие страны, как Венесуэла, Боливия, Никарагуа стремятся следовать социалистическому опыту Кубы.
10. . Спору нет, в СССР в силу серьезного противоречия между политической системой (диктатура партийно-государственного аппарата) и экономическими отношениями на предприятиях господствовало безразличие к прибыли и затратам. Уровень энерго- и материалоемкости производства был действительно выше, чем в капиталистических странах. Однако уже опыт Китая, где заработала система хозрасчета, говорит об обратном. Кстати, в период нэпа на предприятиях также боролись за снижение себестоимости и увеличение рентабельности производства, чтобы снижать цены на реализуемую продукцию, сокращая разрыв в ножницах цен на промышленные и сельскохозяйственные товары.
К сожалению, негативный аспект опыта социалистического эксперимента в СССР послужил причиной многих ошибочных выводов в теории социализма. Нельзя забывать, что социализм – это уже не капитализм, но еще и не коммунизм, а его формы в той или иной стране определяются конкретными историческими условиями.
П. Бергер безусловно прав, образно говоря, что человечество стоит перед выбором: сохранять капитализм или же стремиться к демократическому социализму.
«Марксизм – это миф, – пишет П. Бергер, – и притом один из самых значительных в современную эпоху, но его можно также считать и научной теорией. Ниже мы увидим, что именно двойственным характером марксизма объясняется его влияние на многие умы» (С. 249). Что касается мифологической грани марксизма, то П. Бергер имеет в виду его эсхатологический характер. Конечно, люди с первых же дней развития цивилизации делились на угнетаемых и угнетателей. Этот порядок остается неизменным до наших дней. И те, кто на своей шкуре испытывали на себе тяжелый пресс угнетения (экономического и политического), извечно мечтали о лучшей доле. Эта мечта воплотилась и в раннем христианстве, что подтверждают и открытия в Кумране. Поэтому у П. Бергера были все основания написать следующие строки: «Марксизм заменил первородный грех частной собственностью и “отчуждением”, искупительную деятельность – революционным процессом, церковь – пролетариатом, а пришествие Христа – достижением подлинного коммунизма» (С. 251). Но эсхатологическая грань марксизма – это лишь кажущееся подобие христианства. На самом же деле – и П. Бергер это прекрасно понимает – подлинной основой марксизма было научное познание капиталистического общества, а также всей предыдущей истории человечества. Об этом свидетельствуют следующие его слова: «Марксисты, в частности, обещают избавление от специфических недостатков, порождаемых модернизацией и именуемых “отчуждением”. Сюда следует прежде всего отнести разрыв связей между человеком и общиной, “чрезмерный индивидуализм” и “эгоизм” (обычно отождествляемый с капиталистической погоней за прибылью с моралью “один против всех”), снижение общественной нравственности и наличие религиозных предрассудков … Эти характерные черты марксизма вполне отвечают настроениям значительного числа людей, отвергающих модернизацию, не только в “третьем мире”, но и в западных странах. Таким образом, марксизм обещает и то и другое – и плоды модернизации (в том числе материальные) и восстановление утраченных ценностей традиционного периода» (С. 253).
С этим выводом П. Бергера можно в принципе согласиться, если внимательно и непредвзято оценить весь положительный опыт советской цивилизации, проторившей дорогу в будущее человечества.
Валерий Паульман