Бытовой протест и его развитие
Коллективное антивоенное движение при своей небольшой активности умудряется быть очень разнообразным. Мы видим как расстрелы в военкомате сочетаются с мирными пикетами, при том что то, что это какого-то массового характера не приобретают. С другой стороны определённую массовость мы видим в другом виде протеста, протеста тихого, но возможно более разрушительного, протеста бытового.
Пример иллюстрация бытового протеста: относительно недавно в неком городе н провели транспортную реформу, реальное предназначение которой было сделать сферу общественного транспорта хотя бы чуть менее убыточной (в этом городе н ежегодные убытки от содержания общественного транспорта достигли 2 миллиардов рублей). Решили это сделать за счёт сокращения кондукторов и перехода на бесконтактные валидаторы, изменение маршрутов в пользу большей рентабельности, ну и повышение стоимости проезда с ликвидацией бесплатной пересадки, куда без этого. Новая реформа не понравилась никому. Пассажиры лишились многих актуальных для них маршрутов, стали больше платить за проезд (особенно не повезло людям, добирающимся из пригорода и экономящих деньги за счёт пересадки, теперь они платят не один раз, а два), стали ездить в более опасных автобусах, так как теперь водители должны постоянно отвлекаться на продажу билетов за нал (валидаторы работают только с картами). Водители при сохранении прежней зарплаты получили новую обязанность и вынуждены конкурировать с бывшими кондукторами, сегодняшними переученными водителями, при том что количество автобусов увеличивать не собираются. Кондуктора частью ушли, часть вынуждены пробиваться в новую для них профессию водителей, а часть ушло в более нервную и конфликтную работу контроллеров.
Несмотря на собранные против реформы подписи, пикеты возле здания Минтранса и просто общую атмосферу недовольства, изменения вступили в силу. Активистам с восьмой попытки удалось получить разрешение на митинг, правда на него почти никто не пришёл, прошло полгода, многие просто смирились, к тому же у митинга как такового не было нормальной раскрутки.
Зато активно начали плодиться зайцы. Играя на слабости новой системы (контроллеры заходят не то чтобы часто) им удаётся заметно сэкономить на проезде. К тому же появилось достаточно много способов обходить оплату при проверке, а проверяющим не очень интересно останавливаться на «злостных» безбилетниках, за короткое время в одну остановку им нужно обойти всех пассажиров. Таким образом тихие, сугубо эгоистические действия, направленные на личную выгоду заставляют Минтранс шевелиться больше, чем коллективные действия направленные на мирное урегулирование. Как пример, кондуктора (их всё ещё называют по-старому) какое-то время просто стоят в дверях, чтобы сойти за обычных пассажиров и начинают спрашивать билеты только проехав остановку и подождав пока закроется дверь, а раньше они начинали действовать как только оказывались в автобусе. Другой пример, распространенной тактикой обхода проверок является своевременный уход и пересадка на автобус с таким же номером, тем более что кондуктора сами нередко отпускают зайцев. Сейчас это провернуть сложнее, кондуктора могут устроить каскадные проверки, переходя на новый автобус одного маршрута каждую остановку, наступая на пятки безбилетникам. Вот так противостояние зайцев и Минтранса превращается в классический поединок хищника и жертвы, всё по заветам эволюционной борьбы.
При этом следует заметить — бытовой протест может не восприниматься как осознанная борьба против определённого решения, как многие бегающие от повесток могут быть в целом за войну, так и многие зайцы в целом могут быть не против бескондукторной системы (они скорее будут за, потому что такая система даёт им способ заметно сэкономить). Другой важный момент — принципиальная эгоистичность. Хорошо бы укрыться самому, если заберут другого, значит не заберут меня, если пристанут к одному, значит у меня будет время выявить контроллера, не будет фактора неожиданности. Бытовой протест это протест зачастую аполитичный и атомизированный, это именно то, что в большей степени характерно для всего российского общества (хотя стоит признать, общество начинает политизироваться). Только у бытового протеста как политического действия есть и свои проблемы:
1) У бытового протеста нет какой-то позитивной программы, вся его программа сводится к тому, что мне что-то не нравится и я делаю всё максимально так, чтобы это обойти.
2) Как следствие первого — субъект бытового протеста самостоятельно не может изменить объект предварительно не политизировавшись, а значит за него это сделает кто-то другой и совершенно не факт то что «протестующему» это понравится. К чему это ведёт? По сути к повторению той же ситуации.
Тут то и возникает вопрос, в какие иные формы может перейти бытовой протест, если старая его форма положительного результата достичь не способна. Здесь нужно вернуться к причинам бытового протеста как подавляющей формы, а именно к высокому уровню атомизации и низкому уровню политизации. В зависимости от изменения этих показателей в обществе также будет меняться и форма протеста.
Если возрастёт политизация (а она сейчас скорее растёт) то бытовой протест будет восприниматься не только как форма приспосабливания к нынешней ситуации, но и как осознанный политический шаг. Возможно возрастёт число актов прямого действия не требующих координации сил группы людей, как и количество отказов от работы на систему (раздачи повесток, сбора денег на нужды армии).
Если возрастёт уровень доверия (а мне не кажется что он растёт) то мы получим большое количество мелких организаций построенных по принципу равенства членов и самоуправления. Допустим организации для временного укрывательства призывников, городские сети для выявления мест с раздачей повесток, да хотя бы активизацию домовых чатов, чтобы вовремя замечать раздающих повестки. Это хорошая почва для построения «прекрасной России будущего» с прямой демократией в регионах и горизонтальными связями, как минимум у нас появятся люди, у которых взаимопощь и эгалитаризм будут нормальными практиками, а не идеальными сущностями. Проблема в том, что без политизации такие небольшие организации дальше не пойдут, потому-что им важно достичь сугубо локальные цели, они, скорее всего, не увидят в себе сил изменить положение.
Наконец может пойти рост сразу обоих показателей, но тут надо понимать, насколько будет стремительным этот рост (насколько вообще возможна стремительность роста) и насколько обширные слои он будет охватывать. До недавнего времени мы видели политизацию условно скажем, людей неравнодушных, то есть людей с конкретной политической позицией, которые по тем или иным причинам эту позицию старались не выражать. Они сразу разделились на две части, те кто за и те кто против и варясь в военном дискурсе придали принадлежность этому дискурсу и другим своим соотечественником. Ведь как же так, такое событие, натуральная война рядом с нами, наконец-то Россия расцветёт покажет западу фигу и образует многополярный мир/ государство начало натуральную бойню, гибнут тысячи людей и с той и другой стороны (подчеркните нужное). Оказалось что людям без политической позиции такое зачастую по боку, что там и как им не особо интересно (хотя это конечно не касается людей связанных с войной непосредственно, допустим матери солдат волей неволей будут втянуты в наблюдение за ситуацией хотя бы на том фронте, где воюет её сын). Увеличение доверия в прослойке «политизированных» приведёт к созданию террористических обществ, когда возможна координация небольшого круга людей, но у них нету такой силы, чтобы повлиять на властьимущих иначе, чем запугиванием. Такой вариант развития событий тоже допустим, в потенциале он может дать лишь политизацию остального общества (сложно оставаться в стороне, когда у тебя прямо на глазах взрывается особа) и возможно смягчит некоторые решения (или проведёт некоторые условно символические действия), но на уровень доверия он никак не повлияет. С другой же стороны, из-за начавшейся мобилизации политизация общества уже пошла, так что такой путь эффекта не даст.
Если проблема не в политизации, то в чем? Принимая всего два фактора диктующие форму протеста и вычеркивая один, мы увидим оставшийся фактор — доверие в обществе. В атомизированном обществе с доверием к окружающим возникают сложности. Оно очень сложно и долго нарабатывается, а потому его стремительный рост возможным не представляется. Тем не менее, пока допустим что доверие растёт, а потом я изложу средства, как его можно поднять.
Итак, доверие у нас растёт. Растёт медленно, черепашьим ходом, но растёт. Одновременно с этим растёт политизация. С одной стороны, возможен вариант с новой «Землей и волей», а с другой стороны есть ощущение что мы что-то упускаем. Это действительно так, мы совсем забыли про уровень радикализации, взяв за аксиому его заоблачность. В действительности же среди политизированного общества уровень радикализации рос медленно, митинги и пикеты, а тем более посты в социальных сетях, очень медленно теряли популярность как главные средства борьбы с войной, до сих пор присутствют люди, которые хотят всё решить таким образом. Тем временем у другой части радикализация только начинается, но они уже увидели, что гражданскими способами решить всё невозможно, потому количество пикетов или людей на митингах после мобилизации не увеличилось. Таким образом куда ушла вся активность? В бытовой протест
Небольшой, но какой-то уровень доверия и стремительная политизация позволят нам провести толстовские методы в жизнь. Сейчас методы ненасильственного, массового и некоординированного протеста могут выйти на первый план и это будет именно развитие бытового протеста. Несогласный будет обходить уже не только призыв, но и допустим оплату налогов, будет создавать проблемы на работе, которые никак не наказуемы, но и эффективны (например полностью работать по правилам заведения, такая индивидуальная итальянская может как мало на что повлиять, так и кардинально затруднить работу предприятия в зависимости от выполняемой работы и разрывом между формальным и реальным на ней) и за счёт большого числа таких людей это может дать реальные плоды. Понятно, что такое «толстовство» будет лишь переходным этапом к более решительным действиям. Приобретая практики взаимодействия, нарабатывая опыт и получая первые весомые успехи, одновременно с этим убеждаясь в большей результативности коллективных действий. Да, сейчас мы перенесём удар и в правую и в левую щеку, зато потом мы накопим силы и ударим кувалдой.
В самом начале мы допустили рост доверия среди членов общества, что пока не соотносится с реальностью. А как же действительно дать ему рост? Нужны коллективные действия в которые может втянуться заинтересованный обыватель. В сетевом алкомаркете/небольшой кафешке ужасные условия работы? Приходят товарищи из сети солидарности и не дают предприятию нормально функционировать, пока требования рабочего не будут удовлетворены. Бабушкам не хватает пенсии для покупки крупы или сахара? Стройте потребительский кооператив, заказывайте по оптовым ценам для всех бабушек, которым нужны крупы и сахар. Какие-то черти замусорили парк? Соберите людей и устройте субботник. То есть, нужно втягивать обывателя в какие-то коллективные вещи, чтобы он не чувствовал своего одиночества перед титанами капитала и государства, чтобы он чувствовал поддержку со стороны таких же как он. Да, конечно, действия одного активиста в этом направлении способны уменьшить атомизацию в обществе не на много и только в рамках одного города, но созданные структуры можно перенаправить в политическое направление.
И на последок немного про гражданский долг. Истинный гражданин конечно не будет ездить зайцем в автобусах, он пойдёт в пикет, он соберёт миллионы подписей, добьётся разрешения и соберёт митинг. Гражданин никогда не нарушит закона, никогда не поступится интересами своей родины. Вот только если родине интересы гражданина по боку, если она не даёт ему высказаться, принимать решения, в своих интересах ли или общественных, то такой гражданский долг есть обычное раболепие в благородных формах.
Владислав Лебедбенков
