Почему в России нет атомизации
или
Что такое социальная молекуляризация?
Б.Ю. Кагарлицкий(признан иноагентом) выступил с очередной интересной статьей «Общество за заборами» в интернет-журнале «Рабкор»[1]. В ней он пишет об отношении значительной части российского обществ к СВО. А отношение это, как ни парадоксально… почти никакое. Иначе говоря, у «провластного большинства», которое на словах поддерживает действия политического руководства, на самом деле своего последовательного, продуманного мнения по поводу СВО не имеется. Они просто повторяют то, что говорят телевизионные пропагандисты, но это практически не затрагивает их умы и их сердца, они в это очень мало личностно вовлечены… Возможно, кое-кому из них и ближе воинственная риторика – это ведь все же «ядерный электорат власти»! — но не настолько, чтоб они готовы были ради этих лозунгов чем-то пожертвовать. «Потому и попытки переубеждать, находить контраргументы или сообщать факты, разрушающие какие-то убеждения, бесполезны» — пишет Кагарлицкий.
Об этом же недавно говорил социолог Григорий Юдин. Он с горькой иронией заметил, что российский глубинный народ – вовсе не милитаристские монстры, каковыми они кажутся людям Запада. Европейские обыватели видят по ТВ толпы россиян, размахивающих плакатами в поддержку Путина и его СВО и ужасаются… И совершенно зря. Представим себе – предлагает Юдин — что президент Путин 24 февраля сказал бы в своем обращении к нации нечто совершенно противоположное. К примеру, что он предлагает во исполнение Минских соглашений передать территории ДНР и ЛНР под юрисдикцию Украины с соблюдением прав живущих там российских граждан. Изумленные западные зрители увидели бы те же толпы, машущие флагами «Единой России» и в толпах – те же «радостные» лица и услышали бы те же слова поддержки.
Разумеется, были бы и противники этого – те «ура-патриоты», которые сегодня, захлебываясь от восторга, комментируют продвижение российской армии по востоку Украины. Возможно, они выходили бы на несанкционированные митинги протеста и их полиция бы задерживала и штрафовала бы — как сегодня она задерживает и штрафует либералов-пацифистов…. И было бы их процентов 10-20 – людей, которые имеют политические убеждения и готовы их высказывать и даже пострадать за них. А абсолютное большинство, увы, таковых не имеют (и не стоит их строго судить за это, ведь в этом не их вина!).
Конечно, известный социолог немного утрирует. Опять-таки вспомним, что эти граждане раз за разом голосуют за Путина, им вообще-то нравится агрессивно-националистическая риторика. Однако убежденными людьми их всё же не назовешь. В их головах смешение сотен различных и противоположных тезисов. Какое решение ни примет начальство, они, вовсе не чувствуя себя лицемерами, актуализируют нужный тезис из этой смеси — и поддержат… Главный и единственный фундаментально-незыблемый тезис — «Начальству виднее». Сейчас они кричат «уничтожим всех бандеровцев!», а в случае противоположного решения президента они бы скандировали: «Мы – народы-братья и нам нечего делить!». Возможно, второй лозунг они бы скандировали менее уверено, чем первый, но возражать начальству из-за этого точно бы ни стали.
При этом размахивая на митинге поддержки нужным, выданным флагом, они думают совсем о другом — о том, что их и вправду волнует, и что – самое главное! — зависит от них самих, а не от начальника, который все равно ни с кем считаться не будет… О карьере, о зарплате, о росте цен, об урожае на даче, о поступлении детей в вуз, о здоровье… Это их истинные мысли, это то, во что они глубоко эмоционально вовлечены[2]. А то, что происходит за тысячи километров, где рвутся снаряды и горят дома, их не волнует.
Строго говоря, их не особо волнует даже то, что происходит в их собственном подъезде и в соседней квартире. Газеты сообщают о множестве случаев, когда одинокие пенсионеры умирают в своих квартирах и их трупы лежат там месяцами и годами. Соседям не приходит в голову поинтересоваться «как там дядя Миша или тетя Галя» и почему их давно не видно. Кстати, на «бездуховном Западе» совсем иначе. Многоквартирные дома в Европе и в США управляется выборными советами, там есть культура «small talk» в лифте или на лестничной клетке, визитов вежливости к соседу. Все друг друга знают и уж, конечно, поднимут тревогу, если Джон несколько дней не выходил из квартиры.
Кагарлицкий назвал это «жизнь за высоким забором» и так оно и есть. Но интересно бы поговорить о причинах этого феномена…
***
Иногда это связывают с пресловутой атомизацией общества, но, на мой взгляд, это неверно. Атомизация как раз приводит к гражданской самоорганизации, как показал пример Запада Нового времени. С развитием капитализма там начался процесс разрушения разного рода общин – деревенских, крестьянских, городских, ремесленнических – зачастую целенаправленный (вспомним о изгнании крестьян с их земель или об утеснениях прав цеховых ремесленников!). Нарождающемся капитализму это было выгодно — человек, который может рассчитывать на помощь со стороны общинников или просто на помощь традиционной, большой, многопоколенной семьи не станет пролетарием. Только тот, кому помощи ждать неоткуда, отправится на рынок труда, чтоб продать единственное, что у него осталось – рабочую силу.
Но именно потому, что люди здесь превращаются в социальные атомы, что они не могут рассчитывать на помощь ни со стороны родственников, ни со стороны общины, ни, наконец со стороны государства, ужавшегося до «ночного сторожа», разъединенные люди вынуждены объединяться. Только это уже другое объединение, не похожее на общинное, происходящее совсем по иному принципу. В общине соседской, профессиональной и тем более родственной человек не ощущает себя индивидом, он – часть целого. Единство с другими – это факт его жизни, из которого он просто исходит. Новое единство, рожденное атомизацией — рациональное, построенное на расчете, осознании общих интересов. Пролетарий чтобы выжить и достичь достойного жизненного уровня, объединяется с другими пролетариями (и точно также буржуа для достижения своих классовых интересов, объединяются в формальные и неформальные организации и стремятся влиять на государство). Так возникает гражданское общество. Итак, возникновение гражданского общества – результат разрушения локальных общин, социальной атомизации, пролетаризации и пауперизации.
Там же, где сохраняются общины, даже в остаточном, полуразложившемся виде, гражданского общества быть не может. Более того, община – основа деспотического государства. Это показал еще Фридрих Энгельс в своей работе «О социализме в России», где создатель исторического материализма полемизировал с народником Петром Ткачевым. Энгельс писал: «…полная изоляция отдельных общин друг от друга, создающая по всей стране, правда, одинаковые, но никоим образом не общие интересы, составляет естественную основу для восточного деспотизма; от Индии до России, везде, где преобладала эта общественная форма, она всегда порождала его, всегда находила в нем свое дополнение. Не только русское государство вообще, но и даже его специфическая форма, царский деспотизм, вовсе не висит в воздухе, а является необходимым и логическим продуктом русских общественных условий…».
Мысль друга Карла Маркса проста: русские крестьянские общины, включающие в себя одну или несколько деревень, были самозамкнуты, крестьян не особо интересовало, что происходило за пределами их «мира», поэтому они не хотели, да и не могли объединиться с другими общинами, выступить как единая сила. В этом отличии общества, состоящего из общин, от гражданского общества, пронизанного горизонтальной самоорганизацией. Для регулирования отношений между ними нужно государство – да не демократическое, стоящее на опоре горизонтальных отношений внутри гражданского общества, а всеобъемлющее и всесильное – деспотическое. Правоту Энгельса, кстати, подтвердил опыт русских революций – ни в 1905, ни в 1917 русское крестьянство не смогло выступить как единая сила, оба раза роль боевого тарана выполняли городской пролетариат и радикальные партии.
Собственно, нечто схожее мы видим и сейчас. Высокие заборы, про которые пишет Борис Кагарлицкий, – это замкнутые миры российских домохозяйств, на множестве которых, как на опорах зиждется режим «силовиков-олигархов». Осознанию этого мешает тезис о том, что во время перехода к капитализму в России произошла социальная атомизация. Однако это не совсем так. Произошла, если хотите, социальная молекуляризация.
Российский постсоветский народ (преимущественно, речь, конечно – о провинции) распался на молекулы – домохозяйства, которые можно считать последней исторической формой существования российской общинности. Они не имеют прямого отношения к той дореволюционной общине, которую разрушила Советская власть и даже к своеобразным советским общинам – трудовым коллективам. Как ни парадоксально, нынешние общины были созданы уже в постсоветскую эпоху, ельцинским режимом, который боялся народного восстания или коммунистического реванша. Их экономической опорой стали ельцинская «приватизация» госжилья и дачных, приусадебных участков. Это не было никакой приватизацией, то есть продажей госсобствености частным лицам, это была бесплатная передача семьям их квартир и дачных участков – в обмен на лояльность новому режиму. Так были созданы условия для «распределенного хозяйства» или тех самых «новых общин».
Их описал социолог Юрий Плюснин в книге «Социальная структура провинциального общества». Такие домохозяйства включают в себя несколько семей, как правило родственных, но иногда и друзей (коллег, одноклассников, соседей, земляков). Тип хозяйствования, характерный для них, Плюснин называет (как уже говорилось) «распределенным». В нем есть одна или несколько городских квартир, загородный дом с земельным участком-огородом (дача) и машины с гаражом, который используется и как площадка для разного рода промыслов («гаражная экономика»). Такой жизнью — между квартирой и дачей живет большинство провинциальных бюджетников – врачей, учителей, работников госпредприятий, мелких служащих, клерков, предпринимателей, наконец, формальных безработных и пенсионеров. Источник доходов для них – пенсия, зарплата, прибыль от мелкого бизнеса, но кроме того – производство сельхозпродукции в собственном огороде, продажа излишков, прибыль от частного извоза, промыслы (починка машин, репетиторство, частная медицинская практика и т.д.). В принципе 90-е годы показали, что они могут выживать даже без выплат государства, но все же госвыплаты важная часть существования на «достойном уровне». Очень важно для такого домохозяйства иметь «своего чиновника», «своего полицейского» и т.п.
Это, действительно, замкнутые миры, они не имеют нужды ни с кем объединяться, пока есть пусть и небольшая поддержка со стороны государства. Их членов и вправду мало волнует то происходит «за забором». Поэтому, кстати, им так близка идеология изоляции России от всего остального мира – они переносят на внешнюю политику опыт своей хозяйственной жизни. Неудивительно что они составляют «ядерный» электорат Путина (и отчасти КПРФ, которая все больше переходит на позиции «партии Путина»). И неудивительно, что они так аполитичны. Для электората Путина свойственно убеждение, что их обязательство перед государством сводится к тому, чтоб сходить на избирательный участок проголосовать за «лидера нации», а всем остальным пусть лидер и занимается – он на то и гений всех времен и народов. А у них на огороде своих забот по горло.
***
Царский режим совершил огромную ошибку, объявив войну крестьянским общинам, которые до реформы Столыпина были опорой монархии, вопреки убеждениям народников и эсеров. С.Г. Кара-Мурза однажды сказал, то истинным отцом русской революции был Столыпин – и так оно и было. Ту же самую ошибку делает сейчас режим Путина. Пенсионная реформа, закон о самозанятых, принудительная вакцинация, СВО, приведшая к жесточайшим санкциям – все это удары по «распределенным домохозяйствам», которые были его опорой. Фактически они обречены на исчезновение в ближайшем будущем. Советские квартиры, «приватизированные» в 90-е, ветшают, то же касается и «дач», рынок автомобилей из-за санкций сокращается.
Представители старшего поколения еще как-то пожили, курсируя между городской квартирой и огородом, дополняя свои пенсии и выплаты продукцией натурального хозяйства. У молодежи и даже людей среднего возраста перспектива печальная. Денег на ипотеку нет и не предвидится. Рабочие места скоро станут сокращать. Цены расту. Недаром среди них гораздо меньше поддерживающих СВО и вообще политику президента, чем среди пенсионеров…
На смену социальной молекуляризации грядет пресловутая – теперь уже настоящая! – атомизация. А вместе с ней – и неизбежная гражданская самоорганизация.
Роман Куницын
[1]
https://rabkor.ru/columns/editorial-columns/2022/07/21/society_behind_the_fences/
[2]
Естественно, за исключением жителей Крыма, ДНР и ЛНР и приграничных российских территорий, страдающих от обстрелов…